– Парни, дверь вон ту оторвите, на нее положим Катерину и, как на носилках, доставим до медпункта. Вдруг у нее позвоночник поврежден? При такой травме в охапке не понесешь. А с этим скотом будем разбираться предметно, по каждому эпизоду. Если все пропажи людей – его рук дело, то нам надо выяснить, где находится каждый из пропавших. Может, они живые и содержатся в каком-нибудь потайном «зиндане»? А если и убиты, так хотя бы найти тела и похоронить по-человечески… Через минуту с небольшим в сторону хутора, освещая себе дорогу фонарями, чуть ли не бегом помчались шестеро самых крепких мужиков, которые несли Катерину. Следом, светя огоньками сигарет и самокруток, громко обсуждая сегодняшние события, потянулись и все остальные. Задержанный отморозок уныло брел со связанными за спиной руками, как приговоренный на плаху. Его с обеих сторон придерживали хуторские мужики, которые с мечтательностью в голосе прикидывали, как наиболее достойно воздать подонку за все его «подвиги». Среди наиболее мягких кар было названо четвертование, а также сожжение заживо на медленном огне… Хутор, несмотря на достаточно поздний час, не спал. Он и ликовал, и негодовал одновременно. Катерине к этому времени на квартире бывшего фельдшера (хуторской медпункт «оптимизировали» несколькими годами ранее, в смысле его полной ликвидации) была оказана первая помощь. Экс-фельдшер Анна Филаретовна обработала ножевые раны, каковых было насчитано около десятка, наложила стерильные повязки, ввела обезболивающее и антибиотики для профилактики болевого шока и раневой инфекции. С минуты на минуту должны были подъехать «Скорая» и наряд полиции. А пока в домике управы при большом стечении любопытствующих опера Гуров и Крячко вели строгий допрос задержанного. Сидящий перед ними довольно-таки крупный тип лет тридцати, с раскормленной «шайбой» и сальными, спутанными волосами, старательно увиливал, не желая признавать очевидного. Кривя «отрихтованную» пинками физиономию, он всячески отрицал свою причастность к совершенному преступлению. По его словам, он сам, случайно оказавшись на территории фермы, услышал зов о помощи и поспешил на выручку, а в темени коровника якобы увидел, как кто-то убегает прочь. По стонам он нашел жертву нападения и попытался ей помочь. Из-за этого на его руках и оказалась кровь потерпевшей. Его рука случайно наткнулась на нож, вонзенный в ее тело. Он его вытащил, поэтому на рукояти, бесспорно, окажутся отпечатки его пальцев… Люди, плотно набившиеся в домик управы, возмущенно шумели, не веря ни единому слову задержанного. Себя он назвал Казначеевым Леонидом, жителем Краснокуренного. Свое появление у Брутов объяснял тем, что ездил на своей «шестерке» рыбачить на Пятницкие пруды, но на обратном пути машина сломалась, и ему пришлось ее бросить прямо в поле. – Вместе со всеми документами? – саркастично поинтересовался Крячко. – Да! – замотал головой мордастый. – А чего их с собой таскать? Вдруг в темноте потеряю? – Номер телефона знакомых. Любых… – доставая свой сотовый, потребовал Гуров. – Ну? – Не помню… – облизывая разбитые и оттого распухшие губы, неохотно выдавил тот. – Адрес, где проживаешь! – последовал вопрос Стаса. – Да я не тутошний… – вновь начал выкручиваться задержанный. – Я из Москвы, из Люберец… А тут я в гостях у своего дядьки. По памяти, где его дом, помню, а номер и название улицы специально не запоминал. Среди собравшихся раздался язвительный смех. – Как ужака под вилами крутится, гнида! – выразил общее мнение дед с винтовкой, которого окружающие уважительно звали Егорычем. – Слышь, ты, болезный! Чего-то ты уж больно на Витьку Распекаева из Гусихинской похож. Не его родня? – Не знаю я никакого Митьку Распекаева, не знаю никакой Гусихинской! – желчно огрызнулся мордастый. – О! Ты глянь! – иронично рассмеялся Егорыч. – Я-то старого Распекая Витькой для отвода глаз назвал, а ты-то правильно назвал его по имени. Верно, Митька он. Это, выходит, ты Распекаев внучок, что годов семь назад за насильство над дитем малолетним посадили? Тебя ж в Гусихинской всю жизнь и кликали Внучком. Значит, из тюрьмы вышел и снова принялся за старое? Лицо задержанного внезапно исказила гримаса ненависти. Перекосив рот, он сипло заорал: – Да! Я – Распекаев. Да! Я из Гусихинской! А ты… А ты… Чтоб ты поскорее сдох, старый пенек! А-а-а! Ненавижу вас всех! Ненавижу!!! Но его вопли никого не удивили, не уязвили, не напугали. Люди с презрением смотрели на отморозка, обсуждая, сколько ему «отмотают» за всех им убитых. Как видно, это в какой-то миг дошло до сознания Внучка. Он резко смолк и некоторое время сидел с выпученными глазами. – Э! Вы че?!! Всех собак на меня повесить собираетесь? – беспокойно задергавшись, неожиданно возопил Распекаев, хлюпая разбитым носом, из которого продолжала сочиться красноватая «юшка». – Ладно! Насчет бабы – признаюсь. Ладно, было… И «оприходовал» ее, и пером покоцал… Признаюсь! А остальных мне шить – не хрена. Не-е-е-т! Я на это не подпишусь! Я с зоны-то откинулся только неделю назад, а в Гусихе всего третий день кантую. Чужих «жмуриков» на себя не возьму, и не надейтесь!.. Лев и Станислав молча переглянулись. В принципе, что-то подобное они и предполагали. Но… Все-таки было бы лучше, если бы запутанный криминальный брутовский ребус был разгадан уже на этом этапе расследования! Увы… В это время вдалеке послышался характерный сигнал «Скорой». Вскоре кто-то с улицы сообщил, что Катерину врачи осмотрели и признали, что у нее большая кровопотеря. А группа у нее первая – в известном смысле дефицитная. Поэтому хуторянам, у кого тоже первая группа, резус положительный, была передана просьба завтра подъехать в ЦРБ, чтобы помочь с пополнением резерва для переливания. Среди сидевшей под окном управы компании приколисто-егозистой молодежи послышался чей-то сокрушенный возглас: – Вот невезуха! У меня-то группа первая, резус плюс. Е-о-шкин кот! Придется ехать, отливать для Катюхи… – Так тебя же никто туда конвоировать не собирается! – с подначкой хохотнул какой-то дежурный остряк. – Не хочешь – не езди. – Ага! Попробуй! – с утрированным возмущением признался первый. – Совесть, зараза, загрызет. Ее, конечно, можно временно усыпить, приняв «на грудь» с пол-литра. Но тут опять «вилы»: если столько выпью, мать запилит. Так что лучше уж съездить… – Слышь, Володь! – послышался еще чей-то голос. – Давай завтра вместе мотонем в Краскур на моей «копейке». У меня тоже первая… На его предложение тут же отреагировал «дежурный остряк»: – Чуваки! Клевая фишка! У Санька группа крови – первая, машина – «копейка», живет в доме под номером первым… В общем, девки, по всем статьям – первый парень на деревне. Ах, держите меня семеро, ах, держите!.. После разнобойной ржачки по поводу этой шутки какая-то девушка многозначительным тоном предупредила: – Смотри-и, Юрец, у Санька после Ленкиного замужества с чувством юмора бывают сбои. Так что кое-кто тоже может стать первым парнем на деревне по первой группе инвалидности!.. Под окном снова раздалась громкая ржачка и приколы по поводу неких гламурных костылей для Юрца от Дольче Габбана. Пал Палыч, сидевший подле окна, тоже прыснул в кулак и, смущенно закашлявшись, поспешно прокомментировал: – Вот черти языкастые! Что-нибудь да отморочат! Но вообще-то молодежь у нас хорошая. Гарантия, что завтра поедут кровь сдавать! Эх, Катерина, Катерина! Как же ей не повезло… Что ж тебе, идиоту безголовому, на свете по-нормальному не живется-то?! – вновь сведя брови к переносице, с тяжелым укором взглянул он на Распекаева. – Ребенку жизнь искалечил, над женщиной надругался, искромсал ее ножом… Для чего тебе все это нужно? Так ведь и сдохнешь в тюрьме, как собака шелудивая! Низко свесив голову, задержанный не издал ни звука. Скорее всего, он уже и сам понял, что дела его плохи. С трудом двигая ушибленной нижней челюстью, он неожиданно попросил: – Мои сигареты можно взять? Курить хочу… – Твои – нельзя, – жестко отчеканил Крячко. – Они с анашой – это видно даже без очков. Завтра будет дано заключение экспертизы, и эти сигареты сильно осложнят твое положение. Светит тебе минимум лет пятнадцать строгача. Вскоре прибыла опергруппа из Краснокуренного (по-местному – Краскура), которая после выполнения всех положенных формальностей увезла с собой окончательно раскисшего Внучка. Загружаясь в отсек для задержанных, он вполголоса попросил своих конвойных определить его в СИЗО или «к фраерам», или в одиночку. – Что, не хочется нарваться на «чистку дымохода»? – хохотнул один из пэпээсников. – Нет, тут мы ничем помочь не можем. К себе на квартиру приятели вернулись лишь около полуночи. Встретившая их у калитки Раиса Григорьевна с ходу объявила, что ужин никто не отменял, а она его только что разогрела уже по второму разу. Понимая, что в данном случае спорить бесполезно, опера принялись за еду, не забыв дать оценку качеству готовки. Налив себе чаю, хозяйка дома сообщила, что «народ такими, как вы, спецами очень даже доволен». По ее словам, она уже давно не видела, чтобы все действовали так дружно, на подъеме и даже с воодушевлением. – До сей-то поры мы только и делали, что относили на кладбище своих убитых да искали пропавших без вести. И всякий раз впустую, – говорила Раиса Григорьевна. – А тут вы приехали, и с ходу дело пошло на лад. Катюха хоть и пострадала, конечно, хорошо, что живой-то нашли. Вот бы узнать, где сейчас остальные могут быть – Руслан, Иришка, Васька, Вадим? – Со временем узнаем… – задумчиво глядя в темное окно, пообещал Гуров. – Этот отморозок, конечно, к ним отношения никакого не имеет. Это факт. Скорее всего, он прослышал про здешние бедствия и решил «поразвлечься» в надежде на то, что его проделка будет списана на счет тех, кто тут бедокурил ранее. Да вот не вышло… – Вот что значит люди занимаются своим делом! Я и близко не смогла бы сообразить, что Катерину надо искать на ферме. Наши-то мужики на ее розыски идти уже собирались, но только в сторону Дона. Ну, раз уж последний случай с Ваней Куразиным именно там произошел, когда за ним погнались какие-то страшилища, то подумалось, что и с Катюхой что-то там могло случиться… А вот насчет фермы никто даже не помыслил. А зря, оказывается! – Ну-у… Мы уже столько лет работаем в угрозыске, что, наверное, пора бы такие вещи чувствовать и на расстоянии… – усмехнулся Гуров. – Кстати, Раиса Григорьевна, а Катерина Савкина что за человек? Хозяйка дома, немного подумав и подперев голову рукой, стала говорить, что потерпевшая в целом женщина не из худших, хотя было время, по молодости, «начудила изрядно». Например, все коренные жители помнят, как Катюха в пятнадцать лет родила двух девочек, но так и не призналась, от кого именно. Хутор подозревал, что отец ее детей – Ромка Шадрин, в ту пору работавший колхозным молоковозом, общеизвестный бабник и гуляка. Были даже свидетели того, как он тайком приезжал в роддом, чтобы навестить Катерину. А та, написав отказ от своих близняшек – что хуторяне крайне осуждали, – через два года вспомнила о них и успела забрать в последний момент, когда тех уже собирались удочерить какие-то иностранцы. Скандал был шумный, но Катька явила такой напор и неуступчивость в отстаивании своего права на детей, что те были вынуждены пойти на попятную. Сейчас девчонкам уже по восемнадцать. Обе учатся в Среднедонском университете. По слухам, обе очень серьезные и способные. Ромка вроде бы исподтишка от жены их опекает – уже не раз видели, как он кому-то в Среднедонск возил сумки с продуктами. Да и с Катериной, ходят слухи, время от времени продолжает встречаться поныне. – Вы ж, наверное, обратили внимание на такого видного собой мужика из тех, кто сегодня с вами ходил облавой? Он такой крепкий весь, сбитый, волос темный, кудрявый… У него еще ружье такое, похожее на автомат… – Наверное, карабин «сайга»? – уточнил Стас. – Ну, да, был с нами, был такой! Когда этого Распекаева взяли, Ромка его крепче всех лупил. Так пинал своими берцами, что, если бы не Лев Иванович, наверное, забил бы насмерть. – Вот, вот… Шадрин, когда Розку Котову нашли убитой, со своим ружьем всю округу обегал. Все надеялся найти тех, кто ее загубил… По словам хозяйки дома, погибшая девушка доводилась ему племянницей, поскольку они с Евдокией двоюродные брат и сестра. Роман во всеуслышание объявил, что, если поймает убийцу, расправится с ним без малейшего снисхождения. Будь тот даже трижды вурдалаком, пообещал заживо порезать на мелкие куски. Как вскоре заметили хуторяне, после таких обещаний у хутора сразу же убавилось сторонних машин. Если до этого случая подле Брутов частенько отирались чужие легковушки – то ли дачники приезжали на пикники, то ли мелкие коммерсанты шныряли по своим делам, то с какого-то момента стало вдруг гораздо тише. Всей этой шатии-братии заметно поубавилось. – Ты смотри-ка! – Лев замер с поднятой ложкой плова. – Информация весьма любопытная. Выводы напрашиваются, без преувеличения, очень даже далеко идущие… – А то ж! – согласился с ним Станислав. – Тут есть что обмозговать. Получается так, что заезжие «коробейники» имеют какие-то свои информационные каналы, которые доступны для тех, кто тут творит безобразия? Интересный случай! – Да вот, дай бог, чтобы с этими всеми темными историями поскорее удалось разобраться… Вам добавить? – спросила хозяйка дома, показав на пустеющие тарелки. – Нет! Нет! – дружно объявили ее квартиранты, поскольку и так было ясно, что легких снов им сегодня при переполненном желудке не видать. – Вы лучше скажите, где и во сколько завтра можно будет найти Шадрина Романа? О-о-о! Уже не завтра, а уже сегодня утром… – отодвигая тарелку и наливая чаю, поправился Гуров. Раиса Григорьевна пояснила, что Роман обычно с хутора уезжает рано. Он сейчас занимается частным грузовым и пассажирским извозом на своих «Газели» и «десятке», поэтому с клиентами отбывает не позже семи утра, а домой возвращается уже поздним вечером. Поэтому желательно пойти к нему пораньше. Особенно с учетом того, что живет он на другом конце хутора. Конечно, неплохо было бы еще с вечера с ним созвониться. Но теперь уже глубокая ночь, люди, скорее всего, давно уже спят. Приятели решили, что поднимать на ноги всю семью среди ночи вовсе «не комильфо», и отправились на покой, запланировав встать не позже первых петухов. Вскоре в доме наступила полная тишина. Опера, уснувшие достаточно поздно – ближе к часу ночи, надеялись, что смогут воспользоваться сном в самой полной мере. Увы, этой надежде не суждено было сбыться. Даже на этот куцый остаток времени попытался покуситься некто неизвестный. Около двух ночи отчего-то вдруг встревоженно залаял Ершик. В этот же самый момент под окном комнаты, где спали опера, раздалось непонятное царапанье, хрюканье, после чего что-то большое и темное поднялось откуда-то снизу. В окне замаячила приникшая к стеклу, светящаяся призрачным зеленоватым светом свиная морда с оскаленной пастью. Глаза этого, без преувеличения, исчадия ада горели мрачным красным огнем. Казалось, всякому, увидевшему подобное кошмарное видение, инфаркт, инсульт, а то и мгновенный кирдык был обеспечен. Но… Шах и мат подобным «ужахам»! Вопреки всякой логике вместо испуганных воплей в комнате неожиданно раздался громкий хохот. Опера проснулись оба, как по команде, едва только «свинопривидение» захрюкало в палисаднике. Шепотом обсудили ситуацию и договорились незаметно выйти из дома, чтобы сцапать на месте преступления кретинов, что надумали устроить им подобный «хэллоуин». Однако в тот самый момент, когда они, приготовив оружие, на цыпочках двинулись к двери, началось «страшильное представление» в окне их комнаты. Впрочем, в контексте того, что оно, скорее, было предназначено для недалеких слабонервных дамочек, а не бывалых мужиков не робкого десятка, выглядело происходящее настолько глупо и нелепо, что они не могли не рассмеяться. «Свинопривидение», озадаченно хрюкнув напоследок, чем вызвало еще более громкий смех, поспешило скрыться под окном. Лев и Станислав выбежали на улицу, однако в палисаднике было уже пусто. Несколько мгновений спустя на соседней улице, дав форсаж, куда-то вдаль умчалась неизвестная машина. – Проворные, твари! – с досадой констатировал Гуров. – В считаные секунды успели скрыться. – Не, ну ты глянь, что творит цивилизация! – возмущенно проговорил Крячко. – Уже, блин, и нечистую силу хрен заставишь на метле летать – лимузин ей подавай, едрена кочерыжка!.. Остаток ночи прошел без каких-либо осложнений, и опера хоть немного, но все же смогли отдохнуть. Ранним утром, осмотрев палисадник, они вновь обнаружили немалое число свиных следов. Правда, клумбы на сей раз никто не тронул, а вот под их окном и натоптано, и нарыто было в избытке. – Думаю, это «свинопривидение» здесь уже больше не появится, – изучая крупные отпечатки копыт, констатировал Гуров. – Безусловно, нас в покое не оставят и в дальнейшем. Но, надо думать, будут какие-то другие провокации. И вот ты, друг мой бесценный, в этом смысле, как ни верти, а являешь-таки собой общеизвестную «группу риска» в составе нашей с тобой команды. Возмущенно расширив глаза, Станислав некоторое время не мог даже подобрать нужных слов для достойной отповеди на подобную хулу. – Это… О чем это ты? – наконец нашелся он. – О чем, о чем… Думаешь, я вчера не заметил, какие взгляды ты кидал на жизнерадостную вдовушку Ульяну? Да и не только на нее. Понимаю – донские красавицы всякого очаруют. Вот только не стоит забывать, что мы тут находимся по особому поводу, который напрочь исключает любые возможности вытворять глупости. – Да будет тебе!.. – с едва ощутимой фальшивинкой в голосе протестующе замахал руками Стас. – Вечно у тебя какие-то нелепицы в мозгах, вечно тебе видятся заговоры и коварные интриги. А тем более ты уверен, что всякая и каждая тут же начала бы об этом трезвонить и каким-то образом меня шантажировать? – Стас! Это логика беспечного раздолбая. Понял? Ешкин кот! Мы пока даже не представляем, с кем имеем дело. – Лев взглядом указал на следы в палисаднике. – Но можно догадаться, что вовсе не с дураками. Мы не знаем, сколько их и каковы их возможности, каковы их конечные цели! В этом смысле мы вообще пока что на нуле. Думаешь, мы сейчас – две ищейки, идущие по следу? Ага! Фигушки! Мы – два крота, копающие наобум и пока не сумевшие найти главного ориентира. Вот в чем язва-то! Крячко, собиравшийся ему возразить, отчего-то сразу передумал и, отмахнувшись, промолчал.