— Миссис Мактиг. — Она посмотрела на меня по-детски беззащитно и тревожно. — Вы не могли бы еще раз показать мне ту фотографию? Помните? Ту, что показывали, когда я была у вас в прошлый раз? Застывшая на бледных, тонких губах чахлая улыбка напоминала старый шрам. — Ту, с Берилл Мэдисон. — Ах да, конечно. Старушка медленно поднялась и покорно поплелась к секретеру. На ее лице, когда я попросила показать также конверт с бумагой, отразился то ли страх, то ли недоумение. Бумагу я узнала сразу, как только прикоснулась к сложенному пополам кремовому листку, — та самая, из двадцатифунтовой пачки. На просвет был хорошо виден и водяной знак Крейна. На фотографию я едва взглянула, чем окончательно сбила миссис Мактиг с толку. — Извините. Вы, должно быть, не совсем понимаете, что я делаю. Она не нашлась что сказать. — Интересно, фотография выглядит более старой, чем бумага. — Да, так и есть. — Ее испуганные глаза настороженно следили за моими манипуляциями. — Фотографию я нашла среди бумаг Джо, а в конверт ее положила для сохранности. — Это ваша бумага? — Нет. Разумеется, нет. — Она поднесла к губам стакан с соком, осторожно сделала глоток и поставила стакан на место. — Бумага мужа, но выбрала ее я. Очень хорошая, дорогая, для солидного бизнеса. После его смерти остались и бумага, и конверты. Мне, как понимаете, много не надо. Задать следующий вопрос можно было только напрямую. — Скажите, пожалуйста, у вас есть пишущая машинка? — У меня нет, а у мужа была. Я отдала ее дочери. Она живет в Фоллс-Черч. Я-то письма пишу от руки. Не так, конечно, много, как раньше… с моим артритом… — А вы не помните, какой марки была машинка? — Ох, дорогуша, я не знаю. Помню только, что она была электрическая и довольно новая. Джо менял машинки едва ли не каждый год. Знаете, когда появились компьютеры, он все равно продолжал вести переписку по старинке. Берт — это его менеджер — несколько лет уговаривал Джо перейти на компьютеры, но так и не уговорил. — Машинка была у него в офисе или дома? — И здесь и там. Он часто приносил работу домой и засиживался в кабинете допоздна. — Ваш муж переписывался с Харперами? В какой-то момент из рукава халата выскользнула салфетка, и теперь миссис Мактиг нервно теребила ее дрожащими пальцами. — Мне очень жаль, что приходится задавать так много вопросов, — мягко сказала я. Она рассматривала сухие, сморщенные руки с тонкой, полупрозрачной кожей и молчала. — Пожалуйста. Это очень важно, иначе бы я не спрашивала. — Из-за нее? — Салфетка погибала у меня на глазах. — Из-за Стерлинг Харпер. — Да. — Пожалуйста, миссис Мактиг, расскажите, что знаете. — Она была очень красивая. Такая обходительная, вежливая. Настоящая леди… — Ваш муж переписывался с мисс Харпер? — Думаю, что да. Да. — Почему вы так уверены в этом? — Раз или два я заставала его, когда… когда он писал ей. Он говорил, что это по делам. Я промолчала. — Да. Мой Джо. — Она улыбнулась, глядя вдаль мертвыми глазами. — Такой уж он был. Кавалер. Как говорили раньше, дамский угодник. Знаете, он всегда целовал даме руку. С ним любая чувствовала себя королевой. — А мисс Харпер, она ему тоже писала? — Бередить старую рану не хотелось, но я твердо намеревалась довести дело до конца. — Этого я не знаю. — Он ей писал, а она не отвечала? — Джо любил писать. У него это было в крови. Говорил, что когда-нибудь напишет книгу. И знаете, всегда много читал. — Понятно, почему они так сдружились с Кэри Харпером. — Мистер Харпер часто ему звонил, когда был чем-то расстроен или у него что-то не получалось. Звонил Джо, и они долго разговаривали. На самые разные темы. О литературе. Обо всем на свете. — От салфетки остались клочки, и миссис Мактиг скручивала их в жгутики. — Джо обожал Фолкнера, и еще ему очень нравились Хемингуэй и Достоевский. Когда мы начали встречаться, он писал мне такие прекрасные письма. Вы и представить себе не можете… Письма. Вроде тех. Что он уже в зрелом возрасте писал другой своей любимой. Роскошной, великолепной, незамужней Стерлинг Харпер. Письма, которые та сожгла перед тем, как уйти из жизни. Сожгла, чтобы не разбивать сердце его вдове. — Так вы их нашли? — едва слышно вымолвила она. — Нашли — что? — Его письма к ней? — Нет. — Возможно, это была самая милосердная полуправда из всех, что я когда-либо говорила. — Ничего такого мы не нашли. Никаких писем от вашего мужа в личных бумагах Харперов полиция не обнаружила. Ни писем, ни почтовой бумаги с его фирменным бланком, ничего. Она немного расслабилась, не услышав того, что подкрепило бы ее подозрения. — Вы когда-нибудь встречались с ними? Может быть, бывали в Катлер-Гроув или принимали их у себя? — Да-да. Дважды, если не ошибаюсь. Однажды мистер Харпер приезжал на вечеринку. И один раз они у нас заночевали. Втроем. Харперы и Берилл Мэдисон. Во мне проснулся угасший было интерес. — Когда это случилось, не помните? Когда они ночевали у вас? — За несколько месяцев до смерти Джо. В самом начале года, через месяц или два после того, как Берилл выступала у нас на собрании. Да, это определенно было в феврале, потому что у нас еще стояла рождественская елка. Принимать ее… для меня это был настоящий подарок. — Вы имеете в виду Берилл? — Да! Я так обрадовалась! Они втроем, кажется, ездили в Нью-Йорк по делам. По-моему, встречались с агентом Берилл. Оттуда прилетели в Ричмонд, а поскольку было уже поздно, заночевали у нас. То есть заночевали только Харперы, потому что Берилл ведь жила в городе. Поздно вечером Джо сам отвез ее домой. А наутро отвез и Харперов. В Уильямсберг. — Вам что-нибудь запомнилось о том вечере? — Немного. Помню, что я приготовила баранью ногу, а они опаздывали, потому что в аэропорту потеряли багаж мистера Харпера. Почти год назад. Тогда Берилл уже начала получать письма с угрозами. По крайней мере, так нам представлялось на основании имеющейся информации. — Приехали уставшие, — продолжала миссис Мактиг. — Но мой Джо такой молодец. Лучшего хозяина не сыскать. Гостей принимать умел. Не тогда ли она все поняла? Не тогда ли заметила, как муж смотрит на другую женщину? Не тогда ли догадалась, что он влюблен в Стерлинг Харпер? Я хорошо помнила, каким был Марк в наши последние дни вместе. Помнила тот отстраненный, чужой взгляд. Именно его глаза сказали все. Я видела, что он смотрит на меня, но думает о ком-то другом. И все же, зная и понимая, я не верила до конца инстинкту, не хотела верить, что мой Марк любит другую. Надежда жила, пока он сам все мне не сказал. — Кей, мне очень жаль, — угрюмо пробурчал он, когда мы в последний раз пили кофе по-ирландски в нашем любимом баре в Джорджтауне. В тот день с серого неба падали пушистые снежинки, и мимо проходили парочки в теплых куртках и ярких вязаных шарфах. — Ты знаешь, я люблю тебя. — Но не так, как люблю тебя я. — Сердце сжалось. Никогда в жизни мне не было так больно. Марк опустил глаза. — Я не хотел, чтобы так получилось. — Конечно, не хотел. — Прости. Мне действительно очень жаль. Я ему верила. Верила, что не хотел. Верила, что жаль. Да вот только от этого ровным счетом ничего не менялось. Я не знала ее имени, потому что не желала знать. По крайней мере, это была не та женщина, на которой он потом женился. Не Джанет, которая погибла. Хотя, возможно, он и здесь соврал. — …сильно не в духе. — Простите, что вы сказали? — спросила я, отгоняя непрошеные воспоминания и сосредотачиваясь на миссис Мактиг.