К половине десятого стало понятно, что мелкий дождь будет идти всю ночь. Мередит это обрадовало. В такой вечер люди предпочитают сидеть по домам и выходят на улицу, только если это абсолютно необходимо, — а Мередит меньше всего хотелось, чтобы ее кто-нибудь узнал. Для своей вылазки она надела черные свободные брюки, свитер и темно-синюю водонепроницаемую куртку. Взяла из машины небольшой фонарик. Подрывать доски крыши она собиралась длинной крепкой отверткой. В карман отвертка не влезала, поэтому Мередит положила ее в узкий пластиковый пакет, а пакет приколола булавками к подкладке куртки. Получился неплохой потайной карман. Она криво улыбнулась, взглянув на себя в зеркало. Настоящая форточница. Если ее остановит полицейский патруль, будет трудно объяснить потайной карман и отвертку. К счастью, Алан не знает о том, что она задумала. А значит, и не беспокоится — до поры до времени. К одиннадцати Мередит добралась до переулка, идущего вдоль боковой стены мясной лавки. По дороге ей встретилось несколько прохожих. Все спешили домой, спасаясь от дождя: воротники подняты, головы втянуты в плечи. Никто не обратил на нее ровно никакого внимания. Скорее всего, большинство из них ее даже не видели. Хорошо. Тяжелая отвертка стучала по груди, постоянно напоминая, что то, что она собиралась сделать, предположительно глупо и наверняка незаконно. «Но необходимо», — сказала она себе. Ей во что бы то ни стало надо заглянуть в этот сарай. Переулок был плохо освещен. На перекрестке стоял фонарь, который лишь частично его освещал. Еще одна лампа — тусклая, хилая — едва разгоняла мрак там, где переулок поворачивал на сорок пять градусов влево, огибая шеренгу магазинов. С фонариком в руке, посылающим вперед узкий успокоительный луч, Мередит двинулась по переулку. В воздухе стоял запах строительного раствора, старых кирпичей и помойки. Слева, от мясной лавки, доносился едва слышный дух сырого мяса. Откуда-то вышмыгнула кошка. Она промчалась перед Мередит словно ракета и с оглушительным шумом взлетела на забор. У Мередит чуть сердце из груди не выпрыгнуло. Она прислонилась к стене, чтобы немного успокоиться. По спине бежал пот. Больше всего на свете ей хотелось сейчас оказаться дома, в светлом, безопасном пространстве, ограниченном четырьмя стенами. Она добралась до поворота и посмотрела налево за угол в темноту. Кто его знает, что может там скрываться. Она посмотрела направо, где были длинные узкие огороды. Из полумрака выступали старые дома, построенные стена к стене. Но они были слишком далеко, чтобы из них ее можно было сейчас увидеть. Кроме того, все окна были задернуты занавесками. Никто не любопытствовал. Мередит посветила вверх. Луч выхватил из темноты верх стены и край крыши сарая, располагавшегося прямо за ней. Она выключила фонарик и спрятала его в карман. Стена была построена из неровного карьерного камня. Забраться по ней не составляло труда. Скоро Мередит сидела на ней верхом. Проведя рукой по застрехе, она нащупала край рубероида. Он был приколочен гвоздями. Она осторожно потянула. Вначале ей не повезло: рубероид не поддавался. Она сломала ноготь и скусила сорванный кусочек, как это делают дети. Доски под рубероидом были старые и сухие. Наверняка легко щепятся. Не хотелось бы получить занозу в палец, а еще хуже — под ноготь. Она аккуратно прихватила край рубероида и потянула сильнее, чувствуя, как он рвется в том месте, где в крышу вбит гвоздь — несомненно, ржавый. Рубероид наконец поддался, и Мередит чуть было не сдернула его с крыши. Он был старый, буквально расползался в руках. Этого Мередит не ожидала. Она не хотела бы, чтобы наутро Дерек заметил, что с крышей что-то не так. Как она и рассчитывала, доски крыши были тонкими. Плоское жало отвертки легко вошло между ними. Мередит перехватила рукоятку поудобнее и надавила. С жалобным скрипом гвоздь расстался с древесиной. Доска хрустнула. Мередит показалось, что звук крайне громкий. Она настороженно взглянула на занавешенные окна. Ни одна занавеска не сдвинулась с места. В ноздри ударил затхлый запах — из сарая поднимался влажный воздух. Ее сердце радостно подпрыгнуло: она преодолела главное препятствие. Пора было переходить к следующей части операции. Положив отвертку обратно в потайной карман и достав фонарик, Мередит приподняла выломанную доску и рубероидную обшивку, просунула другую руку в щель и включила фонарик. Ей пришлось прижаться лицом к грязному мокрому рубероиду, чтобы луч не слепил ее, и она могла осмотреть внутренность сарая. Затхлый запах усилился. Вода затекала за воротник куртки. Вначале Мередит ничего не могла разглядеть, затем неожиданно темнота расступилась, и она увидела лицо. Лицо ребенка. Оно смотрело не нее с большой фотографии в рамке за стеклом, висящей на стене. Стекло отразило луч фонарика, и лицо исчезло. Мередит повела фонариком из стороны в сторону. Лицо вернулось. Это была девочка лет восьми-девяти. На ней был купальник, и она смеялась. У нее были кудрявые волосы и щель между верхними резцами. Мередит переместила пятно света дальше по стене и увидела другие фотографии, очень много. Некоторые были просто приколоты к стене кнопками. На маленьких сложно было разглядеть подробности, но на всех — девочка. Однако ее возраст отличался от фотографии к фотографии. На больших фотографиях видно было, как ребенок превращается в молодую девушку, — так насекомое покидает кокон. Оно еще не умеет пользоваться крыльями, но уже предчувствует полет. По фотографиям можно было проследить, как пробуждается ее сексуальность. Отметая последние сомнения, фонарик высветил портрет девушки лет шестнадцати, с круглым лицом и широкой, доверчивой улыбкой. С той же самой щелью между зубами. Эту фотографию Мередит уже видела — она была в газете у Дэйзи Меррил. Кимберли Оутс. Десятки снимков Кимберли Оутс! Маленькая Кимберли, Кимберли-подросток, Кимберли-девушка. Этот сарай был гробницей Кимберли, он показывал пугающую одержимость своего владельца. Мередит села на крыше и выключила фонарик. Ее подташнивало. В голове эхом отдавались слова миссис Арчибальд о том, что Дерек покупал Кимберли сладости, «ходил с ней гулять». Вряд ли стоит сомневаться в том, что пунктом назначения этих «прогулок» был этот самый сарай. «Дереку она нравилась», — говорила миссис Арчибальд. Страшно даже подумать насколько. А другие дети, которые запихивали порнографические картинки в почтовую щель на двери Арчибальдов и написали на стене: «Дерек Арчибальд — грязный старик»? А его коллекция порножурналов и бог знает чего еще — спрятанная, без сомнения, где-то здесь, в сарае? Дерек был одержим Кимберли всю ее недолгую жизнь. Эта одержимость, возможно, имела прямое отношение к ее смерти. Она должна рассказать об этом Алану. Он будет в ярости, когда узнает о ее вылазке. Но он должен знать. Мередит включила фонарик и последний раз заглянула в сарай. От любопытства не осталось и следа, но там могли быть на виду какие-либо улики, которые она не заметила в первый раз. Вдалеке загремел мусорный ящик. Кошка, наверное, — скорее всего, та же, что испугала ее, когда она шла по дороге. С улицы донесся автомобильный гудок. Ей больше нельзя здесь оставаться. Она уже потеряла счет времени. Она просунула руку до плеча, старясь осветить дальний угол. Из-за неловкого движения хватка ослабла, влажный от дождя фонарик выскользнул из руки. Он не погас при падении и теперь валялся в углу и бессмысленно освещал пустое место внизу стены. — Черт! — вполголоса выругалась Мередит. Достать его было нельзя. Можно было, конечно, выломать остальные доски и спуститься. Но тогда Арчибальд точно все поймет. Лучше оставить все как есть. Мередит надеялась, что к утру батарейка кончится и фонарик погаснет. Сколько он проработает без перерыва? Не больше часа. А если фонарик не будет гореть, возможно, Дерек его не заметит. Ведь он лежит в углу. Она выпрямилась и вернула выбитую доску на место. Она не могла приколотить ее гвоздями, поэтому просто расправила завернутый кусок рубероида. Это ведь дальняя сторона сарая, с чего Арчибальду сюда заглядывать? Изнутри все должно выглядеть как обычно. Обдираясь о шершавую стену, Мередит спустилась вниз и двинулась по переулку в обратном направлении. Она едва ощущала, куда несут ее ноги. Только дома она заметила, что совсем промокла и перепачкалась. Руки были в особенно скверном состоянии: царапины, сломанный ноготь, забившаяся в поры грязь. Она стащила мокрую одежду и приняла ванну. Когда она переоделась в чистую сухую одежду, было уже час ночи. Она сняла телефонную трубку, но, помедлив секунду, положила ее обратно. Вряд ли это будет справедливо по отношению к Алану, который все равно ничего не сможет предпринять до наступления утра. Справившись с нетерпением, она сварила какао и легла в постель. Спала она очень плохо. Глава 18 Алана Маркби разбудило радио, настроенное на определенное время включения. Он прослушал последние новости и прогноз погоды. Погоду обещали плохую, новости были тоже так себе. Он вывалился из постели, на автопилоте дотащился до душа и проснулся только тогда, когда добрался до кухни и сделал себе растворимого кофе. С кружкой в руке, он с унынием поглядел в коробку кукурузных хлопьев. Ее содержимое незаметно уменьшилось до горсти. Он высыпал хлопья во внутренний дворик — пускай птицы тоже позавтракают, — а сам зарядил в тостер два куска хлеба. Он мог бы сварить яйцо, но не хотелось возиться. Решил ограничиться тостами с джемом. Сегодня должна была прийти женщина, которая убирала его дом. Он всегда старался исчезнуть до ее появления — частично потому, что ему было стыдно глядеть ей в глаза. Трудно поверить в то, что всего один человек может за неделю настолько захламить свое жилище. И ведь так случалось каждую неделю. Чтобы хоть как-то загладить вину, Маркби свернул стопку старых газет и бросил их в большую хозяйственную сумку. «Надо как-нибудь отнести их в утиль», — подумал он, отлично зная, что, скорее всего, этого никогда не произойдет. Затем он вышел проверить теплицу. Тут тоже не мешало хорошенько прибраться. Он собирался сделать это — в числе прочего — во время отпуска. Отпуска, которого у него теперь не будет. Помидоры выглядели хорошо. Фуксии тоже. Но в углу были кучей навалены пустые горшки из-под рассады. Тут же жались друг к другу полупустые пакеты с компостом и ведра с водой. На полках стояли бутылки и коробки с химическими удобрениями. Все покрыты пылью, многие — с истекшим сроком годности. Тут и там пауки сплели паутину. Если не сделать генеральной уборки, в теплице скоро обживутся незваные гости: белокрылки, красные клещики и прочая мерзость. Заброшенные теплицы — земля обетованная для насекомых. — И сараи тоже! — вслух сказал Маркби. Как сарай на кладбище, где Дэнни нашел свою безвременную кончину. Где, вполне вероятно, лежало мертвое тело Кимберли Оутс, завернутое в ткань с веселенькой расцветкой. Мысль о братьях Лоу, и в особенности о Гордоне, погнала его обратно в дом. Если он двинется прямо сейчас, то сможет захватить с собой Джеймса Холланда. Они еще раз съездят к дому братьев. Вдруг Гордон вернулся. Или, по крайней мере, приходил зачем-нибудь. Маркби включил телефонный автоответчик и вышел из дома. Позвонив пять минут спустя, Мередит наткнулась на запись его голоса, приглашавшего оставить сообщение. Ей показалось бессмысленным рассказывать о своей ночной экспедиции машине. Она пробормотала ругательство и положила трубку. Скорее всего, он уже уехал на службу. «Позвоню попозже в отдел», — решила она. Маркби ехал совсем в другую сторону. Дождя не было, хотя, судя по размерам луж, он шел почти всю ночь. Выглянуло солнце, и мокрая дорога искрилась, будто покрытая блестками. По крайней мере, утро обещало быть сухим. Синоптики опять напортачили. В палисаднике перед домом священника пахло свежестью и черноземом. По газону разгуливал дрозд. Он выдергивал из земли червяков, которым из-за дождя пришлось подобраться к самой поверхности. Отец Холланд был в гараже, возился со своей «Ямахой». — Привет, Алан! — поздоровался священник. Он вытер руки замасленной тряпкой и с надеждой спросил: — Есть новости? — О Гордоне? Боюсь, что нет. Я надеялся, что вы мне что-нибудь сообщите. Священник покачал головой: — Ничего. С беднягой точно случилось что-то недоброе. — Тогда мы бы уже обнаружили тело, — успокоил его Маркби. — Так как этого не произошло, я думаю, что он жив и просто скрывается. И мне очень хотелось бы знать почему. Вы уже позавтракали? Я собираюсь опять наведаться к нему домой. — Я с вами. Здесь останется мисс Гармер. Я предупрежу ее на случай, если Гордон позвонит. Священник поспешил в дом. Они доехали до дома братьев Лоу и припарковались, преодолев многочисленные выбоины на грунтовой дороге, которые заполнились водой и тем самым превратились в настоящую полосу препятствий. Кучи мусора утопали в лужах. Когда они проходили мимо собаки, свернувшейся возле своего ящика, она гавкнула только один раз — для проформы. Дом братьев Лоу по-прежнему выглядел заброшенным. Окно, разбитое Маркби во время предыдущего визита, полицейские заколотили досками. Они постучали в дверь и не получили ответа. — Сегодня мы можем зайти по-людски, — сказал Маркби. — У меня есть ключ от задней двери. — Где вы его достали? — спросил отец Холланд. — Среди вещей Дэнни. Он был у него в кармане. Уверен, Гордон не стал бы возражать. Это лучше, чем снова вламываться через окно. Внутри все было совершенно так же, как в прошлый раз. Никаких следов чьего-либо присутствия. В воздухе пахло пылью. Под дверью лежала почта. Маркби собрал ее и стал просматривать: — Футбольный купон. Рекламный проспект. Письмо от управления налоговых сборов. Вряд ли они тут что-нибудь соберут. Личных писем нет. — Да кто бы им стал писать? — отозвался священник. Маркби поднял с ворсистого коврика две бесплатные газеты и положил их на столик вместе с остальной почтой. — Ну, мы можем с уверенностью заключить, что домой он не возвращался. — Что будем делать? — Отец Холланд опустился в рахитичное кресло и сложил руки на коленях. — Он никогда не вернется, я это костями чувствую. — Это сырость, Джеймс! — попытался пошутить Маркби. На самом деле он чувствовал то же самое. Надежда на то, что Гордон жив, стремительно улетучивалась. Они обыскали все вокруг: поля, огороды, пригородные рощи, строения. Если бы тело было где-то поблизости, они бы его нашли. Если только его не зарыли, как Кимберли. Останки Кимберли обнаружили только через двенадцать лет, да и то по чистой случайности. Оставалось только надеяться, что с Гордоном будет иначе.