Глава 1 ДЕСЯТЬ ДНЕЙ СУРКА Необычайно длинные новогодние праздники, которые неожиданно свалились на страну в 2005 году, принесли больше хлопот, чем радости. Народ не успел спланировать свой отпуск, а порой и получить зарплату для его достойного проведения. Для тех же, кому любой праздник — лишь повод поднять рюмку, внезапные каникулы превратились в одно нескончаемое похмелье. Легче всего было людям, которым все равно пришлось работать: они не без жалости наблюдали за празднующими со стороны, втихомолку радуясь, что им не надо решать эту непривычную проблему — где и как провести еще один день отдыха. Вахтерша Ольга Васильевна Морозова, как всегда, пришла на работу без пяти двенадцать. За ночь на город навалило снегу, и дворники еще не закончили расчищать дорожку, ведущую к подъезду. Видимо, начали с проезжей части, догадалась Ольга Васильевна. С одной стороны, правильно, но с другой — кто сейчас куда-то поедет? Люди еще отсыпаются после тяжелого выходного дня. Действительно, стоянка перед домом была плотно заставлена машинами, утонувшими в пушистых сугробах. А ведь человеку все равно надо сначала пройти через двор, не из окна же он сиганет в свой автомобиль. Ольга Васильевна отважно преодолела снежные заносы и пропустила выходящую из подъезда пару — смуглого мужчину с черными хитрыми глазами, похожими на черносливины, и молодую, очень красивую девушку. Девушка была в короткой шубке и сапожках на тонюсеньких каблуках. Она держалась за локоть своего спутника, щурилась на снег и улыбалась. Вдруг ее каблучок подвернулся, она весело ахнула, крепче вцепилась в руку мужчины и заковыляла по сугробам, поднимая ноги, как аист. Когда пара проходила мимо Ольги Васильевны, мужчина улыбнулся и сказал с легким южным акцентом: — Красота, да? — Красота, — так же с улыбкой ответила Ольга Васильевна. — Саша, ай! — вскрикнула красавица и засмеялась. — Держи меня, тут скользко. Ольга Васильевна вошла в подъезд. Изольда Ивановна уже стояла у стеклянного окошечка в вахтерку и махала ей: идите, мол, скорей! «Я не опоздала, — с неудовольствием подумала Морозова, — чего она скачет?» Изольда Ивановна между тем энергичными жестами манила ее подойти, видимо желая сообщить важную информацию, которая не терпит даже две минуты. Ольга Васильевна остановилась у окошка, топая и стряхивая остатки снега с сапог. — Армяне! — с торжеством заявила Изольда. — Что? — не поняла Морозова. Хотя на самом деле она, конечно, поняла, но понимать ей не хотелось. Изольда Ивановна в своем репертуаре — сейчас начнет делиться сведениями о жильцах: кто к кому приходил за сутки да кто кого привел. Ольге Васильевне это было совсем не интересно. — Они армяне, — с готовностью объяснила Изольда, — те двое, которые вышли только что. Вы их видели? — Не обратила внимания, — сухо ответила Морозова. — Ну и зря, Ольга Васильевна. Было же специальное указание, чтоб обращать внимание на все. И инструктаж. Скоро будет еще один. Надо вам перестроиться, проявлять побольше бдительности. — Но ведь не на улице же я должна проявлять бдительность. Очень хорошо, что они армяне. Можно мне раздеться? Ответ прозвучал даже резче, чем она хотела. Ну и ладно. Морозова обошла «вахтерку» с другой, обращенной к лифтам, стороны, вошла внутрь и стала снимать пальто и шапку. Изольда уже ждала ее с выражением еле сдерживаемого ликования на узком треугольном лице. Теперь не успокоится, пока все не выложит, хоть ей кол на голове теши. Она напоминала Ольге Васильевне гимн демократической молодежи, о котором сказано: «Эту песню не задушишь, не убьешь». — В том, что они армяне, ничего хорошего нет, — продолжала Изольда как ни в чем не бывало, озабоченно подняв выщипанные брови. — Из-за того фактора, о котором мы с вами знаем. Она подождала наводящего вопроса и, не дождавшись, заговорила дальше: — Я имею в виду ту азербайджанскую квартиру на седьмом этаже. Эта пара живет там же, только в противоположном крыле. — Ну и что? — Ольге Васильевне не хотелось подыгрывать, но на этот раз она действительно не поняла, что нехорошего в том, что какие-то жильцы оказались армянами, и при чем тут еще какой-то фактор. — Ну как же! Может возникнуть межнациональный конфликт! — Где может возникнуть конфликт, Изольда Ивановна? В нашем подъезде? Она знала, что не стоит провоцировать проведение новой политинформации, но не могла удержаться от иронии. Коллега уже собралась разразиться очередной тирадой, но тут раздался звонок. — Переодевайтесь, Ольга Васильевна, я отвечу, — проворковала Изольда и принялась за другое свое любимое дело — допрос посетителя: «Да, я слушаю. Не поняла, какая квартира? Фамилию назовите, пожалуйста. Нет, не вашу, а жильцов, к которым вы идете. У вас есть их телефон? Вы уверены, что они ждут вас?» В их доме действовала самая неудобная и обременительная «пропускная система». Гости, не имеющие своих ключей от подъезда (а таких было большинство), звонили по домофону не в квартиры, как это было в других домах, а к вахтерам. Тем вменялось в обязанность выяснить, куда направляются посетители, и лишь после этого открывать дверь нажатием специальной кнопочки. Ольгу Васильевну очень раздражала необходимость задавать людям однообразные вопросы: следовало спросить не только номер квартиры, но и фамилию хозяев, — и она старалась провести эту процедуру как можно скорее. Зато Изольда Ивановна получала от нее истинное наслаждение. Казалось, она каждый раз стремится побить свой собственный рекорд по длительности маринования человека под дверью. Но сейчас она управилась сравнительно быстро, наверное, ей не терпелось вернуться к лекции о межнациональных конфликтах. За время ее беседы с посетителем Ольга Васильевна едва успела поменять уличные сапоги на теплые домашние тапочки. — Да, так о чем я? — жизнерадостно продолжала Изольда Ивановна. — А, об армянах! Ольга Васильевна, вам надо побольше газет читать. Неужели вы забыли, что между армянами и азербайджанцами существует застарелая вражда? Вспомните восемьдесят седьмой год, Сумгаит и Карабах. — Но это же был восемьдесят седьмой год, Изольда Ивановна! А сейчас, слава богу, две тысячи пятый. И потом, то Карабах, а то — седьмой этаж, — возразила Морозова. — Вот именно! — торжественно подняла вверх палец Изольда. У нее даже глаза засияли. — И от нас зависит, чтобы седьмой этаж не стал Карабахом. От нашей с вами бдительности! «Что же нам, врыть на лестничной площадке пограничный столб и стоять там с винтовкой и верным Мухтаром?» — хотела спросить Ольга Васильевна, но промолчала. На сегодня с нее было достаточно. Она поняла, что не выдержит и что-нибудь сделает — например, завизжит или укусит Изольду, если еще раз услышит слово «бдительность». И ведь она не такая уж дура и злыдня, эта Изольда Ивановна, вот что удивительно. Все от неуемного желания по уши влезать в чужие дела с полной уверенностью, что она имеет на это право. Изольда Ивановна, как и Ольга Васильевна, подрабатывала вахтершей — вернее, консьержкой. Это слово нравилось ей гораздо больше, и она произносила его в нос с якобы французским акцентом и даже слегка причмокивая. Но Изольда была не простой вахтершей и даже не простой консьержкой. Она жила здесь же, на десятом этаже, и носила громкий титул «старшая по дому». Дом был кооперативный, и выборное домоуправление из жильцов с удовольствием предоставляло заниматься всякой бюрократической тягомотиной энергичной пенсионерке. Благодаря Изольдиной активности в доме оперативно чинились лифты, на лестницах регулярно мылись окна, вестибюль был украшен цветами и зеркалами. Стены пестрели многословными объявлениями, призывающими жильцов соблюдать чистоту, беречь лифт, не перекрывать вентили паровых батарей, не вести ремонтные работы после одиннадцати часов вечера и так далее. Зато бухгалтеры в домоуправлении менялись каждый год — Изольда Ивановна не давала им покоя ни днем, ни ночью и вынимала из них душу за каждую бумажку. Друзья и родственники местных обитателей предпочитали встречаться с ними на нейтральной территории, чем подвергаться на входе чуть ли не личному досмотру. А уж если кто из жильцов имел несчастье вызвать повышенный интерес старшей по дому — этого человека можно было только пожалеть. После серии кровавых терактов летом и осенью 2004 года российские правоохранительные органы перешли на новую концепцию безопасности. Об этом Изольда Ивановна важно сообщила своим коллегам на специально организованном собрании. Эта концепция включала, среди прочих мер, опору на активную помощь населения. Россиянам предлагалось сообщать куда следует обо всех подозрительных лицах. Особая роль отводилась консьержкам: на них возлагалась обязанность следить, не проживает ли кто-то в подъезде без регистрации, а также не ходят ли к жильцам не внушающие доверия посетители. Последнюю фразу Изольда произнесла, слегка стушевавшись, и Ольга Васильевна поняла, что коллега-консьержка врет: слежка за посетителями была ее собственной инициативой. Из районной управы, с инструктажа по проблемам безопасности, Изольда Ивановна притащила замечательный документ, который тут же был размножен и украсил стены вестибюля. Назывался он устрашающе: «Как опознать террориста». Жильцы дома больше не скучали в ожидании неповоротливых лифтов — они ежедневно развлекались чтением этого дацзыбао. Из него, помимо всего прочего, можно было почерпнуть, что террористы обычно привлекают внимание своим необычным видом, а именно: длинными юбками, платками на голове, строгими костюмами и начищенными ботинками. Шахида можно также узнать по арабским надписям на одежде или головном уборе и по нашептыванию каких-то текстов, предположительно сур из Корана. Или по крику «Аллах акбар!», как добавляли остроумные соседи. Инструкция провисела довольно долго, после чего бесследно исчезла. То ли ее сняли члены домоуправления, которым надоело позориться, то ли прибрал кто-то из жильцов, чтобы повеселить знакомых. Неутомимая Изольда пообещала, что скоро она принесет с очередного инструктажа новую памятку, более точную и подробную. Смена Ольги Васильевны уже началась, но Изольда Ивановна уходить не спешила — уж очень неохота ей было оставлять наблюдательный пост у окошка. Дай ей волю, она бы сидела тут круглые сутки, подумала Морозова и вдруг пожалела Изольду. Что за жизнь у человека, если ему, кроме сплетен и чужого грязного белья, ничего не интересно! Оставаясь одна, она, наверное, с ума сходит от скуки. Но по Изольде нельзя было сказать, что она недовольна своей жизнью. А в вахтерской она задержалась лишь потому, что еще не поделилась всеми открытиями сегодняшнего дня. — Знаете, откуда мне стало известно про армян? — М-м? — промычала Ольга Васильевна, чтобы не выглядеть невежливой. Раз с тобой говорят, то надо отвечать. — Она сама мне сказала. Эта девушка из тридцать девятой квартиры. Надо же, такая симпатичная, я бы никогда не подумала. Она скорее на итальянку похожа, правда, Ольга Васильевна? — М-м… — неопределенно ответила Морозова. Она уже вынула вязание и считала петли, заканчивая жилетку для внука. — Я думала сначала, может, они цыгане, — вслух размышляла Изольда Ивановна, мечтательно подняв глаза к потолку. Похоже, она сегодня вообще не собиралась уходить. — В этой квартире когда-то жили цыгане. Вы еще в то время не работали. Ну, такие, оседлые, не из табора. У них на рынке был ларек, они там пуховыми платками и варежками торговали. Подумать только, да? — такой интеллигентный дом! Но что поделаешь, у кого деньги есть, тот и снимает. Тридцать девятая всегда сдавалась, там хозяин не то кинорежиссер, не то кинокритик. Купил эту квартиру для дочери, а она вышла замуж за швейцарца и уехала. Говорят, у его отца несколько отелей в Альпах… Изольда Ивановна погрузилась в воспоминания, а Ольга Васильевна — в подсчет петель. Она резво работала спицами и уже не следила за этим калейдоскопом отцов, дочерей, отелей, ларьков. Жилетка Андрюшке должна быть готова к концу каникул, чтобы носил ее в школу и не кашлял от сквозняков. В классе душно, батареи раскаленные, поэтому учителя на перемене открывают окна, чтобы проветрить помещение. Вот дети и простужаются, они же не смотрят, что открыто, — как звонок, так и мчатся на свои места… Ольга Васильевна спохватилась, только когда раздался звонок — только не школьный, а входной. Изольда Ивановна подождала, пока она пропустит детского врача к Караваевым в пятидесятую квартиру, и вернулась к своему рассказу. — Но жили они тихо, и гости к ним почти не ходили, хотя, казалось бы… («Верно, это опять про цыган».) Вообще седьмой этаж раньше совсем другой был. Вы вяжите, Ольга Васильевна, я отвечу. Слушаю вас! Куда вы?.. Вот и я вас русским языком спрашиваю: к кому? Номер квартиры? Очень интересно, как это вы не знаете? Ах, помните этаж! А если вы ошибаетесь? Будете ходить по подъезду и звонить во все квартиры подряд? Это не годится, я несу ответственность за спокойствие жильцов. Да-да. Вот именно, сначала выясните. Может, ваших друзей и дома нет. — Удивительная бесцеремонность! — прокомментировала она только что оконченный разговор. — Куда прут, к кому, — понятия не имеют. Глаз да глаз нужен. Так вот, что я хотела сказать про седьмой этаж… — Изольда Ивановна, — прервала ее Ольга Васильевна, — вы идите, я сама справлюсь. Отдохните, праздник все-таки. Сколько можно на работе сидеть! Себя не жалеете. Изольда польщенно улыбнулась. Ее термоядерную активность замечали все, а вот хвалили настырную консьержку редко. Старшая по дому была падка на комплименты и просто таяла, когда кто-то проявлял о ней заботу. Наверное, в жизни ей этого здорово не хватало. — Пойду, Ольга Васильевна, пойду, вы правы, — пропела она, прищурившись. Глаза у нее были необычной формы, чуть-чуть раскосые и приподнятые к вискам. Когда Изольда Ивановна щурилась, что случалось в минуты хорошего настроения, она становилась ужасно похожа на сытого, довольного кролика. — Пойду приготовлю себе что-нибудь вкусненькое, телевизор посмотрю. А то какой же праздник, если все работа и работа! Наконец-то Ольга Васильевна осталась одна. Она отложила вязание — до конца смены еще полно времени, — и стала смотреть маленький телевизор, который стоял в углу вахтерской, так, что можно было сидеть лицом к вестибюлю и одновременно поглядывать на экран. Телевизор тоже был заслугой неутомимой Изольды. По каналу «Культура» показывали очень симпатичный фильм о том, как лисенок подружился с маленькой курочкой. Ольга Васильевна читала сказку про Людвига Четырнадцатого и Тутту Карлсон своим детям, да и картину, кажется, видела. Она набрала номер дочери — сказать Андрюше, чтобы включал телевизор, но никто не ответил. Наверное, поехали куда-нибудь или внук на горку побежал, а взрослые с малышкой еще не встали. Между тем дом просыпался, а вместе с ним и ощущение праздника. Все-таки оно жило, это ощущение, несмотря на усталость от бесконечных выходных. И как могло быть иначе — ведь только что прошел Новый год, а на днях наступает Рождество. Вот и елкой откуда-то запахло, хотя все елки давно внесены в квартиры, украшены и расставлены по углам. Ранние компании принесли с улицы молодой смех, морозный воздух и снежные следы. С веселым топаньем засновали туда-сюда краснощекие дети, волоча санки, пестрые пластмассовые доски-ледянки и новомодные снегокаты, напоминающие гигантских комаров на полозьях. Спортивные семьи дружно прошагали мимо окошка с лыжами наперевес. Ольга Васильевна отвечала на приветствия, улыбалась знакомым лицам и успевала еще следить за приключениями маленьких героев на экране телевизора. Ей нравилась ее работа. Она была среди людей и одновременно отделена от них своей башней из слоновой кости, как называла вахтерскую кабинку Вера Аполлоновна, которая сейчас уже совсем состарилась и не работала. Очень серьезный семилетний человек, разглядев в руках Ольги Васильевны спицы, пожелал узнать у мамы, «что это бабушка делает». Потом сам вспомнил: «А, это как на рекламе с ведущим „Фактора страха“. Только что он рекламирует, мам, я не понял…» Вот так, подумала Ольга Васильевна, нынешние дети уже не знают, что такое вязание. Спасибо рекламе. Еще один праздничный день постепенно клонился к вечеру. По телевизору показывали передачу «Жди меня». Ветеран и пенсионер Юрий Павлович вышел в магазин, на обратном пути остановился у окошка вахтерши и постучал по стеклу, привлекая ее внимание. — А день-то восемь минут прибавил, — доверительно сообщил он, как важный секрет. — Ну вот и хорошо, — кивнула Ольга Васильевна, пытаясь за спиной непрошеного собеседника разглядеть очередную развеселую компанию, заполнившую вестибюль. Не разглядела и махнула рукой. Отдыхают люди, и дай им бог здоровья. Пусть Изольда проявляет бдительность. — А вот и не хорошо, — сварливо возразил пенсионер. — В народе говорят: солнце на лето — зима на мороз. Где же мороз? Опять потекло! — Еще наморозит, — сказала Ольга Васильевна. — Зима только началась. Идите отдыхайте, Юрий Павлович. Скоро «Пять вечеров» начнутся. Вернулась та красивая девушка, армянка с седьмого этажа. На этот раз она была одна. Мельком улыбнулась, тряхнула роскошными черными кудрями и процокала к лифту. Вахтерша только покачала головой, представив ее и Мурата Гусейновича вступающими в межнациональный конфликт. Нет, такое может прийти только в безумную голову Изольды! Мурат Гусейнович и был тем азербайджанским «фактором», которого так боялась Изольда Ивановна. Она вообще его недолюбливала, хотя профессор Кабиров был милейшим и интеллигентнейшим человеком. Вернее, сначала Изольда к нему очень благоволила и даже сидела у стеклянного окошка с его книгой, делая вид, что читает. Разумеется, притворялась; книги профессора, даром что выходили в научно-популярной серии, были написаны сухим языком, насыщены незнакомыми терминами и для понимания сложноваты. Даже Ольга Васильевна со своим техническим образованием смогла осилить лишь несколько страниц. Профессор всю жизнь занимался биологией, а перед пенсией заинтересовался более глобальными проблемами. Его первая популярная книга называлась «Одинокие во Вселенной?» — именно так, с вопросительным знаком, — и в ней он на основе данных геологии, антропологии, генетики и других серьезных наук доказывал, что у человека в космосе существуют братья по разуму. Изольда Ивановна с жаром заявляла, что она с этим абсолютно согласна. У Ольги Васильевны не было своего мнения о братьях по разуму. Она вообще не очень интересовалась космосом, хотя в молодости чуть не стала космонавтом: в ее институте девушек отбирали в космический отряд, и Ольга даже начала тренироваться, но вскоре вышла замуж и из отряда автоматически выбыла. Испытания на центрифуге не прошли даром: Ольга Васильевна была единственной бабушкой, которая могла без устали крутиться с внуками на дворовой карусели, от которой через две минуты мутило даже молодых мам. Мурат Гусейнович жил один в своей двухкомнатной квартире. Жена его умерла от рака еще совсем молодой, дети давно выросли и лишь изредка приезжали навещать старика с большеглазыми, но уже русыми и светлокожими внуками. Кабиров всегда церемонно здоровался с вахтершами, не захламлял лестничную клетку посторонними предметами, не сверлил стены по ночам, не скандалил из-за сломанного лифта и по всем вышеизложенным причинам числился у Изольды Ивановны в любимцах. Но в последний год у профессора появилось новое увлечение, которое безвозвратно погубило его репутацию. К нему вдруг начали ходить очень странные личности. По виду — соотечественники, но уж больно непохожие на интеллигентного и аккуратного профессора. То ли торговцы с рынка, то ли бандиты с большой дороги, то ли вообще нелегалы. Люди в возрасте и совсем юные. Они приходили поодиночке и компаниями, заполняя вестибюль кожаными куртками, запахом сырого мяса и гортанными голосами. Изольда Ивановна устраивала им на входе допрос четвертой степени, но они всегда четко знали, куда и к кому идут, даже если почти не говорили по-русски. «Вот увидите, добром это не кончится», — мрачно говорила Изольда, в сотый раз повторяя свое любимое слово «бдительность». Она также неоднократно выражала надежду, что вахтеры и консьержи скоро получат полномочия проверять у жильцов и их гостей документы, и тогда поток подозрительных посетителей сразу схлынет. Она не желала принимать во внимание, что гости Кабирова не шумят, не хулиганят, не нарушают порядок и, между прочим, всегда трезвые.