Часть 17 из 24 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
6
– Знаешь, что? Мне эта школа ни капельки не нравится, – заявила вечером Кора Муммии.
– Ну, не отчаивайся. Сегодня только первый день. Может, завтра учительница научит вас читать и писать, – утешала её кукла.
Поэтому когда на следующий день учительница приказала: «Возьмите тетради и карандаши», – у Коры даже ладони вспотели от волнения.
– Тетради в клетку, – уточнила синьора Сфорца и подошла к доске.
Но та оказалась обращена к классу стороной, расчерченной в полоску, и учительница лёгким толчком перевернула её, открыв сделанные вчера Корой рисунки. Правда, они оказались вверх ногами, но даже в таком виде портрет учительницы с ослиными ушами трудно было не узнать.
Мария Пиа и Серенелла засмеялись.
– Вы обе, встаньте у моего стола лицом к стене! – приказала синьора Сфорца.
Серенелла расплакалась.
– Нытиков я в своём классе не потерплю! – гневно воскликнула учительница.
«Смеяться нельзя. Плакать тоже нельзя. Что же это за место такое?» – спросила себя Кора.
Но учительница ещё не закончила. Она вызвала служителя и велела ему переставить одну парту поближе к доске, лицом к классу.
– Это, – объявила, она, поставив сверху колпак с ушами, – Ослиная Парта. И раз у тебя, синьорина, хватило наглости на такие остроумные рисунки, ты просидишь здесь целую неделю.
Пока Кора пересаживалась и натягивала позорный колпак, в классе стояла гробовая тишина.
– А мы сегодня начнём с чёрточек, – тихо проговорила синьора Сфорца и провела на доске небольшую вертикальную линию. Девочкам предстояло заполнить такими чёрточками четыре страницы своих тетрадей.
Когда колокольчик возвестил о конце занятий, у них уже сводило пальцы.
– Тебе понравилось? – спросил у Коры дядя Титта, заехавший за ней на машине, чтобы отвезти на обед к бабушке Ренате.
– Нет. Я очень устала. И мне совсем не нравится эта школа.
– Ну, ничего, ещё понравится. Была бы ты умнее, подождала бы годик. Но ты ведь, если чего-то хочешь, добьёшься своего любой ценой, – заметил дядя.
7
За столом никто из взрослых тоже не пожелал слушать жалобы Коры.
– Вечно ты спешишь, – говорили они ей. – Никто не может научиться читать и писать за один день.
Но вечером Кора вдруг обнаружила, что Паолетта Гиганти уже записала в своей тетради пять гласных букв, а рядом сделала рисунки (скопировав их из «Книги для чтения»): А – акула, Е – енот, И – индюк, О – обезьяна, У – утка.
– У тебя больше похоже на Г – гусь, – суетилась Донателла.
– Скорее уж Ц – цыплёнок, – возмутился Гавино. – Придётся поискать другое слово на У – например, «ужас». Но его тебе непросто будет нарисовать.
При таком подходе, конечно, трудно было бы отличить С – собаку от В – волка.
Кора с Чечилией тут же принялись искать слова на У: Уборка, Укол, Ух-ух, ух-ух, чую человечий дух, Уют, Ух ты, Уганда... В общем, в конце концов они решили, что Утку нарисовать проще всего.
Ещё одноклассницы научили Паолетту новой игре под названием «Святая Катерина», а та, в свою очередь, объяснила её суть сёстрам и подружкам.
Она должна встать на колени в центре круга и изображать Святую Катерину, а остальные – петь такую песню:
Святая Катерина,
Ты дочка короля,
А-А, А-А
Ты дочка короля.
Она в этот время изображает богачку, этакую с ног до головы принцессу. А песня продолжается:
Отец твой был язычник,
А мама – вовсе нет.
Е-Е, Е-Е
А мама – вовсе нет.
– Ничего нового! – заметила Чечилия. – Знаем мы такое: отцы получают зарплату за то, что ходят на работу и треплют там языком, а мамы надрываются дома, как рабыни, и никто им за это не платит.
– Ну ты и невежда! – оборвала сестру Донателла. – Её отец не трепал языком, а был язычником, то есть поклонялся древним ложным богам, и за это попал в ад, хотя и был королём.
Решив этот животрепещущий вопрос, они продолжили игру. Паолетта благоговейно сложила руки, потому что...
Весь день она молилась:
«О, Отче мой, прости,
И-И, И-И,
О, Отче мой, прости».
Тут в круг вошла Лалла Бецци, которая, постаравшись сделать свой голос как можно ниже, поинтересовалась самым угрожающим тоном:
Скажи мне, Катерина,
Ты с кем тут говоришь?
И-И, И-И,
Ты с кем тут говоришь?
А Паолетта-Катерина ему и заявляет:
Молюсь я, милый отче,
За душу за твою,
У-У, У-У
За душу за твою.
– А раньше она разве не с отцом говорила? – смущённо спросил Бруно Гиганти, которого по молодости лет ещё брали играть с девочками.
– С Богом-Отцом, – тихо объяснила Донателла, а девочки, взявшись за руки, побежали по кругу, все быстрее и быстрее. Начиналось самое интересное:
Отец её был в ярости
Убил её мечом,
О-О, О-О,
Убил её мечом.
– Какой отец?
book-ads2