— И что нам остаётся делать? — Ждать! Всё, что от нас зависело, мы уже сделали, теперь всё остальное — не в нашей компетенции. Крбушик вздохнул. — Могли бы — в случае обнаружения этого склада — получить награды… — А случае необнаружения — быть уволенными за самоуправство. Так? Крбушик молча кивнул. Майор вздохнул. — Ладо, я тебя понимаю. Это… это чёрт знает, что такое! Если бы это твоё письмо из Кежмарока пришло месяц назад — я бы просто выбросил его в мусорное ведро. Но… Две недели назад — микроавтобус, битком набитый автоматами. Неделю назад — это фальшивый Бертил Ясенский, которого мы отправили в Нитру — очень хорошо, кстати, что вы с Дворжаком решили его задержать. И я тебе скажу по секрету, в Братиславе подумывают о введении в зоне… в зоне проживания сам знаешь кого — чрезвычайного положения. Хотя вряд ли они осмелятся отдать такой приказ — перед выборами-то — но это моё личное мнение… И, исходя из всего, что творится южнее Нитры — твой сообщение про склады с оружием, вызывает лично у меня определенное доверие. Но ты же должен понимать, что в тех же Шуранах я ничего не могу предпринять! Крбушик пожал плечами. — Хорошо, но вы же можете просто позвонить майору Винарчику — разве не так? Вы ведь с ним хорошо знакомы? Майор Божик почесал затылок. — Пожалуй, могу. В этом нет ничего такого… — Звоните! Майор хотел было разразится на это требования своего офицера гневной тирадой — но вместо этого просто махнул рукой, взял в руки телефонную трубку и, сверяясь с записями в своём блокноте — набрал номер. — Алло, Ярда? Как ты там жив, дружище? Это Зденек из Топольчан! Узнал? Ещё бы ты меня не узнал, если наша видеокамера до сих пор в вашем отделении обретается… Просил, между прочим, на один день, для следственного эксперимента, а не возвращаешь уже второй месяц! — затем минуты три майор Божик молча кивал головой, выслушивая ответ собеседника, а потом продолжил: — А теперь о делах серьезных. Ты такого Дьёрдя Тёкёли знаешь? — Знаешь. Очень хорошо. Ты можешь организовать донос на него — ну хоть бы о незаконном винокурении? — Знаю, что все гонят — ну и что? Главное — чтобы было письмо доброжелателя. — Зачем? Это другой вопрос. У нас есть подозрение, что оный Тёкёли хранит у себя огнестрельное оружие, и не просто оружие — а армейское, нарезное, автоматы в частности. — Сколько? Не знаю, но не менее десяти. — ЧТО!?!? — Майор растерянно замолчал, недоуменно посмотрел на Крбушика, а затем неуверенно проговорил в трубку: — Ты точно в этом уверен? Из Братиславы? — Ладно, хорошо, будь здоров… — и положил трубку. А затем, пожав плечами, добавил — уже Крбушику: — Вот такие вот дела, Ладо… — Какие? — Ему сегодня звонили из Братиславы, сказали, что, возможно, этот Тёкёли хранит у себя оружие, и велели наладить наблюдение — но НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не устраивать обыска! Ты что-нибудь понимаешь? — Крбушик не ответил, лишь отрицательно покачал головой. — Вот и я ничего не понимаю… * * * Странно… Прошло уже пять дней — а приказа сматывать удочки так и не поступило… Как тот конкурс в «Литературной газете» во времена оны — «Что бы это значило?»… Ладно, первый день после разговора с «просто Зораном» и отправки сенсационной информации в Москву он абсолютно законно посвятил отдыху — с самого раннего утра отправился в купальни Сечени (благо, работают они чуть ли не с шести часов), где не только наплавался до полного изнеможения в открытых бассейнах, но и вдумчиво на практике изучил все прелести бассейнов внутренних — отважно окунувшись даже в купель с ледяной водичкой — Бог знает, для каких целей спрятанной в отдельном закутке. Все же купальни — штука чертовски приятная, что ни говори! Затем отправился на поиски какой-нибудь аутентичной венгерской харчевни с гуляшом и турошчусой[26] — в результате чего пообедал в уютном ресторанчике на Андраши ут, после чего прокатился на ритуальный для всякого посещающего Будапешт Рыбачий бастион. Спустившись на Москва тер — купил венгерскую сим-карту, на метро вернулся на левый берег Дуная, побродил по Белварошу Пешта — впервые изнутри поглазев вместе с какой-то итальянской туристической группой на базилику святого Иштвана (доселе он видел её лишь снаружи); в общем, отдохнул душой, как говорится. Второй и третий день прошли примерно так же — плюс десятка полтора звонков жены (как-то не подумав о последствиях, он сообщил свой новоприобретенный будапештский номер любимой и единственной — теперь будет урок на будущее, если куплю словацкую симку, буду держать номер в строгой тайне от всех, даже от начальства — и уж тем более от жены…) и выполнение её поручений: магнитики, паста из паприки, токайское (блин, ну почему, почему все убеждены, что Венгрия — это сугубо и исключительно десертные токайи асу? Здесь масса других отменных вин — те же венгерские белые исключительно хороши, эзерйо, черсеги фюсереш или сюркебарат — не говоря уже о волшебном траминере из Дёндёштарьяна — дадут сто очков вперед разрекламированным шабли и пино-гри!). На четвертый день отдыхать решительно надоело; в конце концов, отпуск он себе выбивал не для того, чтобы напропалую сибаритствовать в венгерской столице — его добросовестно продолжают ждать сотрудницы музея Словацкого национального восстания в Банской-Быстрице, специально для него перелопатившие свои архивы в поисках документов по отряду надпоручика Дорчака — сгинувшего в конце октября сорок четвертого у Скалки… А он тут баклуши бьёт! Да к тому же — Одиссей не хотел сам себе в этом признаваться, но от себя же не спрячешься — нет-нет, да и вспомнится, что свой двенадцатилетний срок он так и не отсидел… И числится он в здешнем МВД по разряду бежавших из-под стражи — что тоже оптимизма как-то не прибавляет[27]… Вернувшись вечером пятого дня незапланированных будапештских каникул «из города» (хозяйка пансиона продолжала числить Шорокшар — сиречь, Пештэржебет — пригородом мадьярской столицы, и правильно, кстати, делала) он в очередной раз подключился к интернету. Ну, наконец-то! А то уже шальные мысли начали одолевать — что в первопрестольной от начавшейся жары у начальства уже мозги расплавились, и о нём попросту забыли… «Сворачивайся. Можешь приступать к своей книге»… Вот так всегда — ни «спасибо, сынок, за службу!», ни тем более пафосного «Вы будете представлены к награде»! — никакой сентиментальщины… Ну и то — что он такого сделал? Всего-навсего узнал о грядущей венгерско-словацкой войне, делов-то… Хотя странно — прошло уже шесть суток с момента его доклада, а здесь, в Будапеште, ничего не изменилось. А должно было бы… По радио должны были бы раздаваться бодрые марши, политики выступать — «Если завтра война, если завтра в поход»… Оппозиция должна была бы визгом визжать — «правые готовят войну!». А тут — молчок. Как будто никто никакую войну и начинать не собирается… Ни в газетах, ни по телевизору ни о чём похожем даже и близко не говорят — хотя, по идее, должны были бы бить во все колокола! Странный народ — мадьяры… Их страну какая-то мутная сволочь пинками загоняет в войну — а они беззаботно пишут о чем угодно — о дождях, о приезде какого-то ди-джея Хазарда, о ночных спа-вечеринках в купальнях Сечени, о предстоящем визите Далай-Ламы — ни слова не говоря о грядущей беде. Или для них война — это что-то типа такого большого турнира по пейнтболу? Или… Тут его внезапно пробрала холодная дрожь. А что, если командование просто НЕ СМОГЛО использовать его информацию? Если Москва просто не имеет рычагов влияния на здешние медиа-ресурсы? Если так — то хреново… Хм, по ходу, зря он в Словакию торопится. Пожалуй, не стоит спешить свинтить из гостеприимного Будапешта в Банска-Быстрицу. Побуду-ка я ещё денька три-четыре в венгерской столице — в конце концов, когда ещё доведётся вот так, без забот и тревог, погулять по его улицам… * * * — И что? Крапивин развёл руками. — И ничего, товарищ генерал. Яворник докладывает — в министерстве происходит что-то непонятное, его доклад о схронах с оружием отчего-то положили под сукно, никаких мер по изъятию оружия предпринято не было. Яворник пребывает в полной растерянности… Калюжный повернулся к Левченко. — Ну а ты что думаешь по этому поводу, Дмитрий Евгеньевич? Левченко тяжело вздохнул. — Нехорошие у меня предчувствия, Максим Владимирович. Очень нехорошие… Генерал кивнул. — Не обманывает тебя чутьё. Теперь, я надеюсь, ты понимаешь смысл июльской смены правительства в Словакии? Левченко покачал головой.: — Теперь — отлично понимаю. Расчищали пространство для манёвра? — Точно. Мне ещё тогда эта история показалась странной — партия Фицо получила большинство, но правительство ему формировать не дали. Странно — если не сказать больше, как в том фильме… Теперь всё понятно. Наши оппоненты решили подстраховаться перед грядущими событиями — убрав из руководства Словакии людей, которые будут действовать, и поставив людей, которые будут сопли жевать… Вот что это значит! Правительство социалистов и их союзников, которые в октябре смогли бы предпринять решительные шаги по обузданию мятежа, они легко и непринужденно свалили — чтобы дать возможность сформировать правительство правым либералам, которые, в случае чего, будут только блеять о ненасилии и соблюдении прав человека… Роберт Фицо[28], несмотря на то, что выиграл выборы — был вынужден подать президенту прошение об отставке. На должность премьера была выдвинута Ивета Радичова[29] — пожилая девушка от правых либералов, креатура Штатов… Вот так, Дмитрий свет Евгеньевич! Те, что играют за чёрных — судя по всему, предвидели возможные осложнения и походя нашу слабенькую интригу развалили! — Вот же ведьма из табакерки! И кто там у этой тётки в министрах? Калюжный махнул рукой. — Не береди душу… Внутренних дел — человек с весьма характерной фамилией Липшиц; сам понимаешь, что это такое… Мало того — два министра от венгерской партии «Мост-Хид»: сельского хозяйства, окружающей среды и регионального развития. Небезызвестный Дзуринда — иностранных дел. В общем, команда — как раз для того, чтобы противостоять готовящемуся мятежу… — Но, насколько мне известно, эта партия… «Мост-Хид» — она вроде как лоялистская? Генерал поморщился. — По сравнению с радикальными националистами из Венгерской коалиционной партии — пожалуй, лоялисты. Но этой переметной суме, Беле Бугару, верить нельзя. Вчера он предал своих товарищей из Коалиционной партии и состряпал этот «Мост-Хид», завтра с лёгкостью станет главой сепаратистов — единожды предавшему верить нельзя… Да к тому же ещё неизвестно, кому он на самом деле служит. Тут в разговор вмешался Крапивин. — Но руководство Венгрии… Неужели они не понимают, куда их страну толкают «доброжелатели» по ту сторону большого солёного озера? Генерал вздохнул. — Понимают. Ты думаешь, Орбану эта война нужна? Мировому капиталу она нужна! Для них втянуть Венгрию в конфликт со Словакией — гарантированный шанс вновь поставить мадьяров в свое стойло. Что сейчас в Будапеште творится, ты, надеюсь, в курсе? — Левченко молча кивнул. Калюжный продолжил: — На днях мадьяры громко хлопнули дверями на переговорах с МВФ — попросту выставили миссию фонда за дверь. Те требовали сокращения бюджетных расходов — Орбан в ответ ввел дополнительный налог на банки. Хуже того — пришедшие к власти в Будапеште правые решили взять контроль над венгерским Центробанком — что, по мнению финансовой олигархии, просто верх неприличия. Плюс к этому — Орбан и его однопартийцы — а у них, вместе с правыми радикалами, две трети мест в парламенте, конституционное большинство — решили изменить конституцию Венгрии, причем так изменить, что вся европейская толерантная мразь аж взвыла от ужаса! А ты говоришь — кому эта война нужна… Ладно, товарищи офицеры, давайте подведем итоги. Левченко, твоё мнение? Полковник встал, и, откашлявшись, сказал: — Наши попытки принудить словацкую полицию вскрыть схроны с оружием — натолкнулись на глухую стену. По-видимому, руководство словацкого МВД решило не обострять ситуацию в обстановке, когда правительство балансирует на грани отставки — не надо забывать, что в тамошнем парламенте большинство все же у социалистов. Также нельзя сбрасывать со счетов возможность прямого предательства — кто-то в верхушке словацкой полиции состоит на жалованье у тех, кто задумал и осуществляет подготовку к мятежу. Мой разговор с господином Эрдеи, опять же, оказался бесполезным — венгр, очевидно, ждал, что в Словакии разразится скандал по поводу обнаруженных складов с оружием, и не дождавшись его — решил, что странный русский, который напугал его грядущим мятежом — просто болтун. В общем, по обоим направлениям — провал… Генерал кивнул. — Провал. Согласен. Но, положа руку на сердце — а разве могло быть иначе? Те, что играют за чёрных — в Центральной Европе, как у себя дома. В отличие от нас… Крапивин, ты что думаешь? Тот лишь развёл руками. — Товарищ генерал, мы не в силах предотвратить грядущую катастрофу — что уж тут рассусоливать? Да и чем нам — в смысле, России — грозит эта заваруха? Ну, перебьют друг дружку словаки с венграми — печально, конечно, ничего не скажешь — но ведь нас это, по большому счету, не касается? Калюжный покачал головой. — А вот здесь ты, Крапивин, не прав. И я тебе объясню, почему. — Замолчал, достал из стола пустую пачку сигарет, подержал её в руках, вздохнул, положил обратно — и продолжил: — Ну, то, что и словаки, и венгры — наши бывшие союзники, а словаки впридачу ещё и родственники — напоминать тебе не буду. Пустое это — хотя и у тебя, и у меня, и у Левченко там остались друзья, товарищи по оружию, коллеги по работе, а у Ведрича так вообще — жена чешка. Но, повторюсь, это мы опустим. Рассмотрим эту проблему с другой точки зрения — с точки зрения будущего. Вот как ты думаешь, Крапивин, Евросоюз — это надолго? Крапивин хмыкнул. — Навсегда, я думаю… — Это ты зря так думаешь. В Чехословакии, во времена оны, был такой лозунг, если помнишь — «С Советским Союзом на вечные времена!» — остроумные чехи добавляли в этом случае — «Но ни секундой больше!». В семидесятые годы о том, что рухнет СЭВ или Варшавский договор ни у кого из моих сослуживцев и в мыслях не было! Социалистический лагерь казался монолитом! Не прошло и двадцати лет — как этот монолит рассыпался в прах… Евросоюз навсегда, ты полагаешь? А я вот считаю иначе. Полагаю, что очень скоро эта структура если не рухнет — то начнет крошиться, осыпаться, по его зданию пройдут мелкие трещинки; просто потому, что словак и португалец — только номинально оба европейцы, по сути, они между собой гораздо более различны, чем, скажем, венгр и белорус. Разные они, Крапивин, вот в чем дело… Плюс к этому — у больших стран старой Европы все явственнее проявляется экономический эгоизм, во имя прибылей своих компаний они разоряют промышленность своих южных соседей, да и сельское хозяйство тоже… Как итог — у новобранцев Евросоюза крепнет раздражение Брюсселем, потому как сегодня они находятся в куда большем экономическом ярме, чем это было при СЭВе. Мы, по крайней мере, их заводы не разрушали… — Вы полагаете, что Восточная Европа в будущем станет зоной наших интересов? — в словах Крапивина явственно послышалась ирония. — А сарказм здесь, Егор, неуместен. Жизнь — штука длинная, а с точки зрения экономики восточноевропейцам куда выгоднее входить в альянс с нами, чем с немцами и французами… И эта война — если она все же начнется — всерьез и надолго поссорит наших потенциальных будущих союзников. К тому же, если эту заваруху замыслили те, что играют за чёрных — то нам по определению требуется противостоять этим их замыслам! Сорвать осуществление их планов в Восточной Европе — не просто наше желание, а наш долг! Мы за это, кстати, и зарплату получаем — если кто-то забыл…