Тут бы и закончиться разговору. Представлялось совершенно очевидным, что Лезерсы не имели никакого касательства к жизни этих двоих. И эти двое, в свою очередь, ничего не знают о Лезерсе. Но Барнаби не спешил удалиться. И не только из-за экстравагантных интерьеров. И не только потому, что ему нравилось общество Луизы Фейнлайт, хотя это тоже сыграло свою роль. Но главным образом оттого, что ему чудилась здесь, как выразились бы склонные к профессиональному жаргону работники социальной службы, «скрытая повестка дня». Возможно, эта самая «скрытая повестка» и не имела никакого отношения к расследованию. Скорее всего, не имела. Но мало ли… Барнаби обдумывал следующий ход. Хорошо бы нащупать хоть какую-то связь с нашим другом Чарли, хоть что-нибудь способное пролить свет на дело. — А миссис Лезерс тоже здесь работала? — Нет, — Луиза ответила даже раньше, чем он успел договорить. — Мы пользуемся услугами агентства в Эйлсбери. — Достойное агентство. — Барнаби отметил молниеносность ее ответа. От чего она хотела увести его? От разговора о Хетти Лезерс? Точно нет. От места службы почтенной матроны? Возможно. — Думаю, миссис Лезерс хватает работы в старом доме викария. И тут что-то вошло в комнату. Чье-то темное, дышащее присутствие сразу превратило все происходившее здесь до сих пор в химеры. Барнаби, удобно откинувшись на коричневую кожаную спинку дивана, чувствовал: что бы это ни было, вот оно! — Да ей просто удержу нет, этой женщине… — рассудил Трой, когда они, возвращаясь к машине, опять миновали деревенский герб с пшеничными снопами, крикетными битами и задиристым барсуком. — Если уж начнет языком молотить. — Да. Жаль только, что она не сказала ничего полезного для нашего расследования. — Этого мы пока не знаем, сэр. Лучше не торопиться с далекоидущими выводами. — Хотя Трой постарался убрать из голоса всякий намек на самодовольство, он спиной почувствовал острый взгляд шефа, кольнувший его между лопатками. Ничего, это того стоило. Последние десять лет он выслушивал подобные поучения по десять раз на дню, и впервые за всю историю мироздания ему удалось первым вставить его в разговор. Хо-хо-хо! Луиза поведала им о своей работе в банке. О проблемах покупки и продажи недвижимости в Лондоне. Изложила историю строительства стеклянного дворца. Описала, как первоначальное сопротивление косного каустонского департамента градостроительства сменилось снобистской гордостью, когда до местных чинуш дошло, что дом строит маститый архитектор, удостоенный многих наград. Рассказала про их с братом детство в Гонконге и слегка коснулась причины нынешнего совместного проживания. Не забыла про Барли Роско, его растущую славу и ожидаемый выход телеверсии. Писатели! Сержант Трой хмыкнул и зачислил новый подвид в свое чистилище. Он мимолетно восхитился терпением шефа, который сидел и слушал всю эту галиматью, и только потом понял, что Барнаби вовсе не приперт к стенке, а слушает, потому что хочет слушать. Когда же шеф решил, что с него хватит — где-то посреди саги о том, как Луиза добивалась от «Братьев Госхоук» «золотого рукопожатия», выходного пособия, соразмерного ее заслугам финансового аналитика, который отдал фирме двенадцать лет жизни, — когда он так решил, то попросту откланялся. — Ловко она заморочила нам головы, эта Фейнлайтиха, — подытожил Трой возле машины. — Да уж. — А зачем это все было, как думаете? Барнаби опустился на пассажирское сиденье, откинулся и прикрыл глаза. Хороший вопрос, только ответить на него пока нечего. Но Валентин Фейнлайт, как только сестра завела свою песню, вышел ответить на телефонный звонок, которого Барнаби не слышал. Старший инспектор подозревал, что звонка не слышал и сам Фейнлайт. А Луиза все говорила, и говорила, и говорила. Заговаривала зубы? Отвлекала? Нет, нарочно заваливала посторонней, пустопорожней информацией. Она его, можно сказать, заблокировала, да, именно заблокировала. Даже если бы он знал, о чем ее следует спрашивать, она заранее поставила блок всем его серьезным и значимым вопросам. На данном этапе это неважно. Если потребуется, он наверстает упущенное, поговорив с ней — или с ними обоими — еще раз. Но с какой целью она так настойчиво и так искусно отвлекала его внимание? Не затем же, в этом старший инспектор был уверен, чтобы избежать разговоров о Чарли Лезерсе. И для чего понадобилась вся эта ерунда про финансовую аналитику? Ему показалось, что вообще-то Луиза — человек сдержанный. А может, все это выбалтывалось, чтобы не дать ему заговорить о брате? Уж у братца-то хватило бы физических сил затянуть петлю, если бы понадобилось. Возможно, даже одной правой, вон какие у него мускулистые руки и плечи. Как бы то ни было, Барнаби чувствовал себя заинтригованным. Трой снял машину с ручника, включил первую и неуклюже выполз с парковки у «Красного льва». — Пожалуйста, постарайся не снести тот жилой вагончик. Трой обиженно поджал губы от такой несправедливости. Он прекрасный водитель, первоклассный. Все дело в том, что он с шефом. Когда его критикуют, он нервничает. То же самое, когда в машине Морин. А еще мама. И папа, если уж на то пошло. Получалось, что он водит хорошо, только когда ездит один. Рассказать кому — не поверят. Дом номер семнадцать по Арбёри-Кресент встретил старшего инспектора восхитительным запахом. Это значило, что готовит сегодня не его обожаемая Джойс. Так кто же? Может, господа Маркс и Спенсер? Или, если повезет… — Калли! — Привет, папа! — Дочь широко раскрыла ему объятия, потом отвернулась обратно к кастрюле. — А ты похудел. — Правда? — сказал он небрежно, но втайне очень обрадовался. На последней диспансеризации Джордж Буллард велел ему сбросить около тридцати фунтов. Дома есть меньше не составляло труда, но после домашней аскезы он склонен был добирать в столовой. — Сидел на капустном супе. — Фу! — Калли театрально содрогнулась. — Как тебе новое дело? — Так себе. Сегодня разговаривал со знаменитостью. — Это с кем же? — С Валентином Фейнлайтом. Он пишет… — Знаю. Я с ним знакома. — Правда? — Познакомились на вечеринке по случаю премьеры, года четыре назад. Он был с Бруно Магелланом. — С кем? — Это потрясающий театральный художник. Кажется, они довольно долго жили вместе. — Сейчас Фейнлайт живет с сестрой. — Да, Бруно умер от СПИДа. Очень печально. Барнаби вышел в прихожую принести вина. Он вернулся с бутылкой «монзингера диндарелло» урожая девяносто шестого года, открыл ее и налил себе немного. — Что насчет предложений сняться в рекламе? — Никаких. Все еще жду. Не решаюсь остричь волосы. Зато у Нико в субботу прослушивание в Национальном театре[14]. — Молодец Николас. — Они чокнулись бокалами. — А кстати, где он? — Поехал с мамой покупать «подар-р-рок». — Реплика рассыпалась насмешливой барабанной дробью. А иронические кавычки она просто выхватила из воздуха. Меньше чем через месяц у ее родителей серебряная свадьба. — Я думал, подарки должны быть сюрпризом. — Конечно. Этот и будет сюрприз тебе от мамы. А ты покупаешь подарок для нее… — Знаю, знаю. Кстати, спасибо тебе за помощь. Калли познакомила отца с другом студенческих времен, Доди Макинтошем, ныне успешным ювелиром, и Барнаби заказал ему ручное овальное зеркальце в серебряной оправе для жены. Оно выглядело прелестно. Переплетенные инициалы Джойс заключены внутри сердца, а уже его окаймляет узор из ее любимых ландышей. Каждый крошечный венчик изысканно прописан, стебелек убегает вниз, продолжая гирлянду, которая описывает витки вокруг ручки зеркала. — А мы с Николасом приготовили подарок вам обоим. — Ну и ну. — Идея пойти в тот же ресторанчик, — Калли понюхала, помешала, попробовала, — кажется мне просто блестящей. Это как бы замыкает круг. Несколько дней назад они говорили о помолвке. Николас находил этот обычай крайне старомодным. Калли язвила, что бедный жених должен почему-то тратиться на «худосочный крохотный бриллиантик», когда за те же деньги можно недели две плескаться в карибском прибое «со своей малышкой». Джойс все еще носила «худосочный бриллиантик» — все, что Барнаби мог тогда себе позволить на жалованье констебля. Он вручил ей дешевую кожаную коробочку с кольцом за обедом в маленьком французском бистро в Лондоне. Они ели boeuf bourguignon[15] и tarte framboise[16] и запивали их домашним красным вином. Оценив значимость события, хозяин разрешил им забрать с собой меню. Когда их финансовые дела поправились, Барнаби предложил заменить крошечный солитер на камень побольше, но Джойс и слышать об этом не хотела. Носила его с простым обручальным кольцом и украшенным дорожкой изумрудов «кольцом вечности», подаренным ей на рождение Калли, и настаивала, что этих украшений ей хватит по гроб жизни. Это Николас заметил, что то самое бистро, «Монплезир», до сих пор существует на Монмут-стрит. Тогда Калли сказала, что они просто обязаны пойти и отпраздновать там серебряную свадьбу. Барнаби сразу согласился, оценив изящество плана. И только Джойс колебалась. Она была не уверена, что стоит возвращаться на место, которое помнишь волшебным. — Что это тут такое? — Барнаби взял у Калли деревянную ложку и помешал содержимое кастрюли. — Баранина, молодой картофель, лук и репка. А горошек положу в последний момент. — Не могла бы ты наготовить побольше всякой еды и оставить ее в морозилке? — Нет. Как, по-твоему, будет себя чувствовать мама? — Я знаю, как себя буду чувствовать сам. Оба рассмеялись. Барнаби услышал, как подъехала машина, прошел в гостиную и выглянул в окно. На подъездной дорожке появился фургон из садового центра. За ним на небольшом расстоянии следовал «пунто» Джойс. Они с Николасом вышли из машины и о чем-то переговорили с водителем фургона. Потом двое грузчиков вынули из фургона огромную коробку и понесли в гараж. Понаблюдав в изумлении за этой сценой, Барнаби вернулся на кухню. — Ты видел? — Джойс вошла, поцеловала мужа и нашла себе бокал. — Разумеется, видел. — Барнаби налил ей вина. — Это же целый дом. — Он не имеет к тебе ни малейшего отношения, так что не волнуйся. Джойс пригубила вина, объявила, что оно чудесно, подошла к дочери и обняла ее за талию. — Это рецепт Элизабет Дэвид[17]? — Э-э, не совсем. «Navarin printanier»[18]. — Я так и думала. — Она попробовала соус. — Чудесно. Ты делаешь успехи, дорогая. — Спасибо, мама. Барнаби вернулся к своему наблюдательному пункту в гостиной. Нико поднял дверь, и огромную коробку поставили в гараж. Старший инспектор, уверенный, что там лежит его подарок, напряг мозги. Он по-настоящему нуждался только в одной вещи, но даже в наши сибаритские времена никто не стал бы изготавливать серебряную газонокосилку. ГЛАВА ШЕСТАЯ