— Ну, не мне тебе рассказывать, насколько их предсказания темны. Порой их можно толковать в обе стороны одновременно. Так что, я считаю, будущее неведомо никому. — Ты хочешь сказать, что свобода воли заключается в отсутствии знаний о грядущем? Купец задумался, губы сжались, морщины пересекли широкий лоб. — Твои слова слишком заумны для меня! — рассмеялся он, наконец, — Хотя я уверен, что ты прав. Но к чему все эти вопросы? — О, не беспокойся, это личное. Слишком много совпадений в последнее время, простой случайностью их не назовешь. — И ты пытаешься объяснить все с помощью новых знаний, — Кохиос искоса глянул на монаха, — Так в чем суть учения Пифагора? — В числах! — В числах? Как это? — удивился Кохиос. — Ну, ты же знаешь счет? — Я купец, Хилон. Конечно, я умею считать. — Хорошо. Какое самое первое число? — Единица? — Правильно. А что оно означает? — Хм… Одно яблоко, одна бутыль вина… Значит других нет… Что ты еще хочешь от меня услышать? — Ты во всем прав, но пифагорейцы на этом не останавливаются. Мы считаем, что единица — не просто число, не мера количества, но и причина единения, по сути это сила, которая делает нечто единым, неразделимым. — Я не совсем понял, — покачал головой Кохиос, — Ну а, например, двойка? — Двойка — причина раздвоения, разделения, разлада. Это та сила, что делит мир пополам и дает, в конце концов, все то разнообразие, что ты видишь вокруг. — Не понимаю… а другие числа? Получается, у каждого есть свое значение? — Можно сказать и так. Подумай вот о чем: для тебя число — это просто сумма определенного количества единиц, я же считаю, что число, скорее, является некоей силой, которая суммирует данные единицы в целое и, соответственно, придает ему известные свойства. — Хилон, ты меня в конец запутал! — Кохиос помотал головой, собираясь с мыслями, — Пусть все так, как ты говоришь. Допустим. Но что это означает на практике? Чего такого невероятного дают тебе эти знания, чего не имею я? Хилон задумался, какое-то время приятели помолчали. Телега потихоньку продолжала путь к воротам, солнце поднялось выше, в стенах города не ощущалось ни единого дуновения. — Как ты думаешь, человек — это единица или двойка? — спросил монах, взглянув на собеседника. — Конечно единица. Мы же сами по себе. Ты один и я один. — А почему тогда у тебя две руки, две ноги, два глаза? Разве может сумма двоек дать единицу? — Хилон хитро прищурился. Теперь призадумался Кохиос, правда много времени ему не понадобилось. — Зато у меня один нос, один рот, один живот. Да и человека с двумя херами я пока что не встречал! Хилон засмеялся. — Вот за это я тебя уважаю. Даже философский диспут ты умудряешься свести к обсуждению членов! Купец улыбнулся, довольный произведенным эффектом. Как раз в этот момент настала, наконец, очередь Кохиоса проходить досмотр. Он степенно остановил телегу в положенном месте, дожидаясь, когда подойдет таможенник. Но вот чего купец совсем не ожидал — того, как повел себя Хилон. Монах вежливо подозвал капитана поста поближе, излучая своим видом честность и наивность. — Не стоит досматривать телеги досточтимого купца, — убедительно произнес Хилон, — В них нет ничего интересного, а мы сильно торопимся. Кохиос чуть не поперхнулся от подобного обращения, опытный взор купца отметил момент, когда полновесная монета чудесным образом перешла из руки монаха в ладонь таможенника, да там и скрылась. Геласий оказался в сложном положении. Он был честным служакой, возложенные на него обязанности выполнялись четко, точно и в установленный срок. Все сослуживцы об этом знали, начальство ценило верного сотрудника, повышение виднелось уже не за горами. Он никогда не брал взяток, не шел на сделки с совестью, да никто особо и не предлагал. Такие вопросы решались совсем в других местах и с другими людьми. Предложение монаха застало Геласия врасплох. Как раз сегодня с утра вышел приказ об ужесточении досмотра, искали варвара-беглеца, поэтому таможенник не мог смотреть на три груженые товаром телеги сквозь пальцы. В тоже время, Геласий знал Кохиоса — хороший, честный купец не стал бы связываться с преступниками. Возможно, он и провозил немного контрабандного товара, но что с того? Кто этим не занимается? Купец своевременно оплачивал все необходимые налоги и взносы, с которых, кстати, получал свою долю и Геласий, ну а большего требовать никто не вправе! К тому же, все произошло так быстро и неожиданно, что прежде чем Геласий смог остановиться и отказать монаху, рука таможенника уже сжимала принятую плату. Он незаметно глянул на монету — так и есть, полноценная мина! — на такие деньги можно жить, причем жить хорошо. Как-то не к месту вспомнилось, что скоро день рождения у молодой жены, Геласий обещал купить ей дорогое украшение. Пауза затягивалась, с каждой секундой Геласию становилось все труднее расстаться с монетой. Кохиос сидел на своем месте с невозмутимым видом, монах всем видом излучал жизнелюбие и честность. Таможенник взглянул дальше по улице — очередь перед воротами выстроилась знатная. «Не будет большой беды, если пропустить Кохиоса без досмотра, — решил Геласий, — Он честный малый, как и я. Мы оба лишь делаем свою работу.» — Проезжайте, — кивнул он купцу, а потом прикрикнул на сослуживцев, — Пропускай! Чего уставились! Скоро очередь до западной стены дотянется! Кохиос гикнул на лошадей, телега с натугой сдвинулась с места, постепенно набирая ход. Скоро позади остались таможенники, телега прошла через арку ворот, зевающие стражники проводили караван взглядом, купец попрощался с Коринфом, началась долгая дорога в Афины. Хилон сидел с довольным видом, краем глаза рассматривая купца. Когда тот повернулся и открыл рот, собираясь забросать приятеля вопросами, монах легко опередил собеседника. — А ты знаешь, что Пифагор был чемпионом олимпиады по панкратиону? — Что? — сбился Кохиос, — По кулачным боям? Ты сейчас точно говоришь о том самом Пифагоре? Ни с кем не путаешь? — Может и путаю, — ничуть не смутился Хилон, — Но вот что мне известно достоверно: когда враги окружили и подожгли дом Пифагора, он выскочил им навстречу с мечом в руках! Собственноручно прорубил путь к свободе для себя и своих домочадцев. — Так поступил бы любой мужчина на его месте, — кивнул Кохиос. — Я лишь хочу сказать, что мудрость и знания — не обязательно признак телесной слабости. Верно и обратное: здоровое сильное тело отнюдь не означают отсутствие ума. — Глядя на тебя, я уверяюсь в этом все больше! Кохиос поглядел вперед, на дорогу, Коринф постепенно скрылся вдали, Хилон слегка повернул голову. Две молниеносные тени отделились от телеги, шевельнулись придорожные кусты, скрыв беглецов. Монах улыбнулся своим мыслям. Купец собрался было приступить к расспросам, но его отвлекло появление всадников. Кохиос обернулся, наблюдая, как конный отряд идет бодрой рысью со стороны города. Поравнявшись с телегой, всадники подозрительно оглядели купца, ни единого слова не сорвалось с их уст, свежие кони легко обогнали медленный караван. — Темные доспехи, острые мечи, тоже мне, всадники смерти, — буркнул Кохиос под нос, — А знаешь, кто их предводитель? — Кто же? — Сам Эсхин Сикионский. — Эсхин… Что они тут забыли? — Спроси чего полегче. Может, ищут кого ограбить, — Кохиос хохотнул без особой радости в голосе. — Я ведь знавал Эсхина раньше, — задумчиво произнес Хилон, — И почему-то у меня есть чувство, что мы встретимся вновь. — Встретитесь — в смысле подеретесь? Хилон неопределенно пожал плечами. — Не советовал бы я тебе пересечься с ним на узкой дорожке, — купец глянул на монаха с грустью, — Я ведь знаю тебя. Несмотря на все пифагорейские речи, ты — воин, хороший, из лучших. Возможно, великий. Но этот Эсхин — особое дело. Таких, как он, больше нет. Сказывают, сам Арес учил его владеть мечом. Да и на кулаках… твоего Пифагора он разделал бы одной левой. Кохиос на минуту замолчал. — Пойми меня правильно, в бою с разбойниками я без колебаний доверил бы тебе спину, — продолжил он задумчиво, — Будь ты моим телохранителем, я был бы совершенно спокоен за жизнь. Но в поединке с Эсхином… Прости, Хилон, я бы поставил на него. Ты — лучший воин среди людей, но противостоять полубогам не в силах ни один смертный. — Кто знает, мой друг, кто знает… — голос монаха прозвучал ровно и спокойно. Крэг-хан пробирался по лесу, прокладывая путь для себя и Пандоры. Не то чтобы перед ними лежала непролазная чаща, нет, для пешего путешественника пройти через заросли не составляло особого труда. Но северянину нравилось идти чуть впереди своей спутницы, это создавало иллюзию, что главный в их кампании он. Крэг-хан раз за разом спрашивал себя, на кой ляд он поперся вместе с этой девкой? Казалось бы, все ясно — он спас ее, она спасла его. Всё, все в расчете, квиты, долги отданы. Попрощались и разбежались. У каждого свой путь, свои цели, свои враги, если угодно. Так почему же увязался, зачем напросился в провожатые? Может бессонная ночь, проведенная в самых темных и жалких кварталах Коринфа повредила рассудок? Но нет, удержало нечто другое, необычное, ранее не виданное, в чем он боялся признаться. Пандора пробуждала в суровом варваре то, чего никогда не ведал в себе, на что думал не способен. Это пугало, сердце билось чаще, по коже то и дело пробегали мурашки. Ощущал себя неловким огромным увальнем, да еще и костным на язык. «Ладно, отведу девчонку в безопасное место, — решил Крэг-хан, — Там и оставлю.» Где-то глубоко в душе он понимал, что безопасное место может быть далеко. А может его и вовсе нет во всем свете. Варвар оглянулся, девушка значительно отстала, стройная фигура почти затерялась среди деревьев. Крэг-хан уселся на упавший трухлявый ствол, потянулось время ожидания.