– А ты следи! Ну что, товарищ следователь? Идем? Ах, как на улице-то – солнце! И впрямь утренние синие тучки так в дождь и не собрались – растаяли, унеслись, неведомо куда. Появившиеся на лавочке, у подъезда, мужички раскладывали на старом столе домино, открывали пиво… Чуть поодаль пинали мячик ребята, хозяйки деловито развешивали на растянутых между деревьями веревках только что выстиранное белье. Выходной! Эх, красота-а… – Здорово, мужики! Где пиво брали? – проходя мимо, приветствовал соседей Алтуфьев. – Здорово, Володя! О, Мартушка, здравствуй! С дочкой приехала? Большая уже! Марту соседи тоже знали – Владимир Андреевич познакомил еще с год назад, проявил, так сказать, уважение и тем пресек на корню все возможные сплетни. Ну, или почти все… – На речку? – Угу. – Ингочка! На вот тебе ириску! – Спа-а-асибо! – А пиво вчера в ларьке выкинули. «Рижское»! Очередища, правда, была – целый бой! Кстати, будешь? – Спасибо, у нас вино. – Ма-ла-дец, Владимир Андреевич! В такой-то день – да как же без вина-то? – Да еще с такой-то красотулей! Развешивающие белье хозяйки вежливо поздоровались, но посмотрели на Марту с явным осуждением. Ишь, мол, вырядилась! С голыми-то ногами – срам! И это еще – Тянск! В Озерске бы вообще высказались нецензурно. Причем прямо в лицо. Расположились на берегу речки. Постелили на траву газетку, разложили нехитрую снедь, Алтуфьев открыл вино перочинным ножиком – там и штопор был. Отдыхавший невдалеке дед отложил газету. Подошел, вежливо приподняв соломенную летнюю шляпу, одернул чесучовый пиджак. Где-то этого деда Владимир Андреевич уже видел… – Ножичек не разрешите? – Да пожалуйста. Там штопор, если что… – Да у меня пиво. «Жигулевское». На вокзале с утра купил. А! Вот где он его видел! На вокзале. Этот дед еще про номера вагонов спрашивал. Следователь улыбнулся: – Ну что? Вагон свой нашли? – Нашел. Невестку встретил. Теперь вот отдыхаю. – Купаться! Купаться! – скидывая одежку, запрыгала-закричала Инга. Алтуфьев снял майку: – Сейча-ас! А ты, Марта Яновна, чего ждешь? – А я не буду. Купальник не взяла, а шорты мочить неохота. Лучше тут посижу, позагораю… – Ну, как знаешь… Инга, бежим! Наперегонки – р-раз, два-а… Подняв тучу брызг, оба дружно вбежали в речку. Впрочем, там народу хватало… – Спасибо. Супруг ваш? – Возвратившийся дед вернул нож. Марта широко улыбнулась: – О нет-нет, не супруг. Все куда интереснее – любовник! – Ого! А девочка? – …А девочка – моя. – Ах, как они… – прищурился дед. – Прямо как родные… Когда Алтуфьев с Ингой вернулись после купания, Марта Яновна пила из кружки пиво в обществе того самого старичка в соломенной шляпе. – Александр Иннокентьевич, – представила старичка Марта. – Местный краевед-любитель. Много чего интересного о вашем вокзале рассказал. – А я Владимир. – Алтуфьев разлил вино. – Ну, за знакомство. Так, говорите, краевед? Может быть, что-то об усадьбе графа Возгрина слышали? – Конечно, слыхал, – приосанился Александр Иннокентьевич. – Старый граф со многими знаменитостями дружбу водил. Артисты к нему погостить приезжали, художники, поэты… Говорят, даже сам Шаляпин был! – Ну да! Сам Шаляпин? – Именно! И еще художники… Серов, кажется, или нет – Коровин! Даже там что-то рисовал, дарил графу картины… – Коровин, – задумчиво повторил Алтуфьев. – Не знаю такого художника. Никогда не слышал. А ты? – Я тоже – не очень. – Поставив кружку, Марта повела загорелым плечом. – Это импрессионист, кажется… – А, всякие там загогулины. – Загогулины – это абстракция. Импрессионизм – это когда все так светится и дрожит красиво-красиво! Ну-у… «Февральская лазурь», Грабарь – видел? – Картины, – негромко протянул Владимир Андреевич. – А ведь очень может быть! Картины… Интересно, сколько этот Коровин сейчас стоит? Уже на следующий день, прощаясь, Алтуфьев все же попросил любимую кое-что проверить. – Ну, так, чтобы быстрее. Некто Резников Анатолий Иванович, из Тарту. Может, в Эстонии по каким делам проходил. Я запрос послал, но сама понимаешь… Пока то да се… А вот фото… К сожалению, только любительское. Мы увеличили, как смогли. – Ты этот… как это – жлоб, Владимир Андреевич! – рассмеялась Марта. – Уже и фотографию приготовил. Заранее, да? Женщина поднесла карточку к окну: – Смазливый. На артиста какого-то похож… Не помню фамилию. А фильм помню – какой-то детектив, болгарский или польский. Неплохой, да. Хотя я детективов не люблю, ты знаешь. Смотришь такое кино, как следователь. И видишь – так же не бывает совсем! Как это по-русски – береза? – Сама ты береза, Марта Яновна. Липа! – Вот-вот, липа – да… Ладно. Все сделаю. Ты такси вызвал? * * * Стук повторился. Настойчивый такой… Так, говорят, в НВКД стучали. Постучат, а потом вынесут с ноги дверь, ворвутся. Ну, попробуйте… Резников передернул затвор пистолета. – Анатолий Иванович! Вы дома? Голос за дверью показался знакомым. – Анатолий Иванович, это я, Говоров. А, ну конечно! А нервы-то, черт побери, никуда… Скорее бы все… Убрав пистолет в стол, Толик распахнул дверь: – Аркадий Ильич! Заходите. Чай будете?