За сараем Максим всегда приглядывал лично – перед самой армией даже покрыл крышу старыми железными листами. Нынче листы эти валялись в траве, у забора – третьего дня был сильный ветер, почти ураган, вот и сорвало. Теперь уж кто починит? Никто… Девчонка вздохнула – жаль, их с Максом дружба особого продолжения не имела. Да и была ли она вообще? Что общего между вальяжным красавцем-выпускником и сопливой восьмиклассницей? На Макса, между прочим, и взрослые девицы засматривались… Даже учительница-практикантка… которую убили потом… Ох, были дела… – Ну как? На крыльцо вышла наконец Катерина – в новых белых туфлях-лодочках, в синем крепдешиновом платье в мелкий белый горошек… м-м… не то чтобы очень уж коротком, но и не длинном – на пару ладоней выше коленок. – Ой, Катька! Ну, ты даешь… – Оглядев подругу с головы до ног, Женя восхищенно покачала головою. – Брижит Бардо – вылитая! Бабуси у колодца оценят… – Тьфу! – Катя махнула рукой. – Вот не можешь ты без ехидства! Ну, пошли. – Стой, – вдруг напряглась Колесникова. – То есть как это – пошли? Ты, значит, Брижит Бардо, а я – в трениках да в старой майке? Не-е… Точно домой зайду. А то как-то… – Да, как-то не очень выходит… – подумав, согласилась Мезенцева. – Ладно, к тебе так к тебе. Зайдем. Совсем недалеко жила Женька Колесникова, да и весь городок был не особенно-то велик. Промкомбинат, молокозавод, колхоз, леспромхоз, больница. Еще – на самой окраине – училище механизаторов, а напротив – две школы. Новая – кирпичная, просторная, светлая, и старая, деревянная – рядом, на холме. В старой до сих пор учились начальные классы – в новую все не помещались. Напротив новой школы также располагался и интернат – для тех, кто уж очень далеко жил, по таким жутким дырам, куда и автобусы-то не ходили. – Ну… зайдешь? – Женька остановилась у калитки. Подружка покрутила головой: – Не. Я тебя тут подожду, на лавочке. Только ты побыстрее. – Кто бы говорил-то? Женечка долго не задержалась – коли на прогулку, так уж ясно, чего надеть. То же, что и в клуб, особого-то выбора все равно не было. Не в школьной же форме идти? И не в трениках. Забежав в свою комнату, девушка распахнула шкаф и быстро переоделась… Белая узкая юбка длиною… нет-нет, не мини, пусть самую малость, но подлиннее. К юбке – светло-голубая нейлоновая блузка с короткими рукавами, сильно напоминавшая мужскую рубашку, – предмет зависти всех девчонок школы! Еще бы – настоящий нейлон! В тон блузке – гольфики, такие же светло-голубые… И – широкий белый ремень с большой золотистой пряжкой! Шик, блеск, красота! Юбку и гольфики покупали вместе с сестрой в Риге, блузку привез из плавания муж сестры, старпом. Заграничная! Еще и в меру плотная – не слишком просвечивает, не надо майку поддевать – жарко. С лифчиками для Женькиной груди были проблемы – такого размера просто не выпускали, приходилось ушивать большие – смотрелось это плохо, а носилось еще хуже. Так что лучше без ничего – вот так… Глянув в большое зеркало в дверце шкафа, Женька осталась довольна. Причесалась, подумала еще расстегнуть на три пуговки блузку… Расстегнула на две, чтобы поскромнее. Да, на две – пожалуй, вот так… Или все-таки на три? Ладно, там, по пути, видно будет… – Ух ты! – заценила подружку Катерина. – А очки-то что, забыла? – Ой… Так вот и пошли под ручку по центральной – Советской – улице в направлении автобусной станции, «на площадь», как говорили в городке. Там можно было срезать путь – пройти к Дому пионеров через стадион и клуб… ну и лесочком немного, так сказать, по козьей тропе. Появление модно одетых подружек, конечно же, не осталось незамеченным – проезжавший мимо лесовоз – солидный «ЗИЛ-157» с прицепом-роспуском – едва успел притормозить на повороте, молодой водитель засмотрелся на девушек… Отъехавший от автостанции междугородний автобус – серебристый, похожий на огромный дирижабль «ЗИЛ-127» – притормозил, посигналил… Усатый шофер в форменной фуражке и белой рубашке с галстуком, высунувшись в окошко, помахал девчонкам рукой. – На дорогу смотри! – Катя, усмехнувшись, помахала в ответ. – Катька, очки сними! – вдруг напряглась Женька. – Вон бабуси с остановки идут… – Здрасте, тетя Лена! Баба Матрена, здравствуйте! – И вам, и вам здравствовать… – Ой, какие девочки-то красавицы, ой… – …Курвищи, тьфу! И куда только родители смотрют? А еще, поди, комсомолки! Хорошо, очки снять успели… А то бы еще в шпионки записали – запросто. Последние слова подружки, конечно, не слышали… Впрочем, догадывались. Ну, ругаются бабули на молодежь – и что? Не сталинские времена нынче и не этот чертов… волюнтаризм! Ведь как все же здорово было пройтись по городу – молодым да красивым! Все встречные мужики шеи свернули! И пусть потом их могут разобрать на комсомольском собрании, «поставить на вид», зато сейчас – как славно, как радостно-то! Как прекрасно вот так идти, ловя на себе восхищенные взгляды, радовать весь мир… и себя! В школу, конечно, ходить в таком виде было нельзя, даже на вечера и прочие там «огоньки» да собрания. Хотя за внешним видом учащихся здесь, в провинции, следили не так строго, как в больших городах. Кто-то ходил в форме, а кто и нет – жили-то еще бедновато, далеко не каждый мог себе позволить школьную форму купить, особенно если семья многодетная, а такое сплошь да рядом. С распущенными волосами и даже с каре в школу тоже нельзя. Женька хвостик завязывала, Катерина – косы, а многие – еще по старым временам – жиденькие «бараньи» рога-косички. Мальчишкам легче было – в парикмахерской полубокс или, там, полечку, сделал и ходи себе. Да и форма у них куда удобнее – у кого была. У девчонок же – совсем другое дело. Как царские гимназистки ходили – платье полушерстяное коричневое, неудобное – жуть! Жарко, ноги все время чешутся, еще и каждый день воротнички-манжетики отпарывай, перестирывай да обратно пришивай – вот прямо больше делать нечего! В младших классах это все мамы делали, а класса с пятого уже сами… Еще и передник этот дурацкий – к чему? Что же касаемо губной помады… Ну, тут не каждая старшеклассница осмеливалась даже на танцы в клуб! Соседи, не дай бог, увидят, родителям донесут… Ну а в школе с такими модницами вообще разговор короткий – половой тяпкой по губам и шагом марш в уборную – «все это позорище» смывать! То же самое касалось и туши для ресниц. – Слышь, Жень… – Миновав площадь, Катерина хитро глянула на подружку. – Давно спросить хотела. У тебя с Алексом как? Ты это, извини, если что… Алекс – он же Алексей (Леха) Кошкин, известный озерский стиляга, учился двумя классами старше и по Женьке – все знали – вздыхал, постоянно снабжая ее самодельными пластиночками на рентгеновских снимках, «на костях». А может, и не вздыхал, может, ему просто нравилось с Колесниковой общаться: та тоже музыкой увлекалась, а «рыбак рыбака видит издалека». Именно через Алекса Женька познакомилась не только с многочисленными рок-н-роллами, но и с «Битлз», и теперь частенько напевала «Э тест оф хани» и «Айлл фоллоу зе сан» – вот уж привязались песенки! В свою очередь, именно Женя давала послушать Алексу джаз и «французов», и не только выпущенного в СССР Ива Монтана, но и то, что в Союзе не выходило: Генсбура, Франс Галь, Франсуазу Арди. Все это богатство в виде маленьких, с большой дыркой, пластиночек для музыкальных автоматов привозил ходивший в загранку муж старшей сестры, той самой, из Риги. Что же касается личных отношений… то, их, пожалуй, и не было. Да Алекс особо в воздыхатели и не напрашивался, скорее, ему было просто приятно с Женькой общаться, ну, с кем еще-то практически единственный в Озерске стиляга мог поговорить о Гленне Миллере или сравнить Билла Хейли с Элвисом Пресли. Теперь вот «Битлз» прибавились… Наверное, в Озерске о них только двое и знали – Женька и Алекс. В прошлом году они даже как-то вместе пришли в библиотеку, в читальный зал, где читали ругательную статью о «Битлз», напечатанную в журнале «Крокодил». Статья называлась «Жучки-ударники и жук-претендент», в ней «Битлз» почему-то сравнивались с сенатором Барри Голдуотером, и предсказывалось, что «жучки» не смогут долго продержаться на гребне успеха: «не тот калибр». На эту тему юные озерские меломаны даже заспорили: Алекс утверждал, что «Битлз» еще себя покажут, Женька считала, что «поживем – увидим». Тем не менее те битловские песенки, что она слышала, девчонке очень даже пришлись по душе. В прошлом году в «Литературной газете» вышла еще одна ругательная статья известного композитора Никиты Богословского «Из жизни «пчел» и навозных «жуков», после чего старшая школьная пионервожатая Тая попросила Женьку рассказать о «Битлз» в таком же критическом духе на классных часах в пятых или шестых классах. Попросила со всей серьезностью, «как комсомолец комсомольца», вернее, комсомолку… Колесникова тогда от этой почетной обязанности отказалась, заявив, что в творчестве «Битлз» не разбирается, а больше любит джаз… Ругать джаз уже было неактуально, и Тая отстала. Алекс, не окончив десятый класс, перевелся в областное культпросветучилище. Как его туда взяли – с коком на голове, в узеньких брючках, в ботинках на «манной каше», в модной курточке-«хулиганке»? Скорее всего, по большому блату – как-то, приехав под Новый год, Алекс проговорился про своего дядюшку-начальника… – Никакая у нас с Алексом не любовь, если ты об этом, – замедлив шаг, улыбнулась Женя. – Мы с ним просто друзья, как и раньше. Да что говорить? Он же у нас теперь ленинградец! – Это да-а. – Покивав, Катерина вытащила из сумочки зеркальце, посмотрелась… Женька фыркнула: – Да хороша, хороша! – Ах, Женечка… Сама знаешь, сколько девок вокруг Толика вьется! – Да уж, Анатолий Иванович – мужчина хоть куда! Анатолий Иванович Резников появился в Озерске недавно, то ли в конце зимы, то ли в самом начале марта. Просто приехал и устроился на работу в Дом пионеров – вести фотокружок и еще на полставки – ночным сторожем. Молодой двадцатишестилетний красавец-брюнет с загадочно-туманным взором сразу же привлек к себе внимание всей девичьей части Озерска. Еще бы – холостой мужчина, да еще с налетом некоей загадочности и тайны. Какой черт принес его в эти края? Всегда чисто выбритый, пахнущий дорогим одеколоном, Анатолий Иванович (для друзей и начальства просто Толик), даже приехав в провинцию, одевался изысканно и со вкусом. Кремовый заграничный пиджак, темные зауженные брюки, штиблеты с длинными носами и светлый супермодный свитер-водолазка! Да уж, это вам не доморощенный стиляга Алекс, пополнявший свой гардероб у знакомой портнихи. Здесь сразу же угадывался утонченно-шикарный фирменный стиль… И что такой человек потерял здесь, в Озерске? Откуда он приехал, зачем, почему? Над этими вопросами сломала голову не одна девчонка… коих новый кружковод отнюдь не чурался, но и головы не терял. В конце концов через отдел кадров и директора, а кое-что Толик и сам рассказал, выяснилось: Резников приехал из Тарту, что в Эстонии, собственно, не так уж и далеко, почти рядом. Просто сбежал от нелюбимой жены, с которой развелся, но, как оказалось, зря! Некая загадочная возлюбленная – не жена, другая – бросила Толика ради красивой жизни, выйдя замуж за капитана торгового судна (более осведомленные говорили – за первого секретаря местного райкома партии). Как бы то ни было, несчастный молодой человек вынужден был уволиться с работы и переехать… в Озерск, потому как его бабушка или мать были отсюда родом. – А вообще, я и рыбалку люблю, и природу фотографировать, – сразу же пояснил он директору. – А места здесь у вас – красивейшие. Да и, скорее всего, ненадолго я к вам – год-другой… Хотя, если вдруг встречу свою судьбу, кто его знает? Директор Озерского Дома пионеров и школьников Аркадий Ильич Говоров новому сотруднику очень обрадовался: должность надо было закрыть срочно, до конца первого квартала, иначе в гороно грозились срезать ставку. Так что нового кружковода Говорову послал сам господь бог… в лице начальника отела кадров местного горисполкома товарища Раскатова, а вот кто попросил его? Как понял Аркадий Ильич из телефонного разговора – какой-то старый знакомый, профессор из Тарту… Ну, профессор так профессор, да кто бы ни попросил – как раз все сошлось! Бежавший от жизненных неурядиц Анатолий Резников нашел на какое-то время приют для своей мятущейся души, а директор Дома пионеров закрыл горящую ставку новым сотрудником. – Ну что ж, Анатолий Иваныч, хоть на какой-то срок… благодарю за откровенность. Да в иное, честно говоря, и не поверил бы… У вас образование какое? – Четвертый курс Института культуры… Академический отпуск… – Ага… Очень хорошо – незаконченное высшее. Только вот, Анатолий Иваныч, с зарплатой у нас, сами понимаете… Ставка кружковода – семьдесят три рубля. Правда, есть еще возможность на полставки подработать ночным сторожем… – Отлично! – Новый кружковод выглядел вполне довольным. – Так и сделаем. Да, я еще публикую свои фотографии в журнале «Советское фото». Неплохо платят. – Да? Вот не знал… Так и появилось в Озерске новое лицо, на женский вкус – довольно-таки симпатичное. С подачи директора новый кружковод без особого труда получил комнату в двухэтажном деревянном доме в самом начале улицы Школьной. Комната, конечно, требовала ремонта, как и сам дом, но это уже не так важно, главное – свое жилье! Трудился Анатолий Иванович вполне добросовестно, группы набрал быстро и даже инициировал покупку новых фотоаппаратов для своего кружка. Лично ходил в исполком и выбил деньги, на которые и были приобретены четыре фотоаппарата марки «ФЭД-3» с объективами «Индустар», автоспуском и оптическим видоискателем с дальномером. Да уж, «ФЭД» – это вам не какой-нибудь там «Любитель» или «Школьник» – вещь серьезная! Миновав клуб, выстроенный на пригорке сразу за стадионом уже после войны пленными немцами, девчонки обогнули песчаный карьер, немного прошли лесом и, свернув на Школьную улицу, выбрались к Дому пионеров. Не по-деревенски длинное здание, обшитое досками, с высоким крыльцом и большими светлыми окнами, располагалось на самой окраине городка, невдалеке от автобусной остановки, разрисованной местной шпаной разными непотребностями, словно какая-нибудь доисторическая пещера! Костер жгли, вино пили, заодно углем рисовали да писали разные мерзости – неандертальцы, что уж поделать. Участковый Дорожкин их гонял, но так, время от времени – ему куда более важных дел хватало. А народ жаловался – мол, с такими-то пещерными остановками мы никогда коммунизм не построим. Так ведь и не обещал никто коммунизм в ближайшем обозримом будущем! Это раньше обещали, когда волюнтаризм был.