— Это всё, что вы хотели обсудить? — холодно спросил я. — Ну что вы. Я всего лишь проявил личный интерес. А теперь, собственно говоря, дело, в связи с которым маленькие разносчики новостей трудились всю ночь, чтобы этот человек успел вас поприветствовать. Мужчина, подошедший к нам, сел рядом с законником и улыбнулся мне, хотя его глаза оставались холодны: — Эта встреча рано или поздно должна была состояться, Людвиг. — Я удивлён. Личный колдун маркграфа Валентина в такой дыре, — сухо бросил я, слыша, как в моих ушах бьёт тревожный набат. — Сегодня какое-то утро встреч, господин Вальтер. — О, вы сочли за труд узнать моё имя, это льстит. Признаться, у меня была бессонная ночь, пока я сюда добирался, страж. Мне пришлось пошевеливаться, чтобы вас снова не потерять. Маркграф Валентин вновь передаёт приглашение посетить его гостеприимные земли. Замок Латка готов распахнуть перед вами свои ворота. «Уверен, он распахнёт не только ворота, но и тюремные подвалы», — подумалось мне. Но вслух я произнёс: — И вновь я с сожалением отказываюсь. — Так я и думал. — У колдуна появилась неприятная особенность — поглаживать шрам на лице. — Но, если вы не заметили, ситуация несколько изменилась. Сейчас не Ночь ведьм, и мы не в замке Кобнэк. Мы в провинциальной дыре, где нет ничего, что помешает нам исполнить волю маркграфа. — Одно уточнение, — сказал я, поднимая палец. — Отсюда до земель Валентина Красивого четыре дня пути на юг. Это не его владения. — На ваше уточнение у меня будет другое уточнение, — притворно вздохнул законник. — Здесь нас ждёт господин колдун, на улице — люди милорда, и, скажу вам по секрету, страж, они сущие головорезы. — Думаете, меня это может испугать? — Нет. Что вы. Конечно нет. — Он поднял руки в притворном жесте мира. — Всем нам известна ваша смелость. — Тогда не вижу смысла продолжать разговор, — сказал я, вставая из-за стола. — Но также всем известен ваш здравый смысл и то, что вы не любите, когда погибают невинные люди. Если вы будете упрямиться, господину колдуну, к нашему обоюдному сожалению, придётся выполнять задание господина силой. Разумеется, эти действия не останутся без свидетелей. Ваш друг, страж, будет в курсе, а свидетели в таких делах никому не нужны. — Я убью и его и малолетнего щенка, — без всякой злобы сказал Вальтер, и было видно, что он не лжёт. Убьёт и не поморщится. — У вас есть выбор, Людвиг. — Законник посмотрел на свои ладони. — Уйти сейчас вместе с нами, не поднимая шума, и тогда мальчик и старик будут жить. Или же начать упрямиться, и последствия этого будут очень неприятны… Он с «огорчением» вздохнул. — Что вы изучаете? — спросил я у него. — Увлекаюсь хиромантией на досуге. Смотрю на свою линию жизни. Так каков ваш ответ? Уезжаем, или вы будете упорствовать? — Какие у меня гарантии, что моих друзей не тронут? — Слово колдуна, — сказал Вальтер. Я усмехнулся, и он, правильно расценив моё недоверие, достал из кармана гвоздь, проколол большой палец, провёл линию на столе, чётко проговорив: — Даю слово, что твоих друзей не тронут, они смогут ехать, куда пожелают, когда им это будет угодно. Клянусь в этом моей колдовской силой. Кровавая линия на столе растаяла, и я, понимая, что меня припёрли к стенке, сухо сказал: — Хорошо, господа. Прокатимся, раз маркграф так этого хочет. Что касается вас, неизвестный господин-хиромант, то ваша линия жизни, бесспорно, лжёт. — Вы так считаете? — Скажу даже больше, у меня есть предположение, что вы вряд ли дотянете до следующего утра. Эскорт у меня оказался почётным, хотя и немногочисленным. Кроме законника и колдуна со мной отправились в дорогу ещё пятеро. Не скажу, что они выглядели головорезами, но иллюзий на их счёт я не испытывал — все понюхали пороха и крови в достаточных количествах для того, чтобы я проявлял осторожность. Их выправка, то, как они управлялись с лошадьми и как общались друг с другом, наводили меня на мысль, что эти люди не один год провели в армии. Маркграф собрал для меня хорошо сработанную команду сторожевых псов. По именам они друг к другу не обращались, да и вообще преимущественно молчали, так что я стал называть их для себя Первым, Вторым, Третьим, Четвёртым и Пятым. Они тут же взяли надо мной опекунство, двигаясь по обе стороны от моего коня, когда это позволяла дорога, и каждый час меняясь. Для них я был кроликом, которого надо довезти в целости и сохранности, и если он не собирается бежать и не думает кусать собак, им до него нет никакого дела. Кролик планировал бежать и кусаться, но несколько позже, когда постоялый двор, где остались Иосиф с мальчиком, будет уже далеко. У меня отобрали пистолет, арбалет, палаш и мой кинжал, так что я был абсолютно беззащитен перед судьбою, если не считать кулаков. Мне связали руки, дабы я не надумал устраивать глупости в самый неподходящий для этого момент. Узду моего коня взял Четвёртый, молчаливый небритый мужик лет сорока. Так что я путешествовал исключительно в качестве пассажира. Ни Проповедника, ни Пугала со мной рядом не было. Не знаю, как они почувствовали ситуацию, но никто из них не стал показываться на глаза законнику, которому хватило бы совсем немного времени, чтобы понять, что они со мной. Возможно, старина Пугало и избежал бы проблем, но вот Проповедник точно бы схлопотал неприятности, как свидетель, способный кое-что рассказать другим стражам. Мне оставалось лишь надеяться, что он так и поступит — предупредит кого-нибудь, во что я вляпался. Старый пеликан сейчас бы обязательно сказал, что висельник на перекрёстке всё же принёс мне беду и, пожалуй, я бы не стал с ним спорить. Мороз спал, погода была ясной, а дорога на удивление торной. Мы всё дальше продвигались на юг, к границе При, и на меня большую часть времени никто не обращал внимания. Лишь на остановках, в тёплых постоялых дворах, за трапезой мне развязывали руки и сажали между двумя крепкими головорезами, да ещё когда неохотно водили за сарай по нужде. В первую мою такую просьбу Второй взвёл арбалет и без экивоков сказал: — Прострелю ногу, если начнёшь дурить. Я не сомневался, что он так и поступит, так что был паинькой, но успокоить их мне не удалось. Я знал, и они знали, что рано или поздно у всех нас возникнут проблемы. К вечеру небо затянуло, начал сыпать снег, мелкий и колючий. Пока ещё не опасный, но, судя по всему, до хорошей метели оставались считанные часы. — Вы не хотите рассказать о Солезино, страж? — в очередной раз спросил у меня законник. — К чему такой интерес? Я, действительно, не понимаю. Он несколько секунд испытующе смотрел на меня, затем сказал: — Орден считает, что в распространении юстирского пота виновато Братство. Мы хотим знать, как вы это сделали. — Ваши слова звучат абсурдно. — Двадцать из тридцати высших жрецов нашего Ордена собрались на ежегодное совещание в Солезино. И именно в это время случился мор, тогда, когда, образно выражаясь, почти все яйца лежали в одной корзине. Сильный удар по тем, кто не даёт вашему брату нарушать законы. Я вспомнил перламутровую душу, разносящую мор, и сказал: — Мне кажется, что у вас, в Ордене, собрались ещё большие параноики, чем в Арденау. Надеюсь, землетрясение вы тоже записали на наш счёт? — Есть колдуны, которые способны вызвать дрожь земли. — Вы не были в Солезино. То, что там произошло, способны сотворить лишь ангелы Господни или сам Всевышний. У колдунов кишка тонка. Если не верите — спросите у господина Вальтера. — Уже спрашивал. Он придерживается вашего мнения. — Вот видите, кто-то ещё может размышлять здраво. Этот разговор встревожил меня. Вызов искусственного землетрясения, конечно, сущая чушь, но вот душа… У меня возникли некоторые сомнения, впрочем, тут же отброшенные, как безумные. Нас с Шуко эта тварь едва не размазала по мостовым Солезино, а Пауль с Рози не смогли пережить встречу с ней. И не скажу, что мы — самые слабые в Братстве. Ни одному нашему магистру не придёт в голову выпустить на свободу подобную гадину. К вечеру, когда снег усилился, а Тринский тракт разделился на две дороги, законник покинул наш отряд, о чём-то поговорив с колдуном. Мне он сказал: — Вынужден откланяться, дела зовут. Возможно, когда-нибудь мы с вами ещё встретимся. — Не думаю, что это случится. — Я уже несколько раз видел за деревьями мелькнувшую фигуру в широкополой соломенной шляпе. — Боюсь, вы правы. Вряд ли вам когда-нибудь суждено покинуть замок Латка. Закономерный итог для всех стражей, которые не слушают советов Ордена. Господин Александр был моим другом, и я рад, что вас настигло возмездие. Сказав это, он поскакал по заснеженной дороге, быстро скрывшись в белой круговерти, поднятой ветром. Почти сразу же снегопад поглотил вышедшего из-за деревьев одушевлённого в дырявом солдатском мундире времён князя Георга, и мне начало казаться, что возмездие настигнет законника, точно так же, как и господина Александра, — гораздо раньше, чем меня. — Надо же тебе было так вляпаться! — ворчал Проповедник глубокой ночью, когда я лежал, привязанный к металлическим прутьям кровати. Мои тюремщики не отличались особой наивностью и не оставляли меня на ночь предоставленным самому себе. — И Пугало здесь не помощник. Оно странное и уже сто раз показало, что не будет тебя выручать, если только на дороге не подвернётся какой-нибудь законник. Хочешь, я встану, и ты воспользуешься знаком, как это было в Кайзервальде? — Проповедник, как и я, понимал, что положение отчаянное. — Спасибо за твою готовность пожертвовать собой, но, боюсь, я прибью не только их, но и себя вместе со всем постоялым двором. Они всегда слишком близко от меня, чтобы я швырялся ядрами себе под ноги. — Что ты предлагаешь? — Тебе придётся найти стража и всё рассказать. — А если я его не найду? — резонно спросил он. — Значит, отправишься в Арденау, там их как блох на боку дворовой собаки. — Людвиг, ты знаешь, о чём просишь? Это недели пути, даже если я буду идти без остановки. Ты можешь так долго и не протянуть. — Значит, надо протянуть. Советую тебе отправляться сейчас же. Возможно, сможешь нагнать Иосифа. Второй услышал мой шёпот, поднял голову от подушки: — Спал бы ты, психованный. Иначе заткну рот тряпкой. — Ты уж продержись. Я сделаю всё, что смогу, — принял решение Проповедник.