– Дядя, да мне только передать, – но, получив чувствительный удар в спину от амбала, смирно пошел, куда велели. В доме его еще раз обыскали и привели к Рихарду. Тот внимательно оглядел парня таким взглядом, что по спине холодок пополз. – Ну что за дело такое ко мне? – неожиданно мягким и каким-то задушевным голосом спросил хозяин. – Дела у меня нет, есть записка, и если вы Рихард, то вот, – и паренек вытащил свернутый в несколько раз листик бумаги и протянул его хозяину кабинета. Тот взял ее со словами «Рихард я, Рихард», развернул и стал читать. Дочитав, он поднял глаза на парня: – Кто передал? – и помахал листком. – Мужик, у магазина. Дал чирик за то, что вам отнесу. – На словах ничего не передавал? – Не-а, не передавал. После этого Рихард долго расспрашивал парня и о том, где и с кем он живет, и как выглядел тот мужик, и многое другое. Потом замолк и уставился в окно. – Так я пойду, дядя? Рихард пожевал губами и, выглянув в коридор, сказал охраннику: – Пропусти, пусть валит – и позови мне Андрея. Через пару минут в комнату зашел невысокий, но очень подтянутый и жилистый мужчина с оголенным торсом. – Опять гири таскал, – спросил хозяин, – смотри, наживешь грыжу, – хохотнул Рихард и сунул ему листок: – На, прочитай вслух… да накинь что-нибудь, простынешь. Андрей накинул на себя махровый халат и прочитал: – «Рихард, я ожерелье не тырил. Когда мы пошли его брать, то там уже было пусто. А пацана я не успел опросить – его повязали мусора. Сейчас он на крытке. Пошли туда человека расспросить парня о том, как выглядел покупатель. Я пробовал, но не получилось. Знаю, что он на «Волге» приезжал и был не один. Добровольно к тебе не приду, потому что ты сначала кишки намотаешь на локоть, потом спрашивать начнешь. Если поймаешь – такая моя невезуха. У меня есть еще кое-что и если смогу подтвердить, то приду сам. А может, ты и сам найдешь того, кто золотую цацку увел, но это не я». – Ну-у-у, – протянул Рихард, – что скажешь. Собеседник молча встал и подошел к окну. Постояв, глядя на улицу, он повернулся и сказал: – Вот смотри, Егор, – если бы я увел эти цацки, я бы, ни минуты не медля, смылся из города, из области и уехал бы куда глаза глядят. И там бы залег на дно, а потом, через годик, не раньше, стал бы осторожно искать того, кому можно продать вещицу. А здесь бы ни за что не остался. А Калёный не дурак, как ты говорил. Вывод: Калёный не брал цацки и в записке пишет правду, – и, сев напротив Рихарда, спросил: – А правда, как вы не догадались поспрошать того мальца. Ведь проще пареной репы было в тюряге поговорить с ним. Или у тебя ходов туда нет? – ехидно спросил Андрей. – Ходы есть. Как не быть? А почему не поспрошал – Гоги уверил, что Калёный взял, поэтому и не возникло мысли о мальчишке, – и, помолчав, спросил: – То есть ты намекаешь, что здесь не обошлось без нашего южного друга? – Не намекаю, а прямо говорю. Помнишь, в трамвае нашему быку какой-то ухарь глаз… – Да, помню. Ты тогда сказал, что если это и вправду Калёный, то Гоги наврал про то, что он в бегах с ожерельем. Но ты, Егор, отмахнулся! И сейчас надо с этим всем делом разбираться всерьез, потому что эта записка – второй звонок. Надо действовать, но тихо, чтобы знали об этом пока ты и я. И кстати, надо бы и Очкастого тихонько потрясти. – А почему ты уверен, что записка от Калёного, – и прищурившись, глянул на Андрея, – а может, это твоих рук дело. Ты ведь Гоги невзлюбил при первой встрече – вот и валишь на него. – Ну, во-первых, парень с запиской описал внешность Калёного, а я его в жизни не видел, а во-вторых, – твою в бога мать! – я брат твой и если мне не верить, то как жить-то, а? Уж лучше сразу пулю в лоб. – Ладно, не кипятись, – Рихард встал из-за стола и долго ходил по комнате, затем взял трубку телефона и накрутил номер: – Афанасий Петрович… Узнал, узнал… как там ваша тюряга поживает?.. Ах, еще стоит?.. ладно, ладно… дело есть – поможешь… Нет, не камеру с комфортом, я как-нибудь в своей старенькой хибаре… Надо поговорить с одним сидельцем… вещь украли… дорогую… а он может знать приметы… ха-ха-ха… Шутник ты Петрович… Свое отсидел… Нет, не я… Андрей, да, да, брат мой младшенький… Ты его знаешь… ага из спецназа… Да, кстати, у меня есть французский коньяк 1950 года… С удовольствием?.. Ну пока, до встречи… тьфу на тебя… лучше в ресторане, – и положил трубку. – Ну все понял? Сегодня в 16 часов быть у входа с паспортом. Тебя проведут и дадут поговорить с мальцом. Расспросишь обо всем: кто, когда и за сколько. Понятно? Поедешь с охранником и беседовать будешь при нем. – Чего ж не понять-то? Не доверяешь, значит… – Нет, доверяю. Но надо избежать соблазнов и неточностей. Сам же говорил про Гоги. – Да, Егор, а куда ты, кстати, его отправил, где он? – В Кужебар. Там непонятки с братвой образовались, в общак перестали бабло нести. Он еще пару дней там пробудет. Значит, Очкастый сейчас… – Очкастый вчера улетел в Москву. Хочет найти какого-то антиквара и привезти его сюда – типа в командировку. У нас же куча вещей из могильников с юга… – А также он может и ожерелье оценить, – безразличным голосом сказал Андрей. – Хватит! – хватанул кулаком по столу. – Ты сказал, я услышал! Я проверю, я все тщательно проверю. А ты делай как договорились. Глава 8 Вечером того же дня, по окончании рабочего времени – хотя какое может быть рабочее время у первого и только что открытого детективного агентства? Короче, в шесть вечера в «офисе» оного агентства собрались все его сотрудники общим числом пять. Среди них были: бывший старлей из уголовного розыска, бывший юрисконсульт, бывший кадровик из УВД и Петр Петрович. Все бывшие и один непонятно кто: шофер не шофер и уголовник не уголовник, короче, просто принятый на временную работу мужик, отзывавшийся на кличку Калёный. Все они по инициативе Шалунова решили отметить первый месяц работы и подвести итоги, которые, надо признаться, были весьма и весьма плачевны, ибо клиенты к ним не шли – не привыкли воспитанные родной коммунистической партией граждане доверять частным формам розыска и сыска. За весь месяц к ним обратилась одна бабушка с просьбой найти своего потерявшегося песика и… и все. А вот на дело Калёного Шалунов возлагал нешуточные надежды. Нет-нет, не деньги – какие могли быть деньги у беглеца, преследуемого всем уголовным миром Города. Шалунов рассчитывал на известность, рассчитывал на то, что они смогут найти и вернуть Родине утерянную драгоценность – «Ожерелье Царицы» и таким образом завоевать известность, а с известностью и работу. Об этом Шалунов договорился с Калёным еще в первый вечер: ожерелье – Государству, безопасность – ему, Калёному. Стол был небогат, да и какое богатство можно было вытрясти из магазинов времен клонящегося к закату 1990 года? Никаких! Впрочем, собравшимся много и не надо было: водочка – вот она родимая, сало – кадровик приволок, огурчики и грибочки – жена Шалунова выделила. Ну хлеб, лук… А что еще надо? Один Калёный даже здесь чувствовал себя нахлебником, ибо был гол как сокол, а в кармане была вошь на аркане. И вот, не успели они разлить и по первой, а вставший Шалунов сказать слово, как в дверь раздался громкий и требовательный звонок. Открыв дверь, увидели Владимира, нынешнего начальника розыска. Был он хмур и даже мрачен: – Петрович… срочно… дело есть, – прямо с порога сказал он, – пошли, выйдем. – И, извинившись, они прошли в «кабинет» начальника, роль которого выполняла наспех переоборудованная кухня однокомнатной «хрущевки». – Что такое, Вова, где пожар? – Петрович, ну ладно я – зеленый еще начальник розыска, но ты-то, зубр, – начал было Володя, но Шалунов прихлопнул ладонью по столу и спокойно спросил: – Всегда говори с начала, а не с конца. Сколько учить надо было? Давай, излагай по порядку. – Я по дневному разговору с тобой. Мы ведь как рассчитывали? – спросил он и сам же ответил: – Рихард сначала пошлет «маляву» в тюрьму тамошнему смотрящему. Тот подберет подходящего урку и, договорившись с кем-нибудь из начальства, отправит его в камеру к Саше, потом назад, потом малява Рихарду. Так, Петрович? Так! – сам же ответил он. – Но случилось не так. Рихард напрямую созвонился с начальником СИЗО Афоней, договорился о встрече, и Афоня – гад этакий! – провел человека Рихарда прямо в комнату для свиданий, куда и привели вашего Сашку. – И что? – взволнованно вскочил на ноги Петрович. – К счастью, когда Сашку вели на беседу, в коридоре им встретился опер – тот, с которым я и обговорил детали предстоящей встречи. Так вот, он в последний момент успел Сашку проинструктировать, что и как говорить и не дай бог не проговориться о том, что ты уже был у Саши. Иначе бы все пропало. Рихард очень осторожен. – Фу, – облегченно вздохнул Петрович. – Значит, реакции Рихарда ждать надо уже завтра. Вы как? Готовы? – Ну вроде да, готовы. Мы посадили наблюдателей у дома Рихарда, у дома Гоги. Аэропорт и автотрассу из Кужебара отслеживаем. – Значит, что мы, Володя, имеем? Рихард не мог не воспринять всерьез мысль о том, что именно Гога… или Гоги – как правильно? – А… сказал бы я как, да вы не любите этого, – усмехнулся Владимир. – Ладно, продолжим. У Рихарда есть серьезные основания подозревать именно Гогу в кидалове, а значит, Рихард непременно возьмет его в оборот. А кстати, когда он приедет? – спросил Петрович. – Гога из Кужебара и Очкарик из Москвы прибывают завтра! – Надо сделать так, чтобы Гога приехал только послезавтра. Звякни в Кужебар в их Розыск и обговори с сыскарями, чтобы они исхитрились и задержали машину с Гогой на ночь. Сам справишься или мне по старой памяти связями тряхнуть? – Справлюсь! Тогда у Рихарда будет больше времени вдумчиво поспрошать Очкастого. – Только гляди, как бы он не переборщил да у вас в районе «глухарь» не образовался. – Все будет «хоккей»! – ответил Владимир. – Кстати, фамилия Очкарика Думбадзе. Иван Георгиевич Думбадзе. Гоге он приходиться двоюродным племянником, и об этом Рихард тоже, кстати, не знает. Так вот он ненавязчиво пригласит Очкастого на посиделки и потолкует с ним. А как толкует Гитлер, всем известно. У Очкастого будет шанс только в том случае, если он сразу сдаст и Гогу, и ожерелье. Иначе… А Гогу – даже если ожерелье будет уже у Рихарда – он все равно не помилует. Когда объявили посадку самолета из Москвы, группа крепких парней синхронно встала и заняла места там, где будут заходить прилетевшие пассажиры, а Андрей – брат Рихарда – давал последние инструкции старшему «группы захвата»: – В любом случае все проводить очень ненавязчиво – аккуратно и так, чтобы со стороны не было видно. Если Очкастый приедет один – его прямиком в «Волгу», а там будет кому с ним поговорить. Если с ним прилетит московский ювелир-антиквар, то его отдельно от Очкастого везем и обращаемся очень вежливо. Все, по местам. Вскоре подкатил аэродромный автобус с пассажирами, и взгляд Андрея легко выхватил из общей толпы человека в крупных роговых очках. Рядом с ним шел довольно пожилой, да что там пожилой, просто старый человек, дедушка. Люди Андрея незаметно проводили их до стоянок такси и там сноровисто подхватили очкастого дельца под локотки, и не успел тот и пикнуть, как влетел в салон мигом подкатившей «Волги». Дедушку – с соблюдением всех приличий – провел к своей машине Андрей, и они, мирно разговаривая о том и о сем, покатили в квартиру Рихарда, что была в центре Города. А вот в другой машине – белой «Волге» – все было по-другому. Очкастый, он же Иван Думбадзе, оказавшись так неожиданно в машине, которую не вызвал, поначалу примолк, плотно стиснутый с боков внушительными мордоворотами. Однако довольно быстро он пришел в себя: – Что за беспредел, вы знаете, на кого я работаю… – начал было он и тут же примолк, потому, что сидящий на переднем сиденье мужчина повернулся, и Очкастый увидел лицо Рихарда. – Ой, Егор Иваныч… а зачем все это, что это значит, – несколько растерянно спросил он. Рихард ухмыльнулся и сказал: – Так на кого ты работаешь, говоришь? Что, молчишь? Вот пока едем, подумай, на кого на самом деле ты работаешь. А также подумай о том, какие претензии у меня возникли к тебе – вдруг да догадаешься! – и хохотнув, продолжил: – А также вспомни мое второе погоняло. Помнишь его? – Ги… ги… гитлер! – По-о-омнишь! Вот и ладненько. – Так я… – начал было Очкастый, но Рихард коротко бросил: – Дайте ему разок, чтобы впредь пасть без разрешения не разевал, – тут же послышался резкий вдох (или выдох) и следом – протяжный стон.