— Идём, Синеглазый, я покажу тебе твою комнату. — Мы решили её выбрать для тебя, благо в последнее время в палаццо они все очень быстро освободились, — невесело усмехнулся цыган. — Откуда вы знали, что я здесь появлюсь? Я поплёлся за ними, уже мечтая, как грохнусь в постель и забудусь сном. — Гертруда сказала. — Вы видели её?! — удивился я. — Мельком. Тебе письмо от неё. Она протянула мне совсем небольшой конверт, запечатанный знаком — стилизованным цветком эдельвейса. Я поблагодарил, убрал его во внутренний карман и спросил: — В городе я наткнулся на странную тёмную душу, и мне не удалось её прикончить. Она словно бы облита жидким перламутром. Вы с таким в Солезино не сталкивались? — Нет, — тут же ответил Шуко. — А вот я помню, что один из Видящих, прежде чем умереть, говорил о демоне из перламутра, — задумчиво заметила Розалинда, — но я не придала этому никакого значения. Поинтересуюсь у Пауля, когда он вернётся, если тебя это беспокоит. Вот твоя комната. Постарайся выспаться, времени у тебя не так уж много. Они ушли, я запер дверь, исключительно по старой привычке, сел на кровать и вскрыл письмо от Гертруды. На бумаге была всего лишь одна строчка: Я попытаюсь всё уладить. Пожалуйста, будь очень осторожен. Возможно, последняя фраза всего лишь простое беспокойство. Но с учётом того, что я знаю о Хартвиге, и что магистры на меня крайне злы, она приобретает несколько иной оттенок. Очень для меня неприятный. Всю ночь мне снилась перламутровая тварь, заглядывающая в моё окно. Она беззвучно скалилась, но даже её зловещая ухмылка не заставила меня проснуться. Я слишком устал для того, чтобы охотиться за душами. После того как я нашёл тело Хартвига и вернулся в деревушку, Карла на постоялом дворе уже и след простыл. Много позже я был рад этому обстоятельству, потому что наша встреча могла закончиться очень скверно для нас обоих. Старина Карл это прекрасно понимал, потому и исчез. В письме, которое он передал, магистры предлагали нехитрый выбор: или немедленно вернуться в Арденау, где мне придётся предстать перед судом, обвиняющим меня в несоблюдении интересов Братства и попытке нарушить его благополучие, или отправиться в Солезино и подчиняться приказам Пауля. Разумеется, я выбрал меньшее из зол, пожелав нашим магистрам всего самого наилучшего. У меня и раньше были трения с частью совета по простой причине — они чванливые ублюдки, слишком зажравшиеся и не желающие входить в положение тех, кто носится по странам и рискует своей шкурой. — Не спи и займись завтраком. — Шуко, болтавший ложкой в тарелке улиточного супа, отвлёк меня от тяжёлых мыслей. — Наслаждайся едой, пока есть такая возможность. Скоро запасов в городе не останется, и будем готовить ворон. — Я надеюсь убраться из Солезино гораздо раньше. — К еде я приступать не спешил. Цыган разочарованно вздохнул, откусил порядком чёрствого хлеба и сказал с набитым ртом: — Всё в руках Пауля. А зная учителя Рози, могу сказать, что он и с места не сдвинется, пока поблизости есть хоть одна тёмная душа. Так что скорее Солезино вымрет, чем мы отсюда уберёмся. Я взял кусок сахара, отправил его за щеку. — К середине дня ты пожалеешь, что голоден, — посулил мне страж. — К середине дня я пожалею, что сыт, — возразил я. Он рассмеялся и отстал от меня. — Что будете делать? — Мы с Рози проверим кафедральный собор. На хорах появилась какая-то дрянь. Надо разобраться с ней, пока не пострадали последние из священников. — Кто у них теперь за главного? — Капеллан из соборного пареклесия [26]. Самая высшая должность из всех оставшихся, — сказал Пауль, входя в залу. — Ты готов, Людвиг? — Вполне. — Тогда бери Шуко и отправляйтесь в госпиталь. Узнайте, чем можете помочь лекарям. — Что?! — вскричал цыган, поднимаясь со стула и разом забыв о супе. — Я никуда не пойду без Розалинды! — По счастью, не ты здесь командуешь, — равнодушно ответил Пауль. — Рози сегодня идёт со мной. — А что она думает об этом? — В отличие от тебя — не спорит. Послушай, — смягчился он, — я говорил с капелланом. То, что поселилось в Санта-Мария-дель-Фиоре, не по зубам одному. Здесь нужна крепкая пара. Ты часто неуправляем, а с Людвигом я раньше никогда не работал. Он известный одиночка. Я знаю, как действует Розалинда, потому что сам её обучал. Поэтому сегодня она идёт со мной, а вы с Людвигом отправляетесь в госпиталь. — Если ты считаешь, что дело серьёзное, не лучше ли нам всем отправиться в собор? — спросил я. Он задумался на мгновение и с видимым сожалением покачал головой: — Я обещал лекарям помочь. Им и так тяжело, откладывать больше нельзя. Не беспокойся, мы справимся. А вы вычистите госпиталь. Пауль свистнул Тигра и ушёл. Шуко, не сдерживаясь, начал ругаться. Я не знал цыганского, но, судя по выражению его лица, сейчас звучали сплошные проклятия. Когда проклятия закончились, он швырнул полупустую тарелку с супом в стену. Я ему не мешал. Пусть выпустит пар прежде, чем начнётся работа. Наконец, Шуко немного пришёл в себя и, всё ещё злобно ругаясь, подхватил со стола фальчион. — У тебя есть оружие? — хмуро спросил он у меня. — В городе небезопасно. — Рейтарский палаш на седельной сумке. Пойду схожу за ним. — Я сейчас спущусь, только поговорю с Розой. Я прошёл по пустому дому, слыша, как единственный из оставшихся слуг гремит посудой. Пауль сидел на крыльце, курил трубку, рассеянно поглаживая Тигра по голове. — Он перестал кипеть? — спросил у меня страж. — Да. — Шуко слишком вспыльчив. — Ты всегда относился к нему с предубеждением. Он затянулся, выпустил дым: — Да. Этот парень — несдержанный дурак, которому случайно достался дар, иначе он бы давно уже угодил на костёр во время очередного погрома. Цыгане притягивают тьму, тебе ли этого не знать. — Любой притягивает тьму, если совершает зло. Так учат нас на проповедях. Пауль внимательно посмотрел на меня, хмыкнул: — Ты несколько изменился за те четыре года, что мы не виделись. — В чём же? — У тебя появились весомые аргументы в спорах. Я рассмеялся, пожал плечами и направился в конюшню. Палаш лежал на сумках, я взял его, пристегнул к поясу. Прямой клинок с односторонней заточкой был средней длины. Мастером в фехтовании меня не назовёшь, шпагу и рапиру терпеть не могу и вряд ли выстою против настоящего маэстро, но в уличной рубке смогу себя защитить. Участие в нескольких военных кампаниях во времена моей молодости преподало мне пару неплохих уроков боя. Когда я вернулся к крыльцу, Пауль и Розалинда уже уходили, а Шуко, напряжённый и взъерошенный, провожал их злым взглядом. — С ней всё будет в порядке, — успокоил я его. — Конечно, будет. Потому что иначе я его убью. — Надеюсь, ты этого ему не сказал. — А стоило бы. Ладно. Пошли в госпиталь. Госпиталь находился за Керениским холмом, там, где Месола расширялась перед самым впадением в море. Он прятался среди кипарисов и платанов, в старом квартале, совсем недалеко от полуразрушенного стадиона, помнившего другие народы, населявшие эти земли задолго до того, как появился современный Солезино. Госпиталь организовали монашки из ордена урсулинок ещё в те благословенные и светлые времена, когда орден был влиятелен, и никто не помышлял о том, что его уничтожат за пару дней, обвинив женщин в плотских утехах с Дьяволом и отправив на костёр несколько тысяч несчастных. Монашки исчезли, а госпиталь остался. Это было четырёхэтажное здание с собственной часовней, одним концом примыкавшей к развалинам монастыря, куда оттаскивали мёртвых. Мы подошли с Серпантинной крайне неудачно, на мой взгляд, так что пришлось пройти через монастырь, чтобы не делать круг вокруг лесистого холма. На людях, что работали во дворе, я увидел тюремные робы. — Каторжники? — спросил я у Шуко.