Ни на секунду не задумываясь, Юйчунь ответил: – Продай коня. – Но это же моя лучшая собственность, – запротестовала Чжу. – Это моя единственная собственность. – Это если ты умеешь ездить верхом. – Он с укоризной взглянул на нее. – А ты монах, который не умеет ездить верхом, не умеет сражаться, и не хочет продать своего коня. Ты вообще что-нибудь умеешь? – Этот монах умеет молиться. Люди говорят, что это иногда полезно. – Она пошла дальше по улице, ведя за собой коня. – Это дорога к передовому отряду? – Осторожно! – Мальчик помог ей обойти рытвину на дороге. – Эй, везучий монах, вот мой настоящий совет. Уезжай. Ты думаешь, молитва может остановить стрелу ху? – Почему люди все время твердят «уезжай»? Этому монаху ничего не светит в другом месте. – Она произнесла это весело, но при мысли о том, что придется уехать из Аньфэна, она почувствовала холодное прикосновение пустоты, мимолетное, как прикосновение тени ястреба. Какие бы неожиданности и трудности ни ждали ее на этом пути, об отказе от величия и речи быть не могло. Любой другой путь закончится только одним. – Что именно, по-твоему, тебя ждет, если ты останешься? Ну, не важно, передовой отряд вон там, – Юйчунь указал на множество походных костров на открытом поле. – А я пойду вон туда. Еще увидимся, везучий монах. Чжу двинулась дальше, предвкушая их следующую встречу. Она прошла совсем немного, когда что-то промелькнуло рядом с ней. Конь щелкнул зубами, быстро, как змея. – Черепашья задница! – Юйчунь увернулся от коня и набросился на нее: – Отдай обратно! – Что ты… – Кошелек, брошенный с довольно большой силой, врезался в ее грудь. – Ой! – А почему тебе больно? – крикнул он. – Потому что он набит проклятыми камнями! – И это вина монаха, потому что… – Потому что у меня оказался кошелек, набитый камнями, а мой собственный кошелек почему-то пропал! Чжу ничего не смогла поделать: она расхохоталась. Мальчики в этом возрасте так серьезно к себе относятся. И вдвойне серьезно те, кому приходится выживать благодаря собственному уму, и они считают, что могут одурачить весь мир. Ее смех еще больше разозлил Юйчуня: – Ты обманщик! Монахи не смеются и не воруют! Я так и знал. – Нет-нет. – Чжу справилась со своими дергающимися губами. – Этот монах – настоящий монах. Может быть, тебе надо встретить еще несколько монахов, и ты поймешь, какие они в действительности. – Нашарив его кошелек у себя под одеждой, она изучила его содержимое. – Ба, маленький брат! Впечатляет. – Кроме медных монет и уже почти обесцененных бумажных денег, там было шесть серебряных таэлей[19]. – Как тебя так долго терпели, если ты воровал с таким размахом? – Думаешь, ты проживешь так долго, что успеешь рассказать об этом? – нахмурился Юйчунь. – Отдай! – Ты собираешься меня заколоть? – с интересом спросила Чжу. – Следовало бы! Что, если ты всем расскажешь, что я вор? – Все уже знают, что ты вор. – На мгновение Чжу перестала играть и показала ему свой истинный характер. Юйчэнь смущенно заморгал и отвел взгляд. – Они не тратили сил на мальчишку, который иногда тащит монетки. Но ты уже не ребенок. Очень скоро ты что-нибудь украдешь. Может, даже не слишком важное. Но тебя за это убьют, и тогда твоя голова окажется на стене. На лице Юйчэня промелькнул и скрылся страх. Он выхватил у нее кошелек. – Говоришь о моей судьбе, будто ты предсказатель! Почему я должен верить никчемному монаху вроде тебя? Ты лучше о себе побеспокойся. Это ты отправляешься на передовую. – Он скривил губы и оценивающим взглядом окинул Чжу. – Однако, монах, тебе не кажется, что ты нуждаешься в человеке, который тебе все тут покажет? Ты чуть не сломал ногу, когда просто шел по улице. Если будешь продолжать в том же духе, ты и до поля боя не доберешься. – Ты предлагаешь свои услуги? – спросила Чжу. Ей нравилось умение приспосабливаться и дерзость мальчишки и даже его уродливое лицо: они напоминали ей ее саму. – Это будет стоить тебе коня. Я могу забрать его после твоей смерти, – прибавил он. – Это самое щедрое предложение из всех, сделанных сегодня монаху за весь день. – На улице потемнело; огни костров передового отряда вдали манили к себе. – Хорошо, маленький брат, – с улыбкой сказала Чжу. – Почему бы тебе для начала не помочь этому монаху определить, куда ему надо явиться? Чжу шла вслед за Юйчунем по тесному лабиринту палаток и костров в открытом поле. Через каждые несколько шагов ей приходилось перешагивать через груду отбросов или через кружок солдат, делающих ставки на сверчков. У нее кружилась голова от зловония и шума. Она вспомнила, как сотни монахов в монастыре создавали впечатление целого города. Здесь людей было в сотни раз больше. Она никогда еще не видела столько людей в одном месте. Палаточный город неожиданно закончился поляной. На ее середине соорудили приподнятую платформу. По краям ее освещали факелы, и она парила в темноте подобно сверкающему кораблю над морем людей, снующих внизу. – Что происходит? – Церемония благословения, – ответил Юйчунь. – Она скоро начнется. Не хочешь получить благословение Сияющего Принца перед тем, как отправишься навстречу верной смерти? Тогда тебе надо пробраться вперед. Чжу, глядя на толпу, от которой зависело ее будущее, увидела разношерстное сборище крепких молодых крестьян в снятых с убитых доспехах и с красными тряпками на головах, символизирующими движение. В стране, где все пути для наньжэней были перекрыты, движение мятежников привлекало людей другого уровня, чем при иных условиях. Но Чжу вспомнила красивого генерала-евнуха армии Великой Юань с холодным лицом и его солдат в одинаковых темных доспехах, наводнивших монастырь, и ее обдало холодом. Небесная Река[20] поднималась над головой, ее бескрайность угрожала придавить их всех к коже Земли. Барабаны гремели так громко, что Чжу казалось, будто они стараются втиснуть в свой ритм биение ее сердца. Толпа становилась все гуще, люди начали выть и кричать. А потом наконец на сцене появилась фигура человека, одетая в красное. Он был таким маленьким, что казался очень далеким, будто парящим где-то между небом и землей. Ребенком. Сияющий Принц вышел вперед. С безмятежной улыбкой вытянул вперед руки, благословляя толпу. Над головой ветер трепал знамена и гремел ими о древки. Крики людей стали еще пронзительнее. А потом неожиданно в руке у ребенка возник язык пламени. От неожиданности кожа Чжу покрылась мурашками. Ребенок не махнул рукой, не сделал никакого движения. Пламя просто появилось. Красное пламя, призрачное и яркое, как красная луна. Толпа ревела, пламя разгоралось. Оно побежало вверх по рукам Сияющего Принца, по его плечам, поднялось на макушку головы, и теперь он стоял перед ними, окутанный темно-красным огнем, который вместо того, чтобы противостоять темноте, делал ее пышной, как соболий мех. Чжу стояла, окаменев от благоговения. «Небесный мандат». Как и все, она знала истории о божественном свете Императора – физической манифестации права на власть, дарованного Сыну Неба. Свет монгольских правителей был синего цвета, поэтому флаг Великой Юань имел такой цвет. Странствующие монахи, проходившие через монастырь, иногда говорили о том, что бывали в Даду – столице монголов под названием Ханбалик – в первые дни правления Императора и видели, как он вызывает синее пламя щелчком пальцев. Сама Чжу никогда не собиралась покидать монастырь, но все равно знала, что император больше не демонстрирует свое право на власть публично, поэтому она никогда не думала, что увидит Мандат во плоти. Но это был он. Красное пламя, похожее на закатное солнце, цвет исчезнувших императоров династии Сун, последних, которые правили до того, как пришли варвары. Внезапно стало понятным, почему мятежники выбрали своим цветом красный. Почему они назвали себя в его честь. Чжу посмотрела вверх, на сияющую фигуру, и ощутила покалывание под верхним слоем кожи, будто это была реакция на наэлектризованный воздух перед штормом. Сияющий Принц провозглашал перемены. Ее охватило желание, сильное и горячее, как тогда, когда ее вышвырнули из монастыря. Вот где все начинается. – Не слишком поддавайся впечатлению! – крикнул ей в ухо Юйчунь. – Это просто свет; он ничего не делает. – Тогда почему все так волнуются? – крикнула в ответ Чжу. Но, несмотря на цинизм Юйчуня, ей показалось, что она понимает. Вид могущества Небес наполнил ее неудержимой энергией, ей казалось, что ветер дует ей в спину, пока она бежит изо всех сил к будущему. Передний ряд толпы рвался вперед, руки людей тянулись к красному свету. – Прикоснись к свету, получи благословение. Только они все равно все умрут. Я это уже видел. – На сцену вышел еще один человек. – Это Первый министр. Когда Первый министр подошел, Сияющий Принц протянул к нему руку, и между ними появилась дуга из пламени. Огонь взбежал на плечи Первого министра, а когда он поднял руки, огонь полился вниз, на толпу, как жидкость. Он закричал: – Станьте свидетелями Небесного мандата, который тек в крови наших последних императоров. Узрите свет, который уничтожит тьму ху, – свет новой эры Сияющего Принца! – И люди в ответ смеялись и истерически рыдали. Они были молоды, они не верили, что могут умереть. И пока они стояли там, в этом волшебном красном свете, это казалось невозможным. Когда Чжу смотрела, как ликует толпа, она поймала себя на том, что удивляется. Предположим, что Мандат Сияющего Принца означает, что империя Великая Юань падет в конце концов. Но Чжу была монахом, она читала истории династий. История извивается кольцами подобно змее. Когда ты живешь в данном моменте времени, как ты можешь сказать, куда она повернет в следующий раз? Мандат не обещал мятежникам победы именно в этой битве и даже никакой победы вообще. И одна Чжу из всей этой толпы точно знала, что им предстоит. С кем им предстоит встретиться. В то мгновение, когда она ощутила странную связь с генералом-евнухом Великой Юань, она увидела под застывшей, будто нефритовой, маской его стыд, ненависть к самому себе и гнев. У него была рана в сердце, и это делало его более опасным противником, чем думали эти люди. Он только что одержал победу над самым опытным военачальником Красных повязок, и теперь он твердо намерен сделать с мятежниками то же, что сделал с монастырем Ухуан. И это, мрачно подумала Чжу, усложняет ее задачу. В такие времена, как эти, единственный путь к величию лежит через армию, а Красные повязки – единственная армия в этих местах. Без них она будет просто ничем. 7 Река Яо Чжу и воришка Юйчунь сидели у маленького костра, на котором готовилась еда, вместе с четырьмя другими солдатами ее взвода. Дождь в кои-то веки прекратился, это был первый сухой день за целых две недели. Сначала дождь шел всю неделю, пока они шли маршем от Аньфэна к реке Яо, а потом лил еще целую ужасную неделю, пока они ждали возле Яо появления армии Великой Юань. Теперь, когда войско Великой Юань наконец-то появилось на противоположном берегу Яо, Чжу хотелось, чтобы они продолжали его ждать. Несмотря на размышления о предстоящей схватке, ей еще надо было найти выход, который решил бы две задачи: самой уцелеть в передовом отряде и не допустить возможного уничтожения Красных повязок войском генерала-евнуха. Как это ни прискорбно, полумеры были бесполезными: решить одну задачу и не решить другую означало бы, что она или погибнет, или лишится армии и не достигнет величия, что для нее одно и то же. Решение должно найтись, но пока что бесконечное кружение мыслей вызывало только головную боль и мрачное ощущение нарастающего ужаса. Чжу помешала бурлящее варево из желтых бобов в котелке. Как последнему новичку во взводе, ей поручили превратить их скудный паек во что-то съедобное. Юйчунь, который не был солдатом Красных повязок и поэтому не получал паек, одолжил взводу котелок (предположительно украденный) в обмен на миску того, что в нем варится. Дым и крахмалистые бобы: это был запах той жизни, от которой, как ей казалось, она сбежала навсегда. – Нам не хватает только ящерицы, – сказала она с иронией. Юйчунь с отвращением взглянул на нее: – Фу! Зачем? – Ах, маленький брат, должно быть, ты никогда не был очень голоден. Тебе везло. – Ха, везло! Я достаточно умный, чтобы не попадать в ситуацию, когда приходится есть ящериц, чтобы выжить, – сказал Юйчунь. – Даже не говори мне, что у нее вкус, как у курицы. – Откуда этому монаху знать вкус курицы? – возразила Чжу. – Во время голода нет никаких кур, а монахи вегетарианцы. – Свинина вкуснее, – сказал Юйчунь. – Не говори моим предкам, что я это сказал, они из народа ху. – Люди ху не едят свиного мяса, что кажется странным жителям юга, помешанным на свинине. – Знаешь, я мог бы позволить себе свинью или трех свиней. Как ты считаешь, везучий монах, когда солдаты Великой Юань завтра убьют вас всех, может, мне стоит отправиться с твоим конем на побережье и открыть ресторан? – Если таков твой план, то это тебе следует готовить еду, – сказала Чжу. Она попробовала один боб и поморщилась: – Думаешь, мы проиграем сражение? – Я надеюсь, что вы проиграете, – поправил ее Юйчунь. – Солдаты Великой Юань не позарятся на твои жалкие пожитки, а это значит, что они достанутся мне. Другой исход меня не устроит. – Неужели? – мягко спросила Чжу. Несмотря на то что появления войска Великой Юань с нетерпением ждали почти все в лагере Красных повязок, в ней крепла уверенность в том, какой конец их ждет, если она не вмешается. Река Яо, текущая с севера на юг, отводила воду из обширной системы перекрытых дамбами озер в более крупную реку Хуай, текущую с востока на запад. Вместе эти две реки образовывали угол, защищающий подступы к Аньфэну с севера и с востока. Каменный арочный мост эпохи Тан через Яо стоял ниже по течению сразу же за дамбой. Дальше по течению, за мостом, Яо разливалась и образовывала болотистую дельту там, где она сливалась с Хуай. Поскольку река Яо была слишком широкой и армия не могла переправиться через нее вброд ниже по течению, единственным путем на другой берег для армии Великой Юань был мост. Красные повязки прибыли первыми и взяли под контроль плацдарм перед мостом на своем берегу, поэтому у них было преимущество. Но, глядя сейчас в сумерках на дальний берег, Чжу видела светлый дым полевых костров войска Великой Юань, поднимающийся подобно столбцам иероглифов на могильном камне. Где-то там находился генерал-евнух, возможно, он смотрел туда, где была она. И что-то подсказывало ей, что вместо того, чтобы предвкушать битву, как молодые воины Красных повязок, он, как и она, чувствует холодную уверенность в том, что битва закончится его победой. – Бобы, наверное, будут готовы только через час. Может, ты присмотришь за ними, пока этот монах пойдет помолиться? – попросила Чжу, используя свой обычный предлог, чтобы выйти из лагеря и остаться в одиночестве для отправления личных потребностей. В последние годы жизни в монастыре у нее была собственная комната, и ей почти не приходилось думать о своих физических особенностях. Теперь, когда ей приходилось изобретать способы скрыть эти особенности, она ненавидела и связанные с этим хлопоты, и напоминание о той судьбе, которая ее ждет, если она не добьется величия. Юйчунь нехотя взял палку-мешалку. Несмотря на свое постоянное присутствие в этом взводе, он считал себя гостем и был недоволен тем, что ему поручают работу по хозяйству. – Если какой-то ху молится, чтобы его стрела поразила тебя, а ты молишься столь же усердно, чтобы этого не случилось, ты не думаешь, что эти две просьбы друг друга нивелируют? Чжу удивленно подняла брови: – И что случится тогда?