Еду по темным улицам, уже сильно опаздывая к родителям. Потому что после работы сделал круг и заехал к Мышке домой, напрасно надеясь на чудо. Но его не случилось и теперь я ещё более напряжен. Сигналю какому-то уроду, подрезающему меня на съезде во двор. Я сейчас в таком состоянии, что готов догнать его и набить морду. Возможно битой. Мама как всегда хлопочет на кухне и суетливо мечется между нами, предлагая не ждать её и начинать праздновать. Я натянуто улыбаюсь, пожимая отцу руку и поздравляя с днём рождения. Он как никогда весел и расслаблен и не замечает, как я неискренен. Во главе стола уже стоит бутылка Макаллана, початая. Понятно, подарок уже вручен, распакован и употреблен. Тем лучше. — Ну, давайте, давайте, дорогие, садитесь. Лен, скоро твой мальчик придет? — негодует мама. Ленка как всегда закатывает глаза. — Мам, не суетись. Человек с родителями знакомиться идёт, он нервничает. Ща напишу ему. Телефон, который сестра никогда не выпускает из виду, оживает в ее руках. Пальцы быстро порхают над экраном, выбивая дробь клавиш. — Ладно, — отец хлопает в ладоши, привлекая внимание. — Марин, давай садись уже. Иначе не начнём вообще. То один со временем не считается, — кидает он камень в мой огород, а я уж думал, небеса разверзлись и сегодня обойдемся без этого. — Теперь ещё один. Нафига нам два бестолковых мужика в одном семействе, Лен? Может, подумаешь ещё, знакомить ли нас? — Пап, прекращай. Валя классный. А Рус вообще ни разу не бестолковый, хорош уже меряться вашими мужскими штуками, а? Только Ленке отец сносит такую дерзость. Сказал бы такое я или кто иной — на кол. Незримый, моральный, болезненный. Но любимой дочке прощается все. — Кстати о бестолковых, — переключает внимание отец. — Видел твою школьную подружку сегодня, ее мать к нам в гастроэнтерологическое положили. Язва и подозрение на цирроз. Бедная девочка. Такая мать… А ты своих родителей не ценишь, отцу дерзишь. — Машку что ли? Ленка игнорирует последние слова, сказанные в ее адрес. А меня буквально подкидывает на стуле. — Смотри, кто разнервничался, — отец тычет в меня вилкой с наколотым салатом. — Помню, не ровно к ней дышал. Красивая, кстати, выросла, с этими своими огромными глазюками. — Что? — я в шоке от заявления отца. — Ой, да ладно, Русик, ты за Машкой истекающий слюной бегал, мы все знаем, — со скучающим видом говорит систер. — Она и со мной общаться из-за тебя перестала. Видимо, закапал весь ее королевский подол. — Да я… Заткнись, а? Сердце снова устраивает бешеные скачки, а ладони вспотели. Теперь понятно, куда она пропала, не до меня было. — Так, а что с ее матерью? Серьезно все? — А вот пошел бы в медицинский, знал бы, насколько язва и цирроз серьезны! — не унимается отец. — Да куда уж мне со своим недалеким умом по твоим стопам идти было! Ты забыл, отец, на детях же природа отдыхает, — не могу сдержать сарказма. Мама тяжело вздыхает, Ленка косится на меня с уважением. — Да уж, заметно, — сухо говорит глава семейства. — Я, пожалуй, пойду, такой не идеальный. Встаю с места, но мать пригвождает меня тяжёлым взглядом, а потом переводит его на отца. — Адам! Не надо снова ссориться из-за пустяков. Сегодня праздник. — А кто ссорится? Мы высказываем свое мнение, да, сын? — Просто наши мнения ни по одному вопросу не совпадают, мам, — потакают я отцу. — А я все же пойду. У меня дела появились срочные. Систер выходит меня проводить в коридор. — Зря ты так, с папой же по-другому надо, что-то мимо ушей пропустить, где-то подмаслить. — Не мое это, Лен. Пусть принимает как есть, он же родитель. — Так что, даже с Валей не останешься познакомиться? — В другой раз. Влезаю в ботинки и задаю вопрос, который меня давно волнует. — А что ты имела ввиду, когда говорила про королевский подол? Ленка морщится, словно эта тема ей неприятна. — Русик, ну ты же помнишь, какой Машка всегда была? Словно она выше всего этого… выше всех. Мы дружили, конечно, но эта ее манера меня просто бесила. И то, как все парни за ней бегали тоже. Даже ты! — Я думал, хорошо это скрывал, — пораженно хмыкаю я. — Я тебя умоляю, даже родители видели! — Я люблю ее. Ленка застывает с ошарашенным лицом. Не знаю, зачем это сейчас говорю. Просто мне необходимо сделать что-то, чтобы пути назад уже не было. Чтобы окончательно убедиться — я не сдамся. Сделаю все, чтобы мы были вместе. — Мы снова вместе. Добиваю я сестру. — Все расскажу тебе, когда приведу ее заново знакомиться с вами. Треплю систер по макушке и удаляюсь, не дав ей возможности закидать меня вопросами. Почти сразу удается проникнуть в соседний подъезд. Я смутно помню этаж и квартиру Мышки, но точно могу сказать, что на двери висел стремный деревянный номер квартиры. По нему и буду ориентироваться, надеясь, что за годы ничего не изменилось, и его не сняли. Мысль, что она может быть дома у матери меня даже не посещала. Я знаю, какие отношения у них, ещё в школе она не просто так сбегала к нам каждый вечер и не уходила до последнего. Я помню, как катились слезы по щекам мелкой, когда она впервые рассказывала мне о пристрастиях ее матери. И вот теперь цирроз. Вопреки мнению отца я не настолько тупой, чтоб не понимать, что это из-за алкоголя и что это серьезно, даже если только на начальной стадии. Бедная Машка опять взвалила на себя проблемы взрослой женщины. И вполне вероятно, что сейчас она здесь. На четвертом этаже вижу ту самую дверь и даже отсюда чувствую зловонный запах неблагополучного жилища. С гулко бьющимся сердцем нажимаю на дверной звонок. Спустя бесконечные тридцать секунд дверь открывается, и на пороге стоит она. Я люблю ее. Теперь сердце уверено в этом на тысячу процентов. Я делаю шаг и прижимаю мелкую к себе. Ее тихие рыдания отзываются щемящей болью в груди. Глава 43 Самое лучшее лекарство от тоски — крепкие объятия. Крепкие мужские объятия. Объятия любимого мужчины. Стою, должно быть, миллион лет в проходе, прижимаясь к родной груди и размазывая сопли-слезы по его рубашке. Он ничего не говорит, только гладит меня по спине и горячо дышит в волосы. Я не собиралась сегодня рыдать. Ничего такого глобального, ужасного или неожиданного не случилось. Все вполне закономерно и просто, но отчего-то я испытала огромное облегчение, увидев Руслана на пороге. Да, вот так, это слезы облегчения. — Почему у тебя телефон выключен? — наконец, говорит он. — Разрядился, а зарядку дома не смогла найти, кажется, оставила ее в гостинице. Так глупо. — Очень глупо, — тихо подтверждает он, но не осуждающе, мягко. — Я волновался. — Прости. Рус немного отстраняется и заключает мое заплаканное лицо в ладони. Его большие пальцы нежно стирают влагу с моих щек. — Извиниться должен я. Так по идиотски получилось вчера… а сегодня твоя мама. — Она в больнице сейчас. — Я знаю, отец сказал. Был на ужине у них сейчас и узнал. Так тебя и нашел. Ах да, сегодня с утра видела его в больнице. Но мы не разговаривали, не до этого было. Только обменялись приветствиями. — Помнишь квартиру? — не знаю, почему улыбаюсь. — Помню, как мы часами целовались, облокотившись на эту дверь, — смеется Рус. — Здесь такой срач, моя квартира отдыхает в сравнении с этой, — иронично подмечаю я. — Хотела убраться здесь, пока мама… — Помочь?