— Я нашёл его, как и тебя, мальчик. — Иосиф, продолжая стоять возле окна, набивал трубку едким табаком. — Он стал хорошим стражем, одним из лучших. Возможно, ты тоже когда-нибудь будешь таким, как он. Старик редко сподоблялся на лестный отзыв о своих братьях, так что я оценил его слова. — А много злых душ вы уничтожили? — спросил Герхард, запихивая в рот хлеб. — Вполне достаточно, — ответил я. — А ты уже видел их? — Одну. — Мальчик нахмурился, и было понятно, что это воспоминание ему слишком неприятно, но почти тут же его лицо разгладилось. — Господин Иосиф плеснул на неё невидимым огнём и убил кинжалом. Было здорово и… страшно. К середине ужина он уже разговорился, перестав чувствовать себя чужаком, а затем, когда тарелка опустела наполовину, его энтузиазм затих, и мальчишка стал клевать носом, а пока мы со стражем негромко беседовали, вовсе заснул. Старик легко и неожиданно нежно поднял ребёнка на руки, отнёс на кровать, укрыл его одеялами, затем вернулся ко мне и сказал: — Совсем умотался парень. Дорога даже для взрослого тяжёлая, а уж для ребёнка, никогда не бывавшего дальше собственной деревни, вовсе ужасна. Плохая зима, до Альбаланда придётся добираться очень долго. — У паренька сильный дар. Поздравляю. Иосиф, на моей памяти, нашёл больше детей с даром, чем все другие стражи. Обычно из любой своей поездки он привозит одного, а то и двух. Он говорит, что не ищет их, дети сами его находят. — Я давно уже не радуюсь этому, Людвиг, — проскрежетал старик, сохранивший, несмотря на свои восемьдесят, удивительную силу, подвижность и бодрость духа. В его клинке много собранных душ, которые помогают стражу всё ещё оставаться в форме. Тот, кто видит Иосифа впервые, считает, что ему нет и пятидесяти. Вполне неплохо для восьмидесятилетней «развалины». — Почему? — негромко спросил я. — Сколько из тех, кого я привёл в школу, теперь мертвы? Тот же Ганс, твой самый лучший дружок. Где он теперь? А Мила, Натаниэль, Йохан, Матильда, Агата, Александр, Жанет, Михаил? Те, кого я нашёл до тебя, и те, кого я привёл после того, как ты оказался в школе, давно уже лежат в могилах. Число погибших слишком велико. — У нас опасная работа, и ты первый, кто об этом знает. Лучше дать ребёнку шанс в Арденау, чем позволить ему умереть просто так. Ни один из необученных детей с даром не доживает до совершеннолетия. Души уничтожают их или же приходит Орден Праведности. Я, честно, не знаю, что хуже. Иосиф грустно улыбнулся: — Ты вырос. — Только сегодня заметил? — с иронией спросил я. Он виновато пожал плечами: — Для меня каждый из тех, кого я привёл в школу, всегда будет таким, каким я его увидел впервые. Ты встречал кого-нибудь из наших? — За последние полгода — немногих. Карла, Гертруду, Львёнка, Шуко… ты знаешь про Розалинду? Он кивнул. Её нашёл Пауль, взял девочку в свои ученицы, и в итоге они оба навсегда остались в Солезино. — Жаль цыгана. — Страж откинулся на стуле. — Хорошая была девочка. Смышлёная. Мы выпили за её память, и я спросил: — А ты где пропадал? — Всё лето и осень торчал в Ольском королевстве, дел было по горло. Ты уже слышал, что они всё-таки начали войну с Чергием? — Нет. В снежном Лезерберге было несколько напряжённо с новостями. Что, воюют зимой? — Пока мелкие пограничные стычки, но к весне разойдутся, чтобы устроить что-нибудь более крупное. Всё-таки когда представители одной династии правят в двух странах, то рано или поздно наследники начнут претендовать на земли родственников. Возможно, султаны хагжитов поступают мудро, убивая младших братьев, впрочем, чего взять с еретиков? После Ольского королевства я заглянул в Альбаланд, потом поехал в При. Вот теперь — снова назад и опять через треклятый Бьюргон. Нашего брата там в последнее время не слишком жалуют. — В смысле? Он посмотрел на свои большие, тяжёлые ладони: — Возможно, я пристрастен, с виду-то всё как прежде, но в крупных городах власть нас терпит и только. Один шпик сказал мне, что это потому, что стражи каким-то образом разрушили союз Бьюргона с Прогансу. Ну, ты помнишь их дрязги с Удальном? Я кивнул без всяких эмоций. — Союз не состоялся, говорят, его величество скрипит зубами от злости, но не более того. Магистры что-то на него нарыли. Не знаешь, что? — Нет. — Я почти не врал. — Стараюсь не лезть в большую политику. — Это правильно, парень. Политика тварь ещё та. Хуже окулла. Сожрёт любого и не подавится. Мы проговорили больше двух часов, делясь новостями и воспоминаниями, и легли далеко за полночь. — Слушай, Иосиф, — сказал я, ложась на матрас и уступая ему кровать. — Если ночью в комнату завалится одно Пугало, очень прошу тебя, не бросайся на него с кинжалом. Оно это не любит. Я дождался его обещания и крепко уснул. Меня разбудил лёгкий шорох за дверью, а затем тихий стук. Мы проснулись со стариком одновременно, держа в руках кинжалы. Мальчик продолжал дремать. — Кто? — спросил я. За окном было ещё темно, но я слышал, что в зале возобновился гул голосов тех, кто собирался в дорогу с утра пораньше. — Добрый господин, это хозяин. Мне надо с вами поговорить. — Пошёл вон! Мы ещё спим. — Это касается оплаты за комнату. Было понятно, что он не отстанет и рано или поздно разбудит ребёнка. — Сейчас приду. Я услышал удаляющиеся шаги. — Разберусь, — сказал я Иосифу. — Запри дверь. Я вышел в зал, накинув на плечи куртку. Пилигримы как раз собирались уходить, а торговцы приканчивали огромную яичницу с беконом и сыром, бурно обсуждая, какую бог пошлёт им погоду и успеют ли они добраться до Шнеппенбарга засветло. Хозяин протирал кружки для эля не слишком чистой тряпкой. Я подошёл к нему, спросил: — В чём дело? — Ни в чём, добрый господин. Простите, мне пришлось соврать вам, чтобы вы вышли из комнаты и не тревожили своего друга. Этот господин очень хотел поговорить с вами. Он кивком указал на дальний стол, где сидел давешний тип в петушином шапероне. Хмурясь, я направился к нему и довольно неприветливо спросил: — Что вам угодно? — Присаживайтесь, господин ван Нормайенн, — сахарным голосом поприветствовал он меня. — Желаете завтрак? Я распоряжусь, только скажите. — Вот ведь странно — вы знаете, кто я, но я не имею никакого представления, кто вы, — сказал я, не собираясь садиться. Человек положил на стол серебряный жетон. — Если у вас нет никаких обвинений, то я отправлюсь спать. — Жетон меня ничуть не тронул. — Я хочу спасти жизнь вашего друга и щенка, которого он тащит с собой. Ну как? Я смог хоть немного заинтересовать вас? — Горячий чай, колбасу и пшённую кашу, — ответил я. Он рассмеялся, подозвал хозяина, сделал заказ. — Моя организация давно следит за вами, и я хотел бы предложить сделку. — Слушаю. — Я не стал говорить ему, что куда безопаснее заключить сделку с Дьяволом, чем с законниками. — Меня очень интересует, что произошло в Солезино и при каких обстоятельствах была разрушена наша штаб-квартира. Я дёрнул бровями, несколько удивлённый поднятой темой: — А что в обмен? — Мы забудем о трагической смерти господина Александра. Поверьте, это поможет избежать вам в дальнейшем множества неприятностей. — Ну, к смерти господина Александра, который, попрошу заметить, по словам Ордена, был изгнан от вас, я не имею никакого отношения. Что касается Солезино, то случившееся в нём не является секретом — мор юстирского пота оказался ужасной трагедией, и, поверьте, я бы с радостью забыл о тех днях. Что касается здания Ордена, то землетрясение не щадит никого. Возможно, это кара Господня за какие-то грехи. — Я разочарован, — поджал губы безымянный орденец с жетоном высшего жреца. — Вы не желаете быть откровенным, и это не пойдёт вам на пользу. Что касается грехов, то если бы Всевышний карал за каждый грех, Арденау бы уже лежал в руинах, а все стражи превратились в соляные столбы.