– Хочу. Очень хочу. Но не могу, – растерянно ответил Никита. – В смысле – не можешь из-за того, кто что подумает? Непорядочно и все такое? – Нет. Просто не могу. – Любишь, – понимающе кивнул Женя. – Да нет, сейчас я даже не совсем люблю… То есть не знаю. Какое-то безволие. Знаю только, что не могу. Не могу бросить. – Но вы даже не женаты. В смысле… Вроде как обязательств нет. Хотя это, конечно, не совсем так. – Вот именно. – Слушай, ну, если нужна будет какая-то помощь, ты говори сразу. Я просто не знаю, чем могу помочь. Адвокатов у тебя больше знакомых. Это дорогое удовольствие, так что деньги в любой момент. Только скажи. Хорошо? – Спасибо, друг. А куда это ты с таким томом собрался? – Да это… Оксана просила купить. Ей насоветовали. Говорят, модный писатель. Московский. Он еще известный лектор. Говорят, у него какой-то лекторский дар. Может, я и сам почитаю. – А мне запретили Юле даже книжку передать… Представляешь, телевизора нет, Сети нет, телефона нет, даже книжки нет. С ума можно спятить. * * * В СИЗО Юля вдруг поняла, какой ошеломительный эффект на людей оказывает лишение свободы. Замкнутое пространство, которое никогда не разомкнется. Физическая несвобода перерастала в ментальную скованность. Становилось тяжелее думать. Думать можно было только в рамках изолятора. Вот жесткая страшная койка, и ты сначала думаешь о том, что все койки в мире такие же страшные и жесткие, не можешь вообразить другую койку, диван, кровать, раскладушку, шезлонг – словно их не существует. А потом вдруг раз – и просто весь мир начинает превращаться в одну-единственную жесткую койку, как будто весь мир состоит из этой койки, длинной, растянувшейся вокруг земного шара. Или вот зеленая стена с трещинками и облезшей краской. Тоже замещает пространство, не успеешь оглянуться, а мир – это уже не бескрайние поля, а стена или даже трещина на стене. Очень сложно мыслить в рамках трещины на стене. Мысли делаются плоскими, уродливыми, они уже и не мысли, а так, обрубки какие-то. Обрубки разговаривают с тобой, диктуют свои правила, очень простые правила: ударь или ударят тебя; отбери или у тебя все отберут; укради или ничего не получишь; соври или попадешь в ад; повтори, как попка, какую-нибудь чушь, чтобы не получить в зубы; убей, если хочешь жить. Обрубки мыслей диктовали действия, но это было не все. Было еще что-то страшное, беспокойное, аура зла, внутри которой приходилось не просто лгать или совершать дурные поступки, но и верить в то, что это правильно. Изолятор требовал от своих гостей, чтобы они не просто вели себя как монстры, изолятор хотел, чтобы они стали монстрами. Иначе не выжить. С человеческим лицом в тюрьме не выжить. Юля честно признавалась себе в том, что готова сделать любую подлость, лишь бы выйти на свободу. Она была готова на все – и вспоминала, как ее сын говорил, что готов на все ради свободы в стране. Ей становилось жутко, на какое-то время она вновь возвращала себе себя – прежнюю, нормальную, с человеческими чувствами. «Надолго ли хватит этих чувств? – думала Юля. – Надолго ли?» * * * Женя готовил речь при вручении премии. Придумал банальные слова, потом заменил на оригинальные, потом решил, что банальные лучше дойдут до слушателей, потом сообразил, что не стоит так плохо думать о слушателях, и снова добавил оригинальности. – Ну как речь? – взволнованно спросила Оксана, улыбаясь во весь рот и демонстрируя супругу шикарное, но скромное черное платье. – Как я тебе? – Отпад. – А речь? – Я все-таки остановился на банальной версии. А то вдруг меня не поймут? Скажу все просто! Как есть! – Ну и правильно! – И Оксана пошла надевать шубу. В Кремле на церемонии Оксану посадили в пятый ряд. Гордилась она неимоверно. Гордость настолько переполняла Оксану, что она была готова вытерпеть награждение всех лауреатов и прослушать все речи, лишь бы лаврами увенчали ее Женю. Он сидел в первом ряду рядом с очень старым режиссером и довольно старым писателем, и Оксана еще больше радовалась, потому что Женя добился высот до того, как седина ударила в бороду. Когда до Жени дошла очередь, и он в черном костюме, белой рубашке и черном галстуке вышел произносить речь, Оксана с трудом сдержалась, чтобы не завизжать, но даме на соседнем стуле все-таки шепнула: «Это мой!» Дама на нее удивленно покосилась. Женя, как положено, поприветствовал президента и членов экспертного совета, кашлянул – голос у него действительно вдруг сел – и начал: – Я от всего сердца благодарю вас за высокую оценку моей работы. Когда оцениваются достижения в области точных наук, у нас практически нет сомнений в том, что оценка точна. Но когда речь идет об искусстве, все несколько сложнее, потому что искусство субъективно. Мы часто слышим выражение «дело вкуса». Искусство действительно дело вкуса. К несчастью, талант не всегда может пробиться. Для этого нужны определенные обстоятельства, не только усердная работа, но и удача. Мне улыбнулась удача: эстетические представления и вкус людей, которые меня оценивали, совпал с моими. Я хочу поблагодарить мою семью за поддержку во всем и любовь. Я хочу поблагодарить моих друзей. И я хочу воспользоваться тем, что я здесь стою, чтобы вспомнить о моем друге, о человеке, который попал в беду и нуждается в помощи. Я долго думал, имею ли право занять десять минут вашего времени и рассказать всем, кто меня видит, а главное – нашему уважаемому президенту – историю, которая представляется мне чрезвычайно важной для меня лично и для нашего общества. Я решил, что расскажу эту историю. Вы позволите? Женя посмотрел на президента, президент кивнул. Оксана перестала улыбаться, от страха у нее перехватило дыхание, потом стало першить в горле, и она на весь зал закашляла, но никто в ее сторону даже не повернулся, все с интересом ждали историю. И Женя продолжил: – Моя подруга, вернее, наша с женой подруга, родилась далеко отсюда. На Алтае, в маленьком селе. Она росла без родителей, потом воспитывала сына без мужа. Всю жизнь работала. Маникюр делала. Первоклассный маникюр, как говорит моя жена. Жизнь у этой женщины была, как вы понимаете, очень сложная. Но она со всем справлялась. Потому что она сильный человек. И однажды случилось горе, с которым она не смогла справиться. Пропал ее двенадцатилетний сын. Исчез. Ушел из дома и не вернулся. Его искали чуть ли не всем краем. Не нашли. Наша подруга переехала в знаменитый и очень красивый поселок Колывань, там устроилась работать мастером по маникюру в отель, где познакомилась с моей женой. Они тогда подружились. Потом так случилось, что внезапно, спустя месяцы, мальчик, сын нашей подруги, вдруг объявился. Но объявился лишь для того, чтобы сказать, что больше никогда не вернется домой. Каким-то образом он связался с плохими парнями, которые… – У Жени задрожал голос, он вдруг задохнулся. – Простите, я очень волнуюсь. Так вот, плохие взрослые парни попытались внушить мальчику, что служить Родине – значит убивать. – Женя замолчал на секунду и продолжил: – Но Артем Глазунов не стал убивать. Он не убийца. Он занимался пропагандой, агитацией, но он не взрывал и не убивал. И это главное. Наша подруга была в таком шоке, что у нее случился нервный срыв. Я думаю, у многих из нас поехала бы крыша, если бы родной сын сначала исчез, а потом объявился и… такое выдал. Наша подруга принимала лекарства, какое-то время не работала, не могла прийти в себя. Да еще у нее умер единственный близкий человек – бабушка, а мать, которую Юля не видела много лет, – приехала и отобрала квартиру. Юля – так зовут нашу подругу. То есть, представляете, жилье отобрали, единственный по сути родственник умер, сына превратили в преступника. Вы бы такое выдержали? Я нет! А Юля выдержала и не сошла с ума. Она пыталась вернуть сына, образумить его, но он ничего не слушал. Да и видела она его всего раз или два. Единственный человек, которому Юля рассказала – это ее друг детства, который работал тогда в полиции. Он пытался помочь Юле образумить сына, а когда не вышло, оба испугались – испугались сообщать полиции, испугались, что мальчика схватят и что-нибудь с ним случится плохое. Этого мальчика так и не нашли. Его не могут судить, потому что его нет. Но есть его мать. Даже если сын совершил ошибки, почему мать должна нести ответственность? Эта женщина за свою жизнь настрадалась больше, чем многие из нас вместе взятые. Но она всегда верила в светлое будущее. Поэтому она приехала в Питер, начала новую жизнь, постоянно трудилась, честно трудилась, честно и в поте лица. Сутками. Это было на моих глазах. И она очень поднялась, она полностью изменила свою жизнь, у нее появилось все. Вместе с моей женой она открыла салон красоты. Она построила свою жизнь. А теперь она в СИЗО. За то, что несколько лет назад не выдала сына-подростка полиции. Я повторю: эта женщина росла без родителей, продала дом, чтобы оплатить дорогостоящее лечение бабушки, воспитывала сына одна, работала всю жизнь как вол и добилась успеха благодаря оптимизму, вере, трудолюбию и упорству. Сейчас она в СИЗО, но у нее все еще есть шанс сохранить свою жизнь и свое лицо. Разве она заслуживает гнить в тюрьме? Спросите себя: кому бы хватило духа выдать полиции собственного несовершеннолетнего сына, не оставив ему шанса исправиться самостоятельно? – Женя тяжело вздохнул. – Юля Глазунова, простая и сильная русская женщина – воплощение человеческого героизма, это та самая русская женщина, которая войдет в горящую избу. Такими людьми страна может гордиться. – Женя уперся руками в кафедру, опустил голову, поднял плечи, вжал голову в плечи, затем резко поднял. Посмотрел на президента. Сухо и сурово произнес: – Я прошу о помиловании. Люди в зале сидели тихо-тихо. Оксана плотно закрыла рот ладонью. В ее глазах дрожали слезы. * * * Женю наградили за достижения в области искусства, а спустя два дня после церемонии президент созвал пресс-конференцию и на всю страну объявил, что принято решение помиловать и освободить Юлию Глазунову, а также снять с нее все обвинения. Президент улыбался и выглядел прекрасно, естественно. Великодушие было ему к лицу. Он говорил о том, что любой человек может оступиться, совершить ошибку, но важно принимать во внимание все обстоятельства и порой милосердие проявить просто необходимо. Защищавшие Юлю либералы орали, что президент все отлично продумал и спланировал, художника заранее подговорил, чтобы тот речь толкнул. Ведь сколько молили этого президента освободить кого-нибудь из политзаключенных, а он выбрал Юлю, чтобы отмазаться на долгие годы, чтобы народ видел в нем доброго царя. О помиловании целую неделю трубили по всем каналам, по радио, в газетах – в России и во всем мире. Народ гордился. * * * – Я же говорила, что у нас свободная страна! – веселилась Оксана, накрывая на стол. После слез, истерики и криков о том, что Женя своим выступлением разрушил их жизнь, Оксана пришла в себя и теперь мужем восхищалась. Восхищаться она стала сразу после заявления президента. Но когда Никита позвонил и сказал, что все, они едут домой, можно открывать шампанское, Оксана занервничала. – Ага, такая свободная, что иногда доходит до полного беспредела, но в целом и общем… Непростая у нас свобода, – подмигнул Женя. – Она же меня простит? За то, что я не приходила, – с тревогой спросила Оксана. – Простит, конечно. Она хороший, добрый человек. Где у Никиты может быть штопор, как ты думаешь? Юля плакала в СИЗО, когда узнала новости, плакала, глядя в экран планшета и слушая речь Жени, плакала в машине, рассматривая свободный мир из окна, плакала, обнимая Никиту, плакала, когда ей разрешили позвонить Мишке. – Ну что ты рыдаешь? Радоваться надо! – хрипел Мишка по телефону. – Я так виновата! Я себе никогда не прощу. Ничего не прощу. И того, что меня выпустили, а тебя нет, – тоже себе не прощу. – Адвокат, которого нанял твой друг, сказал, что есть шанс сильно сократить мой срок, так что все будет хорошо. – Ты и сам знаешь, что хорошо – это… совсем другое… – Другое, но у нас будет жизнь. Тебя практически вернули с того света. Мне просто придется подольше потерпеть. Ничего. Я крепкий парень. И я не жалею о своих поступках. Я всегда тебя любил. – Я этого не заслужила. Миш, я приеду, как только смогу. Дома после очередной порции Юлиных слез, после душа, после объятий, после слез Оксаны и Саши все сели за стол. Оксана накупила белых роз и расставила вазы по всей квартире. В гостиной на фоне фиалковых стен белые цветы выглядели, как нарисованные. Оксана с Женей не спрашивали о том, что было в тюрьме, только повторяли, как прекрасно Юля выглядит. – Как тебе это в голову пришло? Как ты решился? – спросила Юля у Жени спустя час. – Да уж, я бы не смогла, – сказала Оксана. – Это мы и так понимаем, милая, – скептически ухмыльнулся Женя. – Эй! – Оксана шлепнула его по руке. – И все-таки… Как? – повторила Юля. – Ну, в голову мне это пришло сразу. – Я думала, нам всем поотрубают головы! – Оксана вставила свои пять копеек. Юля посмотрела на Женю, а потом на всех сидящих за столом. – Теперь он для меня герой. Президент. Забавно. У меня сейчас в голове жуткая каша. Мою жизнь как будто разорвали на мелкие кусочки, словно она бумажная. И эти кусочки все еще продолжают на меня падать.