Иван нахмурился. Ему не нравилось обращение Веры Федоровны – она вела себя так, словно все знала наперед и видела его насквозь. Он не выносил женщин с такой манерой, потому что обычно она сопровождалась куда менее приятными вещами – высокомерием и завуалированной агрессией. – Да, – произнес в трубке голос Нади, и даже по этому односложному слову он понял, что она напряжена. – Я хотел спросить, как Анна Андреевна. – А как, по-твоему, она может себя чувствовать? – срывающимся голосом спросила Надя. – Ужасно это все. Бедной Лизе досталось, и Аристарху Николаевичу тоже, хотя он ни в чем не виноват. Я не понимаю, почему вы никого не можете найти? – Мы ищем, – сказал Опалин. – Ищете, да, но почему? Почему такие вещи возможны? Увели ребенка, убили… Как это? У меня в голове не укладывается… Анна Андреевна с ума сходит, моя мама… ей приходится все это видеть… Хорошо хоть врач приходил, прописал ей снотворное. – Анне Андреевне? – зачем-то уточнил Опалин. – Ну я так и сказала. Сейчас у нас дома очень непросто… Ты только поэтому звонишь? Или хочешь в кино меня позвать? – Я пока не могу в кино, у меня работа, – сказал Опалин. – Скажи, в какой школе учится Лиза? – Я номер не помню, сейчас у мамы спрошу, – сказала Надя. – А зачем тебе? – Нужно. Очень нужно, поверь! Надя отошла, потом вернулась. Слушая ее, он нацарапал на первой попавшейся под руку бумажке номер и адрес школы. – После уроков она занимается немецким с Екатериной Александровной, – добавила девушка. – Тебя это интересует? – Меня все интересует, – буркнул Опалин. – Слушай, когда все кончится и я буду посвободнее, сходим в кино? – Конечно, – сказала Надя, и ее ответ наполнил его теплом. – Тогда до свиданья, – проговорил он, жалея, что их разговор так быстро заканчивается и нельзя продлить его еще хоть немного. – Послушай, а какой… Но она уже повесила трубку, и он не успел спросить у нее, какой актер ей больше нравится. «Это все моя работа, – мелькнуло в голове у Опалина, – люди встречают нас в тяжелые минуты своей жизни и потом начинают асво… асцо… ассоциировать нас с этими минутами. А на самом деле мы такие же, как все. Совершенно обычные… И все же она сказала «конечно». Это главное…» Он заметил, что сидит на краю стола Петровича, с аппарата которого звонил, и поспешно слез, потому что сам Логинов только что вошел в кабинет. – Стоп, – насторожился тот, видя, что Опалин сделал движение к двери, – куда? – Надо приглядеть за Лизой Евлаховой. – И Иван объяснил, что ей, по его мнению, угрожает опасность. – А позвонить ее отцу – никак? – Зачем ему звонить? – Затем, чтобы он держал дочь дома, если все так серьезно. – Она в школе учится. Ей нельзя дома сидеть. – Тем более надо с ним связаться. Он не последний человек в Моссовете, может, как-то обеспечит, чтобы за дочерью проследили. – Хорошо, – объявил Опалин, – ты звони ему, а я пойду присмотрю за Лизой. – Опять ты в своем репертуаре, – сказал Петрович после паузы. – Опять все делаешь по-своему, никого не слушаешь. То на Ярцева с голыми руками лезешь… – И с гранатой, – напомнил Иван, вздернув подбородок. – Ну хоть до этого ты додумался. А вот Виндавка… Поражаюсь я тебе, Ваня, – Петрович покачал головой. – Ты куда? – Надоело слушать нравоучения, – выпалил Опалин, который был уже у двери. – Извини, Петрович, ты хороший мужик. Но как же ты иногда достаешь! И он убежал. Логинов сокрушенно посмотрел ему вслед, вздохнул и стал вызванивать Евлахова. «Распоряжается, как будто он тут главный… Но с другой стороны… почему меня не покидает ощущение, что он прав? Даже самые дурацкие, самые отчаянные его действия, если присмотреться, почему-то всегда приносят пользу…» Тем временем Опалин добрался до школы, в которой училась Лиза, и приступил к наружному наблюдению, которое выражалось в том, что он мерз, топтался на месте, слонялся туда-сюда и в итоге привлек внимание школьного сторожа. Пришлось объяснить, кто он такой и что тут делает, а затем повторить объяснение перед директором школы. Хотя Иван болезненно отнесся к тому, что его инкогнито было нарушено, зато ему позволили остаться в теплом помещении и даже принесли чай, а к нему – пирожки с яйцом. Чай, положим, был совсем не такой, как у Авилова, но Опалин был неприхотлив, а с голоду тем более. Дождавшись окончания уроков, он проследовал за Лизой, подняв воротник и прилагая все усилия, чтобы остаться незамеченным. Он проводил девочку до дома Екатерины Александровны, после чего опять принялся топтаться на морозе. Наконец Лиза вышла, но не отправилась домой, а зигзагами пошла по окрестным кондитерским и долго стояла перед витриной магазина игрушек, в которой были выставлены куклы почти в ее рост. «Это потому она не хочет возвращаться, – сообразил Опалин, – что дома находиться стало совсем невмоготу». И тут она развернулась и двинулась прямо на него. Иван занервничал, сделал было движение, чтобы спрятаться за афишную тумбу, но Лиза была уже рядом, и по ее блестящим глазам и упрямому выражению лица он понял, что она его вычислила. Нечего сказать, хорош филер, которого засекла обыкновенная школьница! – Ты почему за мной ходишь? – спросила Лиза требовательным детским голоском. – Да я, понимаешь… – забормотал Опалин. Лиза с жалостью поглядела на него снизу вверх. – А-а, – протянула она. – Тебе поручили за мной следить? – Да, чтобы с тобой ничего не случилось, – быстро сказал Иван. – А я подумала, мне показалось, – заметила девочка, и он убедился, что и сторож, и директор сдержали слово и ничего ей не сказали. – Ладно, ты не беспокойся. Я сейчас домой пойду. А Надьке ты не верь. Опалин замер на месте. – Постой, постой, – начал он, – ты это о чем? – Сам потом увидишь, – бросила Лиза, удаляясь. – Ты просто не верь ей, вот и все. Он стоял, хлопая глазами, с нелепым видом – словно не был сотрудником серьезнейшего ведомства, словно никогда не рисковал жизнью и не знал, чего она, эта жизнь, стоит; а вот поди ж ты, обыкновенная советская школьница сумела застать его врасплох. Опомнившись, он двинулся следом за Лизой, но весь настрой был сбит, и дистанцию между собой и объектом он соблюдал уже чисто машинально. «Она что-то знает, – думал он. – Наверное, я не нравлюсь Наде. Но почему она в таком случае не сказала мне об этом открыто? Я бы не обиделся», – он прекрасно знал, что обиделся бы, и еще как, но ему хотелось сейчас верить, что он перенес бы этот удар и глазом бы не моргнул. И тут он увидел Надю. Она шла по тротуару, раскрасневшаяся от мороза, в шапочке с распушившимся мехом, в знакомом ему пальто с лисьим воротником. Он бросил быстрый взгляд в сторону Лизы – они почти возле ее дома, на улице – никого, кроме них троих; стало быть, никакой опасности, – и, решившись, подбежал к девушке. – Надя! – Уже у дома меня караулишь? – засмеялась она. – Тебе не кажется, что это немного… чересчур? – Я не караулю, – сказал Опалин, задетый ее тоном, в котором, несмотря на дружескую шутливость, сквозило нечто от ее маменьки. – Я Лизу провожал. То есть не провожал, а… – Тяжелая у тебя работа, – сказала Надя, с сочувствием глядя на его красное лицо. – Да, нелегкая, – согласился он. – Послушай, а какой актер… Он не успел договорить фразу, когда что-то недалеко от них загремело, потом обрушилось на тротуар льдистой глыбой. И в то же мгновение Опалин услышал крик. Лиза кричала точно так же, как ее старшая сестра. Глава 27 Спина От этого крика у него внутри все перевернулось, он сорвался с места и побежал туда, где секунду назад стояла девочка со школьным портфелем, а теперь лежала груда льда и снега, частично разбившаяся при падении. Из-под нее медленно выкатывались струйки крови и расползались по тротуару. Сзади отчаянно визжала Надя, но он, ничего не слыша, бросился на глыбу, как на врага, и стал оттаскивать куски, откатывать, отбрасывать… Он и сам хорошенько не знал, на что надеется – но вот показалось белое лицо Лизы, и ее ресницы чуть дрогнули. Опалин стащил с ее тела самый большой кусок и поднялся на ноги. – Ах, какое несчастье… – бормотала Надя, в ужасе держа возле рта руку в пестрой варежке, – какое несчастье… – Это не несчастье, – злобно ответил Иван, дергая щекой, – что ты тут стоишь? – неожиданно напустился он на нее. – «Скорую» зови! Врача, если есть в доме… Взгляд Лизы остановился на его лице, нижняя челюсть начала дрожать – и он не выдержал. Он бросился в сторону, как пьяный, потом, опомнившись, побежал к проходу между домами. Мысль Опалина была проста: в семье, где две дочери стали жертвами, третья не могла погибнуть в результате несчастного случая. Кто-то забрался на крышу, улучил момент и сбросил на Лизу ледяную глыбу. И Опалин старался не думать о том, что он сделает, когда доберется до этого «кого-то». Он врезался в дворничиху, которая несла широкую лопату для разгребания снега, и чуть не сбил ее с ног. – Куда несешься-то, оглашенный, – проворчала она. – Угрозыск! – Опалин махнул удостоверением, выронил его и подобрал с проклятьем. – Убили девочку… Кто-нибудь поднимался на крышу дома? Дворничиха, с опаской глядя в его перекошенное лицо, замотала головой. – Кто-нибудь посторонний вертелся тут сейчас… или, может быть, в последние дни? Дворничиха задумалась. – Да посторонних много кого было… – начала она.