Глаза у нее опухли от недостатка сна, однако, завидев Маркби, она решительно отставила кофе в сторону. — Сэр, я собираюсь поехать посмотреть, проживает ли еще миссис Джоанна Оутс по прежнему адресу. — Она кивнула в сторону дела Кимберли, которое он держал в руках. — Формально она не является ближайшей родственницей. — Брайс закусила пухлую нижнюю губу. — Но девушка жила с ней, и, так сказать, с моральной точки зрения Джоанна может считаться ближайшей родственницей с большим правом, чем Сьюзан. Мы свяжемся с валлийской полицией и попросим их навестить ее мать. Сомневаюсь, что она будет очень рада нас снова увидеть! Действительно, прошло двенадцать лет, может ли Джоанна Оутс до сих пор надеяться, что ее внучка жива? Бедная миссис Оутс. Двенадцать лет неизвестности и, вне всякого сомнения, самообвинений в том, что она подвела дочь, а затем и внучку. Но саму Джоанну Оутс подвела полиция, которая не смогла установить истинную причину исчезновения Кимберли и, таким образом, избавить женщину от многих лет неопределенности и сердечного надрыва. — Я поеду к ней сам, — заявил Маркби и постучал пальцем по папке: — Тут есть фотография, сделанная определенно на каком-то выезде фирмы, где работала Кимберли. Мы должны снова связаться с нашим другом мистером Френчем и спросить его, не помнит ли он, как зовут вторую девушку. Да, и еще там на стене позади стола висит какой-то диплом в рамке. Пусть лаборатория увеличит его. Попробуем рассмотреть, что там написано. Скорее всего, это ни к чему не приведет, но нам не приходится разбрасываться мелочами — у нас их для этого слишком мало. Он раскрыл папку и показал снимок Луизе. Затем сдвинул его в сторону, взял портрет Кимберли и, хмуря брови, всмотрелся в него: — Что вы думаете по поводу этой фотографии, Лу? Не той, где она на работе, а вот этой. Мне кажется, она тут в школьной форме. Брайс взяла фотографию из его рук. — Сэр, это обычная школьная фотография. Фотограф приходит в школу и делает снимки с каждого ученика. Он прекрасно знает, что почти все родители купят портрет своего ребенка. У моей матери дома есть моя школьная фотография, она почти не отличается от этой. Ее сделали, когда я училась в последнем классе. Маркби сказал: — Распространите ее по всем средствам массовой информации, особенно местным: газеты, телевидение, стенды на торговых точках — везде, где только возможно. Если, как вы говорите, такая фотография была сделана для каждого учащегося, то кто-либо из них может до сих пор проживать в Бамфорде и, если нам повезет, вспомнить что-нибудь о своих школьных годах. Попросите, чтобы фотографию разместили в срочном порядке. И не забудьте про центральные газеты. Люди в наше время часто переезжают и могут осесть где угодно. Нам необходимо разыскать всех, кто хоть что-то знает об этой девушке. Дело двенадцатилетней давности. Воспоминания приглушены прошедшими годами. Свидетели разбросаны по четырем сторонам света. Сведения, представленные Саймоном Френчем, нежданная удача, но глупо ожидать, что им в такой же мере повезет во второй раз. И Маркби, и Брайс знали, что расследование будет затяжным и трудным — сизифов труд, не иначе. Его взгляд случайно упал на отставленный Брайс уже остывший кофе, напоминавший жидкую грязь. — Да, Лу! — сказал он. — Ради всего святого, сходите в столовую и съешьте нормальный завтрак! Глава 6 Это была короткая узкая улочка, полукругом охватывавшая центр города и прятавшаяся позади паба, склада запасных частей для автомобилей и китайского ресторана, торгующего навынос. Она являлась одной из самых старых улиц в городе и помнила еще Средние века, которые проступали сквозь древнюю кладку домов, сплошной линией стоявших по одной стороне дороги. Другую сторону занимали задние стены торговых помещений. Так как улица была слишком узка для автомобилей, ее целиком оставили пешеходам и велосипедистам. Из многочисленных трещин в асфальте поднималась трава. Собаки без всякой опасности для себя грелись на солнце, лежа поперек узкой полоски тротуара или даже прямо посреди улицы. Сзади китайского ресторана и паба кошки деловито лазили по мусорным контейнерам. Шум движения с основной улицы был приглушен — его поглощали толстые старинные стены. В результате в эпицентре городской суеты и шума существовал замкнутый островок спокойствия и тишины. Алан Маркби поставил машину в самом начале улицы, вышел из нее и пошел пешком, мысленно отмечая признаки старины: старые, теперь доверху заложенные кирпичом арки и сломанный ручной водяной насос, из которого когда-то набирали воду окрестные жители. Обращал внимание он и на двери. Пройдя примерно половину улицы, он остановился, решив, что дошел до нужного дома. Но наверняка сказать было трудно, потому что номеров на домах почти нигде не было. Номер первый остался в начале улицы, и Маркби, пока шел, считал дома по порядку. На двух-трех из них были таблички с именами вроде Розы или Лилии, хотя ни роз, ни лилий у этих домов не росло. Скорее всего, почтальон просто помнил, где кто живет. Маркби не спеша и очень внимательно рассмотрел фасад дома, который, предположительно, был номером седьмым. Он видел низкую крышу, маленькие окна, прорезанные в толстых стенах из серого кирпича, антенну спутникового телевидения, смотревшуюся здесь как летающая тарелка. Настоящий палисадник отсутствовал, но дом был отделен от дороги забором из проволочной сетки и полоской пыльной травы. На траве валялся большой черный кот, наблюдавший за Маркби янтарными глазами, изучая его так же, как он сам изучал дом. Было очевидно, что ни тот ни другой не были особенно поражены. Чтобы здание выглядело более или менее пристойно, в него необходимо было вложить значительное количество денег и времени и провести фундаментальную модернизацию, не исчерпывающуюся спутниковой тарелкой, приляпанной на фасад. Оно выглядело крепким, но уже много лет не подновлялось. Его вид навевал на Маркби грусть, смешанную с тревогой. Он пришел сюда сообщить миссис Джоанне Оутс печальное известие и, если ему повезет и она воспримет новость относительно спокойно, спросить ее, не помнит ли она каких-либо необычных поступков Кимберли, которые тогда, двенадцать лет назад, могли привести ее к смерти. Разглядывая дом, он задумался, когда в последний раз стучался в двери совершенно незнакомых ему людей с печальной вестью. Слишком давно. Он переложил эту тяжелую миссию на плечи других людей, в то время как сам сидел за столом. В своем стремлении оказаться в гуще событий, еще раз ощутить себя «в поле» он совсем забыл о неприятной обязанности. Наверное, ему стоило поручить ее кому-нибудь из подчиненных, тому, кто еще не потерял навык. Так как в данном случае речь идет о пожилой женщине, возможно, ему следовало послать Луизу Брайс. Однако он уже здесь. Не поворачивать же назад. Маркби пожелал себе сделать все правильно. Он быстрыми шагами направился к входной двери, выкрашенной в сиреневый цвет. Когда он проходил мимо кота, тот опустил голову, прижал уши и стал стегать хвостом. Хвост был длинный, загнутый на конце, что свидетельствовало о сиамских предках. Маркби, который почти ничего не знал о кошках, хотя любил их и восхищался их умом и грациозностью, сочетающейся с яростной стремительностью, подумал, что кривой хвост — результат травмы. — Привет, котище! — сказал он и позвонил в дверь. Раздался старомодный «тилинь-дилинь». — Был на войне? Янтарные глаза медленно закрылись, а когда открылись, в них плескалось абсолютное кошачье презрение. Он не ожидал, что ему откроет молодая женщина азиатской наружности в джинсах и изумрудной шелковой блузке. Большие ажурные серебряные серьги качались на фоне чернильно-черных волос, странно дисгармонируя с очками в стальной оправе. Он оторвал ее от занятий — к груди она прижимала, переплетом наружу, раскрытый том, озаглавленный «Принципы применения закона о правонарушениях». — Вы по поводу ремонта? — звучно спросила женщина. Маркби извинился и объяснил, что он не по поводу ремонта. Было очевидно, что эта женщина не Джоанна Оутс. Более того, выяснилось, что она никогда не слышала о миссис Оутс или ком-либо еще с такой фамилией. Они с мужем, оба начинающие адвокаты, купили этот дом два года назад у господина с фамилией Гамильтон. — Постучите в соседнюю дверь, — сказала она. — К мистеру и миссис Арчибальд. Они живут здесь уже очень давно. — Дверь решительно захлопнулась прямо перед его носом. Все еще извиняясь, Маркби сошел с крыльца, миновал кота, который, как ему показалось, злорадно ухмылялся, и вышел на улицу. Мысленно выругался. Двенадцать лет — долгий срок. За двенадцать лет можно не раз переехать с места на место. Особенно если с домом, в котором ты жил, у тебя связаны горестные воспоминания. Даже новоиспеченный полицейский проверил бы списки избирателей, прежде чем ломиться по старому адресу! Он прошел короткий путь до следующего дома. «Будем надеяться, соседи знают, куда делась Джоанна Оутс», — подумал он. Мысль о том, что ему придется вернуться в отдел несолоно хлебавши, на смех коллегам, его совсем не грела. На этот раз звонок отозвался мелодией. Долгое время никто не открывал. Маркби начал бояться, что ему и здесь не повезет и что придется обойти все дома на этой улице. Он уже собирался развернуться и уйти, как вдруг услышал за дверью приближающиеся шаркающие шаги. Затем послышался свистящий звук, будто работали небольшого размера мехи. Дверь щелкнула и распахнулась, Маркби обдало затхлым нездоровым воздухом. Занимая весь дверной проем, перед ним стояла очень толстая женщина с лицом неестественного фиолетового цвета. Ее седые волосы были в мелких химических кудряшках. Она была одета в байковую рубашку и мешковатую цветастую юбку с оборванной каймой. Раздутые белые ноги оканчивались широкими ступнями, в которые врезались ремешки сандалий. Воздух со свистом и, казалось, страшным трудом проникал в легкие и выталкивался из них, огромная отвисшая грудь колыхалась под рубашкой. «Эмфизема!» — с сочувствием подумал Маркби. — Да? — выдохнула женщина. Маркби испугался, что у нее сейчас случится приступ. Он показал удостоверение и объяснил, что ищет миссис Оутс, только что разговаривал с хозяйкой соседнего дома и понял, что она выехала. — Не известен ли вам, случайно, ее новый адрес? — спросил он. — Нет, — просипела миссис Арчибальд и оперлась рукой о косяк. — Он никому не известен! — Она издала смешок, перешедший в кашель и сипение. — Умерла… — наконец выдохнула она. — Что? — И как это ему самому не пришло в голову! Двенадцать лет — очень долгий срок. — Вы уверены? — Странный вопрос, ну конечно, я уверена! Она умерла, дайте подумать, почти пять лет назад. Угасла. Так и не оправилась после исчезновения внучки. — Кимберли? — Маркби вцепился в последнюю фразу, как утопающий в соломинку. — Вы были знакомы с Кимберли? Миссис Арчибальд хрипло рассмеялась: — О да! Маленькая кокетка! Яблочко от яблони, вот как! — Миссис Арчибальд, — сказал Маркби, применив самую шикарную из своих улыбок, — я прошу прощения за навязчивость, но не могу ли я войти? Я хотел бы поговорить с вами о Кимберли. Женщина смерила его взглядом: — Хорошо, входите. «Наверно, к ней нечасто гости заходят, и она не прочь побеседовать даже с полицейским», — подумал Маркби. Она провела его в маленькую гостиную и указала на обитое ситцем кресло. Сама она села в другое такое же, объяснив: — Я устаю, когда долго нахожусь на ногах. Устроившись, он огляделся по сторонам. В комнате было чисто и все стояло на местах, но все горизонтальные поверхности в ней были заставлены страшным количеством различных безделушек. На каминной полке выстроилась шеренга фарфоровых животных. На телевизоре в кокетливой позе расположилась кукла-танцовщица фламенко. К почернелой дубовой балке, разделявшей потолок надвое, было прибито не меньше дюжины лошадиных подков. Нравственных наставлений тоже хватало. На стене висела покрытая лаком деревянная доска, на которой была выжжена надпись: «В заем не бери, в долг не давай». Рядом, искусно вышитый крестом, был заключен в рамку стих следующего содержания: Из всех иллюзий, что нам даны. Боже, молодость мне сохрани, Пока иду Долиной грез, Не дай согрешить, избавь от слез. Женщина со вниманием разглядывала Маркби. — Бабушка моего мужа вышила это, когда ей было десять лет! Попробуйте-ка найдите сейчас десятилетнего ребенка, который бы так вышивал! «Вышивальщица, скорее всего, от постоянного перенапряжения глаз стала слепой, как летучая мышь, лет в тридцать пять», — подумал Маркби. — У вас хороший дом, — вежливо сказал он. — Мы владеем им уже почти столетие, — гордо сказала она. — Это очень старая фамилия — Арчибальд. Они издавна мясники, мой муж тоже. У нас магазин «Мясная лавка Арчибальда». Маркби, который покупал продукты в ближайшем супермаркете и не был особенным поклонником эксклюзивного мяса, не знал такого магазина. Он не смог ничего ответить. — Она находится на Хай-стрит, — продолжила миссис Арчибальд. — Делу тоже почти сто лет. Так что мы в городе почти с самого Потопа. Маркби смутно припомнил мясную лавку, где в витрине стояли лотки с мясом, а в центре ухмылялась прохожим розовая пластмассовая свинья. — Так, значит, вы хорошо знали миссис Оутс, — сказал он. Старые семьи, живущие на одной улице, всегда знают друг друга и все сплетни друг о друге. Возможно, ему наконец повезло. — Джоанну Оутс? Знала ее лет сорок. Не везло ей. Она овдовела, когда ей было лет двадцать восемь-двадцать девять. От брака у нее осталась дочка Сьюзи, красивая девочка. Оказалась с душком. — С душком?