— Моя хата с краю, ничего не знаю, — скептически сказал Ковалев. — А кто ключи у сына от квартиры учительницы забрал, с дамой этой обещал разобраться? — Я… я не был у нее, — сказал взволнованный Вадим, — близко к ней не подходил. — Врешь ведь! Тебя соседи видели! — соврал Ковалев. — Хочешь очную ставку? — Не был я там! Честное слово! Павел сказал, что она в отпуск уехала. Я только поговорить с ней хотел. Потом, когда вернется. — Ну и как поговорил? — зло спросил Ковалев. — Из окна ее выбросил? Не расскажешь нам правду, начнем применять меры физического воздействия! Мужчина совсем поник, руки его затряслись, он опять сказал: — Правда, мужики, не был я там… Красин протянул подозреваемому фотографию покойной незнакомки и довольно вежливо сказал: — Посмотрите, пожалуйста, на фото. Что вам известно об этой женщине? Вадим взял фотографию в руки, пару секунд повертел, отложил на стол и ответил: — Ничего не известно. Мы не знакомы. — А если хорошо подумать? — спросил Ковалев. — Посмотрите еще раз внимательней. — Точно ее не знаю! — настаивал Вадим. — Впервые вижу. — Что вы делали ночью двадцать первого августа? — спросил Красин. — Позавчера? Всю ночь дома был. Мы с сыном поссорились, я никуда не выходил. — А этой ночью куда с работы отлучались? — поинтересовался Ковалев. — Я никуда не отлучался! Все время был на рабочем месте. Коллеги могут подтвердить. В чем вы меня подозреваете? — Видите ли, — сказал Красин, — в квартире учительницы обнаружен труп женщины, а этой ночью саму учительницу выбросили из окна. У вас были ключи от ее квартиры и мотив: разобраться с любовницей вашего сына. — Но я не был там! Клянусь! — Давай отправим его в изолятор. Пусть посидит, подумает, может, вспомнит что и расскажет нам, — продолжил пугать подозреваемого Ковалев. Но Красин чувствовал, что мужчина на самом деле не был в той злосчастной квартире. Вадима Рыбаченко отпустили под подписку о невыезде. А ситуация не прояснилась. Пролить свет на столь загадочное преступление могло выяснение личности подкинутой девушки. Предстояло расспросить проституток, что работают в районе, еще раз опросить соседей, изучить сводку пропавших без вести. Но прежде Красин отправил Ковалева к специалисту по татуировкам. Андрей вернулся, загадочно улыбаясь. — Вася, ты упадешь, — сказал Ковалев. — Татуировка на теле нашей незнакомки — знак секс-рабыни секты ордена Иллюминаторов. — Что? — переспросил удивленный Красин. — Секс-рабынь нам только не хватало… — Такие нежные розы на запястье и лобке делают в секте девушкам, которых используют для сексуальных утех, — подтвердил Ковалев. — Выяснил, кто именно делает такие татуировки? — спросил Красин. — Имен специалист не назвал. Он не знает, кто в нашем городе занимается подобными рисунками. — А что за секта? — Очень крупная. В США ее штаб, а у нас филиалы в нескольких городах. — Это не та ли секта, которую описал недавно в своем нашумевшем романе Браун? — спросил Красин. — Читал? — Нет, не читал, но мне про роман Брауна уже специалист по тату говорил. Иллюминаторы построены по аналогичному принципу, но у них более крупная секта, в нашей стране есть филиалы в Москве и еще где-то. В Питере филиала, вроде, нет. — Вообще-то женщина могла сделать себе розу по образцу, не вдаваясь в подробности того, что такая татуировка может означать, — предположил Красин. — Вполне может быть такое, — согласился Ковалев. — У моего покойного отца на руке были остатки выведенной татуировки. Пришел он из армии и где-то на пляже увидел у мужика татуировку в виде солнышка с лучиками на тыльной стороне ладони. Захотел такую же. А у него друг тату хорошо бил. Он и отцу моему сделал по описанию. После этого заметил батя, что мужики, по виду зеки бывалые, стали подходить к нему со словами: «Привет, братан!» Однажды ехал он в электричке, подсел к нему урка татуированный и спрашивает: «В какой зоне ты седел?» Батя не сидел никогда и урок не любил. Так и сказал ему, что несудимый он. «А татуировку тогда зачем сделал?» Оказалось, ее название в уголовной среде означает: «Привет ворам» Такую делают на зоне осужденные за крупные кражи. Решил батя татуировку свести. И больше их себе не делал. — Бывает такое, — улыбнулся Красин. — И все же версию о принадлежности нашей незнакомки к секте нужно тщательно проверить. — Хорошо, я займусь, по Интернету полазаю, — сказал Ковалев. ГЛАВА 13 ДЕТСТВО ЛЮСИ Люся родилась в России, в небольшом городке Малая Вишера, что под Новгородом. Ее мать вышла замуж по большой любви за красавца офицера. Но жизнь не задалась, отец потерял работу, сильно пил. В пьяном угаре бил Люсину маму. Жестоко, беспощадно. Женщина плакала, но долгое время терпела все унижения и побои. Однажды отец обвинил жену в измене, сломал ей нос и выгнал на улицу с маленькой дочкой. Мать и дочь перебрались в Сочи, где попали в общину Ордена Просветленных. В общине Люсю и ее маму Валю окружили заботой, предоставили жилье, а вскоре мать девочки сошлась и стала жить с американцем, инструктором совета общины штата Пенсильвания, который находился в России по обмену опытом. Мужчина забрал свою новую подружку и ее дочь в США, где они осели под Питтсбургом в филиале секты. Люси было четыре года, когда ее вывезли из России. Ее новая семья поселилась в небольшом домике, типа бытовки, с двумя комнатками и малюсенькой кухонькой. Комнату побольше занимали мама и отчим, а Люсе выдели отдельную комнатку. Обстановка оказалась спартанской: в комнатке находились лишь простенькая тумбочка и пружинная кровать с матрасом. Голый дощатый пол, вместо обоев стены завешаны плакатами в гамме цветов американского флага. Отчим Люся был инструктором местной общины, а она — его подопытным, послушным ребенком. Ее воспитывал, прежде всего, отчим. Мама часто ездила в командировки и иногда отсутствовала по нескольку дней. Отчим постоянно чему-то учил Люсю. Сначала четко выговаривать слова на английском и правильно строить фразы, затем читать на этом языке. Мама же требовала, чтобы Люся беспрекословно слушалась отчима, а также верховного жреца филиала их секты, дядю Билла, который часто заходил к ним. С ранних лет девочке внушали, что она — избранная и однажды сделает важные вещи для общины, ее Семьи. В детскую головку, покрытую золотистыми кудряшками, вбивали мысль, что цель жизни — быть полезной культу. Отчим, которого Люся называла папой, и дядя Билл оказались едины в методах ее воспитания. Они, похоже, знали, что девочка должна будет сделать для общины, каким человеком стать. Люся не вполне понимала свою роль и «избранность», но прислушивалась к тому, что ей говорили. «Ты должна оправдать наши надежды, быть послушной и трудолюбивой», — постоянно повторяли девочке. И она старалась быть послушной, но часто вызвала недовольство отчима, порой, по надуманным поводам. Однажды он на кухне поговорил с мамой Люси, вошел в комнату девочки, вытащил из штанов узкий кожаный ремень черного цвета с блестящей металлической пряжкой и сказал: — Вот, доченька, этот ремень поможет мне воспитать из тебя достойного человека. Ты уже большая девочка и прекрасно знаешь, что за непослушание полагается наказание. Теперь мы не будем ставить тебя в угол или лишать сладкого. С сегодняшнего дня я буду тебя пороть. Отчим внимательно посмотрел в глаза сжавшегося от страха ребенка и продолжил свою речь: — Этим ремнем когда-то наказывали меня, а теперь настало твое время получать уроки послушания. Ты должна снять юбочку и трусики, лечь на живот. Под животик положим твою подушку. Если будешь кричать, я вставлю тебе в ротик кляп. Так что лучше не кричи. Все поняла? Люся научилась слушаться и доверять отчиму, потому точно выполнила его указания. Легла животом на подушку и зажмурилась. Отчим размахнулся, звезды посыпались из глаз девочки. Она закричала в истерике, а отчим прикрикнул на нее, требуя тишины. Только после того, как мужчина ударил еще несколько раз, он разрешил девочке подняться и надеть трусики. Люси бросилась в мамину комнату, но женщина не стала жалеть дочку, наоборот, велела девочке замолчать. Люся поняла, что ее мама одобряет поступок отчима и порки могут продолжиться. После экзекуции к ним зашел дядя Билл, который был хозяином в их общине и подчинялся только руководителю более высокого уровня. Отчим со смехом рассказал жрецу о «боевом крещении» дочки и ее истерике. — Боль, она на пользу, — сказал девочке Билл. — Через боль душа очищается от совершенных грехов. Чем больше страдаешь, тем лучше для души. А чистота души достигается неукоснительным следованием суровым нравственным принципам. Люся не поняла, почему порка способствует очищению души. На самом деле, отчим и Билл кодировали таким образом ум ребенка в соответствии с определенной методологией, которая подразумевала причинение боли, а также смешение реальности с фантазиями на темы сказок, особенно диснеевских историй. В шестилетнем возрасте Люся пошла в школу, где выяснилось, что любая оценка ниже отличной не приемлема для нее. Люсиных одноклассников хвалили за хорошие отметки, ее же за четверки пороли, лишали прогулок. Гулять с детишками после школы Люсе не разрешали, но и сама она росла скрытной и закомплексованной. По этой причине ровесники Люсю не любили и не хотели с ней дружить. Первое время девочка плакала и старалась поделиться своими печалями с мамой, чем только раздражала ее. Женщина бранила дочь за малейшее непослушание, любую нерасторопность, жаловалась мужу на Люсю, а он уж точно знал, какое средство лучше всего воспитывает послушание. Мать Люси, Валентина Старикова, родилась в семье, где в течение многих поколений практиковали порки. Она спокойно относилась к такому методу воспитания и во всем поддерживала мужа. Физическое насилие стало для Люси привычной, естественной частью домашней жизни. Отчим же получал удовольствие, наказывая девочку. Уже в то время одна часть ее сознания как будто отделилась для того, чтобы принять на себя боль, в то время как основная личность Люси старалась не помнить о насилии до того момента, пока девочка не видела ремень отчима, который был ребенком, рожденным в секте от алкоголика. Физическое насилие являлось нормой и в его жизни. В детстве отчима самого подвергали насилию в семье.