– Взгляните сюда! – воскликнула Эладора. Она нырнула в сокрытую тенью часовню. Следом в прохладную темень вошел и он. Часовня посвящалась Ткачу Судеб. Эладора стала у огромного изваяния. Высотой с нее, оно изображало чудовищного паука. Она провела пальцами по мрамору кумира. – Интересно, как они его сюда затащили. Он же весит несколько тонн. Шпион не смел и догадываться. Он ступал осторожно, боясь потревожить ту силу, какая бы ни сообщалась с этим местом. Стены часовни покрывали послания и молитвы, и все выведены тайными шифрами. Есть тут и подношения, клочки обожженных бумажек с нацарапанными секретами. Они шуршали под сапожками Эладоры, пока та обходила идола – эхо Папирусных Гробниц. Снаружи зашипела Барсетка, и зачарованность Ткачом Судеб осыпалась с Эладоры. Торопясь наружу, она задела в темноте шпиона. Прыткий, как упырь, он погрузил руку в ее сумку и схватил кошелек, сжал так крепко, что тот даже не звякнул. Эладора ничего не заметила. Снаружи, на солнышке, он спросил у нее: – А что там, на улице Семи Раковин? – Моя, хм-м, двоюродная сестра. Я один раз ее навещала, но прошли месяцы, и тогда я шла другой дорогой. – С ней стряслась какая-то напасть? – Шпион попытался увязать одно с другим – как член семьи Эладоры, очевидно, образованной, зажиточной, приближенной Эффро Келкина и высшего круга промлибов, живет в самых опасных трущобах Нового города? – Скорее она сама напасть ходячая, – буркнула Эладора. Барсетка провела их вдоль улицы чужеземных богов, потом, после сводчатой подворотни, их огорошил гомон базара. Продавцы вопили на дюжине языков, показывали товар, разложенный на покрывалах ярких расцветок. Здесь на прилавки выставляли продукты алхимии – складскую просрочку, оружие, лекарства в треснутых бутыльках. Каменный человек торговался за шприц алкагеста; мясник-трупоруб толкал из-под полы мясо для упырей. За рынком какая-то женщина произносила речь, и Эладора настояла туда подойти и выведать, из какой она партии, но та оказалась зазывалой наемничьей роты. Шпион немного задержался, потолковал с распространителями алхимии. Ему будет что доложить Анне и Тандеру, а Эмлину будет что нашептать своему собрату-святому Ткача Судеб. Капитан Исиги насытится этими сведениями. Он лениво подумал: а жива ли еще капитан там, в Маттауре? Быть может, ее смертная оболочка не вынесла напряжения святости и разорвалась. Барсетка, сделав круг, вернулась к нему. – Далеко нам еще? – спросил он. – Не очень. – Барсетка взглянула на сверток промышленно-либеральных плакатов, который до сих пор волокла с собой, и вздохнула: – Ой, Алик, чую, она не ради выборов идет на Семь Раковин. Он пожал плечами: – Политикой пронизано все. – Давайте тогда поскорее закончим. – Барсетка порысила отлавливать в толпе Эладору и нашла ее у книготорговца. Шпион с расстояния наблюдал эту картину, словно лицедейскую сценку: Эладора воркует, увидав нежданное сокровище – редкую книгу; упыриха побуждает ее идти, тянет за рукав; торговец называет цену; Эладора лезет за кошельком и не находит его. В тревоге оглядывается по сторонам; на Барсетку накатывает смесь жалости и недовольства – а чего Эладора хотела, разгуливая по худшим местам Нового города? Шпион скрылся из виду, выждал несколько ударов сердца, потом протолкнулся сквозь толпу к Эладоре. Он дышал нарочито тяжко, словно выиграл пеший забег. – Я поймал воришку. Негодяй вырвался, но… – Он протянул кошелек, который украл у Эладоры. Она не поскупилась на благодарности, а себя костерила за невнимательность. Лицо у нее пылало от стыда; пытаясь сбить цену за книгу, она начала заикаться. Вмешался шпион. Он принялся рядиться на жаргоне базаров Севераста – драть глотку и размахивать руками. Книгу он купил за половину исходной цены и вручил ее Эладоре. – Спасибо вам, сударь, – ответила все еще пристыженная девушка. Притворилась, будто листает книгу, но он заметил, как она по-новому, признательно посматривает на него. Лучше не лезть вперед слишком рьяно. «День-другой, – подумал он, – и она объявится у Джалех и снова попросит пройтись с ней по Новому городу». Внедрение – это отчасти соблазн, отчасти терпение. Теперь надо ждать, пока она сама не станет искать встречи. Это она должна отметить способности Алика, просить его о помощи, посвятить в свои тайны. Ей придется на него полагаться – и тогда он сможет доложить Анне и Таннеру о том, что внедрился в промышленно-либеральную партию. Лишь одна нить паутины отделяет Эладору от Эффро Келкина и высших эшелонов Гвердонского правительства. И Эмлин шепотом донесет добытые секреты их руководству в Ишмире. И небеса запылают. Глава 15 Когда прибыл Теревант, Лемюэль по-кошачьи дремал в кресле Эдорика Ванта. Йорас в дверях неодобрительно цокнул челюстью. – У вас есть для меня новости? Лемюэль медленно разлепил веки. – Я, кажется, отыскал Ванта. В Новом городе. Осведомители рассказали. На улице Семи Раковин. Я решил, что вы захотите сами сходить и взглянуть. – Ходит или умер? – Для народа Хайта слово «ходит» включало в себя как по-настоящему живых, так и дозволенное некромантами посмертное неуспение. – Сказали, умер, – отвечал Лемюэль. – Как? – Точно не знаю. Говорят, его оприходовал какой-то святой. – Лемюэль встал, потянулся. – Пойдемте, посмотрим. – Разве в Гвердоне святые не под запретом? – спросил Теревант, вспоминая дозорных волхвователей в поезде и как Лис настаивала, чтобы он спрятал меч. Лемюэль воздел очи. – Пришлых отваживает городская стража. Кого выловят, отправляют в лагерь на Чутком, но некоторые, бывает, и проберутся. А в Новом городе беспорядок. Теревант обернулся к Йорасу. – Йорас, надень маску, – велел он. – Неусыпному нельзя покидать посольство без разрешения, сэр. – А я не могу тебе его дать? – Никак нет, сэр. Только в случае крайней необходимости. – Провались оно. – Гарнизон укомплектован и живыми солдатами, но он их пока что не знал и не мог на них полагаться. – Хорошо. Вернусь через несколько часов. – Буду ждать, затаив дыхание, сэр. Он оторопело взглянул на Йораса, но тот нынче улыбался всегда. Теревант накинул поверх мундира полинялый плащ и двинулся за Лемюэлем на выход из обширного здания посольства. Лемюэль быстрыми, размашистыми шагами мерил расстояние между посольским комплексом и станцией Брин Аван. Они миновали вычурных идолов Ишмирского представительства, гнетущую завесу тьмы Ульбиша, сияющие минареты Двойного Халифата. Теревант вспомнил один из докладов Ванта об ишмирском шпионе, здесь его застрелили в живот – и в уме родился набросок сатирического стихотворенья. Эта улица – Божья война в миниатюре, с точки зрения крысы, которая увиливает от ног топочущих тут непостижимых титанов. Такие помыслы следовало душить на корню – он снова на офицерской службе, надо исполнять свои обязанности и восстанавливать доброе имя, да и записывать стихи некогда – но мысль увлекла настолько, что он проскочил мимо станции, и Лемюэлю пришлось его попридержать. Стены лестничного спуска облепили предвыборные плакаты. Лемюэль порылся в кармане, извлек пару бантов, передал один Тереванту. – Натяните плащ поверх мундира, – посоветовал он, – и застегните этой застежкой. Бант был свернут из гофрированной бумаги на дешевой медной заколке в виде короны. – Что это такое? – Значок партийного активиста. Им подобные не будут вам докучать, если увидят, что ваш голос уже отдан. Теревант сделал, как предлагали. – Какой партии? – спросил он. – Монархистской. Кучка чеканутых, которые возомнили, будто должен вернуться король и спасти город. – Он тоже нацепил бант, заменив им значок Хранителей. – Вы сказали, что Ванта убил святой. Какой святой? Какого божества? – допытывался Теревант. На платформе почти безлюдно, однако Лемюэль все равно шикнул: – Не сейчас. Полно ушей. Они вошли в полупустой вагон. Загремели в поезде вниз по туннелю. Сидели друг напротив друга в молчании. Лемюэль зевал, начищая пуговицы на кителе. – Где вы служили? – спросил Теревант, кивнув на китель. – Да я его с покойника снял. – Снова та же надменная улыбочка. – Мне сказали, вы писали стихи. – Ну да. До войны. – А мне театр больше нравится, – хитро усмехнулся Лемюэль, будто подшучивал. – Вы знаете, где сейчас Лис… где можно найти леди Эревешич? – Ее можно найти, почитай, везде. Она вечно поблизости, наша Лис. – Лемюэль потянул из рукава ворсинку. – Знаете, это она меня натаскивала. Мы с ней вместе уже не один год. – Вы знаете, где она? – Будь ей нужно вас поставить в известность, она бы сама вам сказала. Стыд Тереванта боролся с досадой. Если бы он не накосячил в поезде через Грену, то, возможно, Лис поделилась бы с ним некоторыми секретами. А ведь он основывал на расследовании великие планы: раскроет гибель Ванта, проявит себя на этом поприще. Вместо этого Лемюэль уже вышел на след. Лицо его побагровело от злости.