— Вот, пары к вашей запонке нет, — развела руками Жанна. — Может, Игорь Леонидович обронил? Когда ко мне приехал для разговора… Правда, не помню, чтобы он пользовался запонками, но вдруг. Я же не так часто с ним общаюсь, для меня его визит был неожиданностью… Я задумалась. Да, собиралась ведь наведаться к друзьям Огородникова, которые присутствовали на вечеринке, да все руки не доходили. Пока что я ничего не узнала, кроме того, что ни Садальский, ни Жанна Глухова картины не воровали. Уж не знаю, каким образом Игорь Леонидович мог умудриться вынести холст с «Богиней огня», однако если я пойму, какой был мотив у приятеля Огородникова, то смогу и докопаться до истины. — Что ж, думаю, мне пора, — сказала я, когда Жанна ставила шкатулку обратно в шкаф. — Пожалуйста, не делайте глупостей, хорошо? Прежде чем что-то совершить сгоряча, успокойтесь и поразмышляйте о последствиях. Не надо совершать поступки в состоянии нервного срыва, очень вас прошу! — Вы опять правы! — улыбнулась Жанна. — Удивительно, как мне повезло, что вы оказались рядом… Я ведь и не предполагала, что могу остаться инвалидом, в мыслях такого не было… Наверное, вы мой ангел-спаситель, по-другому не скажешь! — Я рада, если мое вмешательство послужило вам на пользу, — ответила я. — Забудьте этого вашего Огородникова и начните жизнь сначала, он вас не достоин! — Вы правы, бесконечно правы! — повторяла Жанна. Она прошла на кухню, вернулась, держа пустую бутылку вина. — Если вас не затруднит, не могли бы вы по пути это выбросить? — спросила она. — Я… я сейчас что-то так устала, чтобы спускаться вниз, а мусорные баки рядом с домом… Не хочу, чтобы это вино напоминало мне о случившемся, о моей глупости и безрассудстве. — Конечно, — кивнула я, осторожно беря бутылку за горлышко. — Алкоголь — не решение проблемы. Счастья и радости вино не принесет, а временное облегчение и забытье лишь иллюзия, которая развеется на следующее утро. Глава 4 Игорь Леонидович согласился поговорить со мной без лишних вопросов. Я заявила, что являюсь журналисткой и как раз работаю над статьей, посвященной жизни тарасовских художников. Игорь Леонидович лишь слегка удивился, что я хочу брать интервью у него, ведь он всего лишь любитель, а не профессиональный художник. — Но о вас как о талантливом живописце отзывался Вольдемар Огородников, председатель тарасовского Союза художников, — сказала я. — А так как Огородников — известный ныне живописец, я и решила побеседовать с вами. Читателям будет интересно узнать о людях, которые занимаются живописью для себя, не оканчивая специализированных учреждений. К тому же многие считают, что быть художником — дело трудное и неблагодарное, так как на хлеб этим не заработаешь, а значит, браться за краски не стоит. Цель моей статьи — доказать, что это не так. Живопись ведь полезна любому человеку, благодаря рисованию снимается стресс и уходит напряжение. Поэтому я опрашиваю людей, которые не являются художниками или дизайнерами по профессии, а занимаются рисованием на досуге, так сказать. Вы ведь адвокат, правильно я поняла? — Совершенно верно, — подтвердил Игорь Леонидович. — Что ж, я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы! Сегодня я абсолютно свободен, поэтому приезжайте в любое удобное для вас время! Я сообразила, что доеду до дома адвоката быстро, поэтому условилась встретиться с ним через полчаса. Игорь Леонидович продиктовал мне свой адрес, и я завела мотор. Адвокат и близкий друг Огородникова жил в обычном девятиэтажном доме на седьмом этаже. Я набрала номер квартиры, и спустя пару гудков мне ответил громкий детский голос. — Это кто? — поинтересовался ребенок. — Привет, позови кого-нибудь из взрослых, — попросила я юное создание. Однако мой невидимый собеседник не спешил выполнять мою просьбу. — А я сам взрослый! — гордо заявил он. — А вы кто? — Я к твоему папе, к Игорю Леонидовичу Трубнову. — Я решила, что имею дело с сыном адвоката. — Он дома? — Да, он за компьютером, — известило меня чадо. — Вам открывать, да? А то мне говорили, что незнакомым людям открывать нельзя, но это если я один дома, а так у меня и мама, и папа дома, только они заняты. — Мы с твоим папой некоторое время назад договорились о встрече, — пояснила я. — Поэтому можешь спокойно открыть мне дверь, никто тебя ругать не будет. Ты же не можешь взрослых позвать, если они заняты? — Ага, не могу, — согласился со мной ребенок. — Тогда они точно ругаться будут, если я отвлеку… — Вот-вот, — подтвердила я. Дитя, похоже, признало справедливость моих доводов и открыло дверь. Я поднялась на лифте на седьмой этаж и подошла к открытой двери в квартиру. Меня встречал довольно симпатичный мальчик лет пяти-шести, одетый в детский комбинезон и рубашку. На меня ребенок смотрел с интересом и одновременно с недоверием и подозрительностью. Однако не успела я поздороваться с юным обитателем квартиры, как услышала шаги из коридора и мужской голос: — Илюш, иди к себе в комнату, это ко мне! Стало быть, Игорь Леонидович Трубнов, подумала я про себя. И не ошиблась — вскоре показался и сам адвокат, как я могла догадаться, судя по его внешнему виду и манере держаться. На вид Игорю Леонидовичу было лет сорок — сорок пять и, несмотря на то что он был одет в обычные джинсы и рубашку, выглядел мужчина вполне официально и представительно. Может, все дело в осанке, может, в уверенных движениях и прямом, пристальном взгляде, однако трудно было представить себе более подходящее для него занятие, нежели адвокатская деятельность. Чем-то он напоминал собирательный образ адвокатов из популярных американских фильмов — и не подозревая о его профессии, на ум приходит, что этот человек призван заниматься работой, связанной с законами, Уголовным кодексом и защитой преступников. Мальчик оглянулся на отца и недовольно заявил: — Я же дверь открыл! Пап, а кто это? — Это по работе, — сухо ответил Игорь Леонидович. — Илюш, давай, бегом в комнату мультики досматривай. Мама сейчас суп приготовит и подойдет к тебе, хорошо? Мне надо поговорить с человеком, чтобы никто не мешал! — Так всегда! — со вздохом посетовал парнишка. — Вечно — «не мешай, не мешай»! А ты мне обещал в выходные в кино сходить и в парк! — Илюш, в парке сейчас противно и грязно, а в кино смотреть нечего, — технично оправдался Трубнов. — Обязательно с тобой сходим на что-нибудь интересное, как только в прокат выйдет. И в парк пойдем, как только погода улучшится. А теперь иди в комнату, я поговорю с тетей и подойду к тебе! Расскажешь мне, чем серия закончилась! Ребенок обиженно мотнул головой и нехотя отправился к себе, а Трубнов с улыбкой кивнул мне. — Вы уж извините, что заминка такая вышла. Мне с работы написали, вот пришлось срочно отвечать, поэтому не успел вам открыть. Проходите, не стесняйтесь! Я заверила Трубнова, что ничего страшного не произошло, с детьми я превосходно общаюсь и вообще особо никуда не тороплюсь, после чего прошла вслед за адвокатом в прихожую. Коридор выглядел уютным и опрятным — сразу видно, квартира не холостяцкая, здесь проживает семья с ребенком. Полы чистые, на симпатичном половичке выстроены в ряд домашние тапочки, куртки — каждая на своем месте, шапки и шарфы лежат на специальной полочке. Рядом с большим трюмо — расчески и щетки для одежды, ничего лишнего и случайного. Я аккуратно повесила куртку и сняла обувь, влезла в специальные тапки для гостей. — Давайте пройдем в мой кабинет, — предложил Трубнов. — Я бы вас чаем угостил, но на кухне пока орудует жена. А когда она занята приготовлением обеда, лучше ей не мешать — злится и ругается, что из-за присутствия других людей на кухне ей мало места и все подгорает. — Конечно-конечно, — закивала я. — В кабинете разговаривать даже лучше, удобнее. По крайней мере, легче записывать. — Вот и отлично! — с улыбкой заметил Игорь Леонидович и провел меня к двери в комнату. Мы вошли в рабочий кабинет адвоката. Помещение оказалось маленьким и чистым — ничего лишнего, ни намека на беспорядок. Обстановку кабинета составлял рабочий стол, на котором стоял современный компьютер, стул для работы и удобное мягкое кресло. Войдя, я сразу почувствовала весьма странный, но приятный запах — вроде как табака, но в то же время не привычный запах сигарет. Я удивилась: что бы это могло быть? Не освежитель воздуха, но и не сигары или сигарилы. Однако внимательно осмотревшись, я поняла, что это за аромат. Рядом с креслом стояла маленькая тумбочка с пепельницей и курительной трубкой, возле которой находилась коробка с дорогим табаком. Ах вот оно что! Игорь Леонидович предпочитает не современные сигареты, а трубочный табак. Ну ни дать ни взять Шерлок Холмс, да и только! Должно быть, обдумывает дела своих клиентов, удобно устроившись в кресле и попыхивая трубкой, а дым выпускает колечками. Интересно, как жена относится к тому, что в кабинете у Игоря Леонидовича так накурено? Вряд ли он проветривает комнату, учитывая, что окно прочно закрыто. Супруга наверняка ругается, но поделать с вредной привычкой мужа ничего не может. И на кухне запрещает ему дымить, чтобы не травить ребенка. Скорее всего, Трубнов не впускает сына в свой кабинет, запирается. — Простите, не спросил, — спохватился Игорь Леонидович. — У вас аллергии на табачный дым нет? Просто я курю иногда у себя в кабинете, поэтому тут запах такой. Я уже его не замечаю, но у постороннего человека с непривычки может закружиться голова. — Нет-нет, не беспокойтесь! — заверила я адвоката. — Сама являюсь курильщиком со стажем, поэтому ничего страшного. — Тогда хорошо, — кивнул адвокат. — Если хотите, садитесь в кресло, оно удобнее, чем стул. Я опустилась на мягкое сиденье, бросила взгляд на трубку Игоря Леонидовича. Весьма изящная, с изогнутым мундштуком и деревянной чашей красно-коричневого цвета. Наверняка из вишни или вереска. Я не особо хорошо разбираюсь в курительных трубках, но знаю, что вересковые трубки требует очень тщательного ухода и правильного раскуривания. Посмотрим, что эта вещица может сказать о ее обладателе… Я взяла в руки трубку и проговорила: — Надо же, какая красота! А из чего она? — Вереск, — подтвердил мои предположения Трубнов. — Я курю ее давно, года три уже. Стало быть, вересковая трубка. Значит, Игорь Леонидович — человек очень аккуратный и бережливый. Трубка очень хрупкая и капризная, а так как Трубнов курит ее давно и она не имеет горьковатого запаха, значит, ухаживает он за трубкой очень тщательно, чистит ее регулярно. И наверняка, прежде чем раскуривать, тщательно изучил всю информацию касательно вересковых трубок. Значит, он весьма хороший адвокат — иногда отношение к мелочам очень точно характеризует человека. Если Трубнов так заботится о целости и сохранности своей трубки, то наверняка внимательно относится к делам своих клиентов. Мундштук гладкий, без намека на царапинки, чистый и не перепачканный. Делаем вывод — Трубнов курит трубку не для того, чтобы расслабиться, а, напротив, чтобы сосредоточиться. Если бы он брал ее с собой на увеселительные мероприятия вроде вечеринок, наверняка на мундштуке имелись бы трещинки и царапинки — если человек выпьет спиртного, он уже не будет столь аккуратен в обращении с трубкой. И во время занятий живописью Трубнов не курит — иначе на трубке были бы хотя бы микроскопические следы краски. Итого, можно сделать вывод: адвокат — человек здравомыслящий, возможно, педантичный, не склонный к импульсивным поступкам. А учитывая тот факт, что сигаретам он предпочитает более древнее изобретение, можно посчитать, что и запонками он пользуется. И если это он украл картину, то сделал это расчетливо, тщательно подготовившись к преступлению. Завершив свое небольшое исследование, я положила трубку на место. Порой пользуюсь методом Шерлока Холмса, устанавливая по вещи характер ее владельца. Может, получается и не столь виртуозно, как у великого сыщика, однако зачастую мои предположения оправдываются. Не хочу казаться заумной выскочкой, поэтому о своих умозаключениях никому не рассказываю — предпочитаю сама потом находить доказательства своих догадок и гордиться собственной логикой и сообразительностью. — Мне о вас рассказывал Вольдемар Огородников, — начала я нашу беседу. — Он отзывался о вас как о своем талантливом ученике, поэтому я и решила взять у вас небольшое интервью. Скажите, как давно вы знакомы с нынешним председателем Союза художников? — Да лет пять где-то, если не больше, — пожал плечами Трубнов. — Мы с ним крепко сдружились, познакомились на одной выставке современных картин. Я тогда просто интересовался живописью как искусством, изучал, так сказать, теорию. Ну, про жизнь художников, их биографии любил почитать. Собственно, и художественные книги тоже, несмотря на то что я предпочитаю научную литературу. Но есть произведения, заслуживающие внимания: та же самая «Жажда жизни» Ирвина Стоуна, «Луна и грош» Сомерсета Моэма… Конечно, нельзя ожидать от художественной литературы точного следования фактам, зато жизнь этих людей она описывает превосходно. — И вы, как я понимаю, разговорились с Огородниковым, — продолжила я. Игорь Леонидович кивнул. — Да, мы обсуждали одну картину, увы, не помню ее названия. Работа нашего современника, Петра Степановича Лепницкого. Весьма спорное произведение с нарушением всех законов живописи и композиции, в общем, яркий протест по поводу всего, чему учат во всех художественных заведениях. Мне картина не понравилась, но я долго стоял возле нее, пытаясь понять замысел автора. Зачем он вообще пренебрег всеми правилами, для чего было класть на холст совершенно несочетаемые цвета? А Огородников тоже заинтересовался работой Лепницкого. Он встал позади меня и стал вслух рассуждать о том, почему эти цвета расположены именно в такой последовательности. Я поинтересовался у него, что он думает об этой картине. Вольдемар показался мне странным человеком — у него весьма необычная наружность, и я сделал вывод, что вполне вероятно, передо мной художник. Не ошибся — Огородников живо рассказал мне о современной теории искусства, о новых направлениях в живописи, пояснил, откуда что возникло и на чем базируется. Мне показалось, что Вольдемар — человек интересный, и я продолжил с ним беседу. Наверно, часа два мы ходили по выставке и рассуждали о картинах. Огородников рассказал, что он и сам художник, пригласил к себе в мастерскую посмотреть картины. Я обмолвился, что живописью интересуюсь, но никогда ни в какое художественное заведение, даже в школу, не ходил и изучаю это искусство только теоретически. Вольдемар заявил, что живописи может научиться каждый — достаточно только знать основы рисунка и композиции, а дальше — следовать собственным чувствам и ощущениям. Он даже предложил мне показать технику рисования акварелью и углем, и я согласился. На тот момент неотложных дел у меня не было, поэтому образовалось немного свободного времени. Я подумал — почему бы и нет, никогда не поздно заняться чем-то новым. Так сказать, для собственного развития. В итоге я стал изредка брать уроки у Огородникова по акварели, и могу сказать, что он замечательный график и акварелист. В технике акварели Вольдемар не экспериментирует, как при работе с масляными красками, потому что рассматривает акварель как подготовительный этап к масляной живописи, а не как самостоятельную технику. Но признаюсь честно, мне его графика импонирует куда больше, нежели живописные работы. — Вольдемара Огородникова считают сейчас гением современного искусства, — заметила я. Игорь Леонидович кивнул. — Возможно, я и сам преклоняюсь перед талантом этого человека. Вольдемар Огородников — художник необычный во всех смыслах этого слова. И при этом неординарная личность. Порой с ним бывает трудно общаться, особенно когда у него зреет задумка очередной картины. Знаете, один раз случай был презабавный. Приглашает меня Огородников на урок, так сказать, натюрморт с фруктами акварелью писать. Я к маслу так и не подступал, все акварелью занимался. Ну, прихожу с красками — как он и говорил, приобрел себе дорогую, профессиональную акварель для художников, листы бумаги специальные… Звоню в дверь, никто не открывает. Раз позвонил, другой, третий… Ну, думаю, вышел в магазин за хлебом, так сказать. Решил позвонить на мобильник, потом внезапно дверь мне открыли без всяких вопросов. Вхожу в квартиру — Вольдемар, вид у него полубезумный, в руках измазанная палитра, кисть, с которой на пол крупные капли краски падают, глаза как у пьяного или сумасшедшего. Мне показалось, что вначале он даже меня не узнал. Потом говорит, вроде, здравствуй, а ты что тут делаешь? Напоминаю ему, на урок пришел. А он едва ли не вытолкнул меня из квартиры — приходи потом, занят, пишу картину, иначе отвлечешь, забуду все. Вот вам и урок рисования… Я сперва даже обиделся немного, потом подумал: ладно, что с него взять, с такого творческого товарища… Впредь всегда уточнял, не занят ли он, может ли уделить мне время. Чтобы так впросак не попасть. — Да, тяжело общаться с творческими людьми! — кивнула я. — Но, несмотря на это, вы дружите с Огородниковым, ведь так? — Я стараюсь поддерживать с ним хорошие отношения, — сказал Игорь Леонидович. — Хотя признаюсь, иногда он просто невыносим. Даже я, человек спокойный и рассудительный, порой прихожу в крайнюю степень ярости из-за его поступков. Не спорю, возможно, Вольдемар — гений, только, как все неординарные люди, он бывает просто ужасен в общении. Иногда мне кажется, он сознательно ведет себя вызывающе, чтобы эпатировать публику. Я даже какое-то время избегал с ним встреч, потому что устал от его манер и вспышек раздражительности. Чем-то он напоминает мне Ван Гога — может, Винсент в душе и был человеком добрым, отзывчивым, однако жить с ним было невозможно. Даже родной брат Тео, с которым Ван Гога связывала искренняя, теплая дружба, в конце концов не выдержал и от всей души желал, чтобы Винсент съехал с квартиры. С Вольдемаром — та же самая история. С ним можно пообщаться часок-другой об искусстве, послушать необычную точку зрения, но не более того. Постоянно с ним иметь дело невозможно, уж поверьте мне. Наверно, если бы не возможность у него поучиться, я бы разорвал с ним все связи. А так — стараюсь свести визиты в его мастерскую к минимуму. В последний раз мы встречались на фуршете в честь продажи одной его картины, точнее, заключения выгодной сделки. Это последняя работа, «Богиня огня» называется. Вы уж простите за откровенность, но я бы посоветовал Вольдемару Огородникову бросить масляную живопись и перейти на графику. Без всяких экспериментов в живописи. У него, скажем, чудесные акварельные зарисовки, близкие к реализму, и мне эти работы нравятся куда больше, чем его холсты. Вы только про это в статье не пишите, ладно? Но скажу вам честно: если бы я не видел акварели Вольдемара, а только смотрел его работы маслом, то счел бы Огородникова вообще лишенным таланта художника. Откровенно говоря, мой Илюшка — и тот лучше нарисует. По крайней мере, понятнее будет. Сын тоже любит рисовать, это, наверно, ему от меня передалось. Но я считаю, что искусство живописи состоит не в том, чтобы работать на публику и кричать о себе: вот, смотрите, какой я редкостный талант и неординарная личность! Нет, картины должны быть понятны человеку, лучше, если они выполнены тщательно и аккуратно, скромно… А такие вещи, вроде «Богини огня», вообще не знаю, кому могут понравиться! Этот англичанин, который вздумал купить работу Огородникова за бешеные деньги, по-моему, настоящий псих, сумасшедший. Потому что только ненормальному может это понравиться… Да, еще раз прошу, не пишите это в газету, а то если Огородников прочтет, начнет беситься и еще рассорится со мной. — Хорошо, не буду, — пообещала я. — Но, насколько могу судить, вам и самому не слишком хочется продолжать с ним общение? — Что верно, то верно, — согласился со мной Игорь Леонидович. — Однако Огородников — весьма влиятельная фигура среди художников Тарасова, и лучше с ним лишний раз не конфликтовать. Так я считаю. Я подумала про себя, что, несмотря на заявления адвоката о таланте Вольдемара, относится к Огородникову он не так дружелюбно, как казалось раньше. Скорее всего, общается с Вольдемаром из-за того, что тот сейчас — знаменитость, и только. Теперь бы я не прочь услышать подробности о той вечеринке, после которой пропала картина, и выяснить, кому принадлежит найденная мною запонка. — Да, вы рассказывали, что в последний раз встречались с Вольдемаром Огородниковым на фуршете в честь продажи его работы, — как будто вспомнила я. — Можете рассказать о празднике? Читателям нашей газеты интересно, как развлекается на торжествах тарасовская богема. О чем разговаривают, в каких нарядах приходят… — Ой, да ничего особенного! — махнул рукой адвокат. — Это так называется — фуршет. А на деле обычная гулянка, не более того. Огородников устроил сабантуй исключительно для своих друзей, пригласил меня, Леночку Стрелкову и Сергея-философа, как мы его прозвали. Ну что там необычного? Встретились, сели за стол, закуски в тарелки разложили, разлили шампанское… Вольдемар сказал, что очень рад удачной сделке, точнее, она еще не состоялась, но договор был заключен. Предложил отпраздновать это событие. Леночка потом говорила, что Огородников — великолепный художник, замечательный человек, Сергей припомнил какой-то философский трактат… Ну а после — еда, питье, Леночка настояла на танцах, правда, танцевала она одна, а все остальные смотрели. Ближе к вечеру мы отправились в магазин еще за шампанским, но, как оказалось, лучше бы этого не делали — Леночка прилично набралась, и пришлось ее провожать до такси.