Рома, весь взъерошенный и красный от стыда и злости, резко встал, немного оттолкнув меня в сторону и не спрашивая разрешения закрыл дверь. Сам он при этом остался у меня в покоях, чем очень сильно меня нервировал. — Эй! Ты чего удумал? Я сейчас кричать буду! Пусть бабушке станет стыдно за внучка. — Дура что ли? На кой ты мне сдалась? Я по делу. — Сам дурак, — обиделась я. В конце концов, не такая я уж и страшная, чтобы не хотеть меня… тут же мне стало смешно и стыдно от таких своих мыслей, и я решила не обращать на слова внучка никакого внимания. Кроме последних. Что за дело его привело ко мне в такое время, интересно. — Ну говори, — я уселась на кровать и демонстративно зевнула. Ромка скривился, но все же сказал: — Я тут вот что подумал. А не прогуляться ли нам с тобой до деревни? Я округлила глаза и молча покрутила пальцем у виска. — Да не бойся ты, я ж не на свидание. Тем более ты не в моем вкусе, как оказалось. Слишком острая, как чили. А у меня изжога от острого и гастрит начинается. Я чуть не подавилась от таких его слов, но про себя порадовалась. Приятно, что я могу доставлять мужскому полу такие болезненные ощущения. Так им, противным. — К тому же ты явно феминистка, а они, как известно, конкретно чокнутые, — как ни в чем не бывало продолжил он. Ну я и показала ему, что такое по-настоящему чокнутая, очень удачно треснув его под коленной чашечкой. Ромка ойкнул и схватился за ушибленную ногу. — Зачем в деревню идти? Ты так и будешь мямлить? — прошипела я, не обращая внимания на его зверское выражение лица. — Занадом! Достала ты меня. Что ты злая-то такая! Фельдшера выслеживать будем! — Ого! Интересно, как? — На месте разберемся. Но чую я, он в деревне. У кого-то прячется. Надо сеновалы проверить, где-то там он, наверняка. — Как у тебя все просто, — хмыкнула я. — А почему ж ты думаешь, он в город не подался? Если это он Ингу убил, было бы логично смыться из деревни. — Ну… — замялся Ромка, — может и подался. Если это он конечно убил. А что, если нет?! — И как ты себе представляешь это все? — Слушай, если ты трусишь, оставайся. Я могу и один пойти. Думал просто, что тебя заинтересовало это дело. — Один-один… я прям вижу, как тебя за шкирку поймают и выгонят с позором. Ладно уж… выйди. Я переоденусь. Ромка, стараясь не показывать своей радости, все-таки он милаха, сурово кивнул и вышел из комнаты. Я, быстро выбрав подходящий случаю наряд, черные водолазку и спортивные штаны, заодно прихватила и рюкзак, куда уже на кухне кинула фонарик, бельевую веревку, бутылку воды и пару бутербродов. Ромка, видя мои приготовления, тихонько посмеивался в уголке, пока я не прикрикнула на него. И правильно сделала, потому что все это нам впоследствии очень даже пригодилось. Выглядели мы с Ромкой как заправские грабители. Оба в черном, чулок только на головах не хватает. — Как ты себе это представляешь? Мы что, все сеновалы обшаривать будем? И чем? Вилами? — шипела я всю дорогу, не видя никакой перспективы поймать предполагаемого убийцу. — Зачем все? — удивился Ромка. — Мы только их с матерью сарай обшарим и все. — Я не пойму, тебе-то какой интерес со всего этого? — Как какой? — он округлил глаза, — Я выполняю свой гражданский долг! Я немного зависла, размышляя, шутит он, или говорит всерьез, как вдруг в тишине раздался женский крик. Ромка, украдкой взглянув на меня, бросился на шум. Я, естественно, припустилась за ним, и вскоре мы оказались возле дома Афанасии. В окнах загорался свет, люди выходили на улицу, в чем спали, чтобы узнать, что случилось. Виновница шума, Афанасия, торжествующе уставилась на окружающих. — Что случилось? Это вы кричали? — спросил Ромка. — Я, а кто ж еще?! Проверка связи, — мерзко захихикала старушка. — Не понял… — Ну чего ты тупой-то такой? Проверяла я народ на бдительность. Духовские недовольно зароптали, но связываться с вредной бабулей никто не решился — себе дороже. Все в округе знают характер бывшей надзирательницы. Враждовать с ней — себе дороже, сожрет без соли и не подавится. Ромка громко матюкнулся, но тоже предпочел промолчать. В конце концов, действительно, это разве запрещено законом — кричать среди ночи, если тебе девяносто, и разум давно покинул седую голову?! Народ потихоньку разошелся, сквозь зубы шепча проклятия, а Афанасия, улыбаясь, как сделавший пакость ребенок, вернулась в дом, громко хлопнув дверью. — Слушай, а это ничего, что мы тут засветились? — обеспокоенно спросила я Ромку. — И кому какое дело? Мы же не преступление затеваем, — хмыкнул он. — И то верно! Слушай, а что, если мы его найдем? Ну я имею ввиду, делать с ним что будем? — Как что? — округлил Ромка глаза, — пытать, конечно. — Дурак! — Сама такая. Чего ты вопросы глупые задаешь? Иванычу сдадим и всего делов. Дождавшись, когда во всех домах погаснет свет, мы с Ромкой наконец вышли на дело. Дом фельдшера, Юрки Плотова, находился в самом конце улицы. Сарай располагался в глубине двора, и нужно было очень тихо пройти мимо двери, ведущей в дом, так как располагались они очень близко друг к другу. * * * В доме, где Юрка жил с матерью, свет не горел и стояла тишина. Ромка приложил палец к губам и на цыпочках подошел к двери, ведущей в сарай. Я стояла ни жива ни мертва. Это же надо, как воры крадемся в чужую собственность. Ромка тихонько приоткрыл дверь, но она все равно еле слышно скрипнула. В сарае стояла зловещая тишина, и я лично очень сомневалась, что там кто-то может прятаться. Ромка посветил фонариком по-пустому, заваленному всяким старьем помещению, и указал рукой на лестницу, ведущую наверх. Туда, где Плотовы сваливали сено для скота. Все так же на цыпочках Ромка подкрался к лестнице и стал подниматься. На мой взгляд, предосторожности излишние, учитывая, что предположительно находившийся наверху Юрка просто не мог нас не услышать, ну или хотя не увидеть свет от фонаря. Хоть мне и не улыбалось карабкаться вверх по довольно хлипкой на вид лестнице, но все же пришлось. Не хотелось показать себя перед Ромой трусихой. Как там гласит поговорка? Назвался груздем — полезай в кузов. Каково же было мое удивление, когда я, взобравшись наверх, в свете фонаря увидела, лежащего без признаков жизни, Юрку. Я уже было хотела закричать, но Ромка, заметив это, погрозил мне кулаком и приложил палец к губам. Он осторожно подошел к фельдшеру и прикоснулся к шее. Юрка неожиданно вздрогнул, ойкнул, вскочил и бросился бежать. Да только спросонья не сообразил, что люк, ведущий вниз, открыт, и полетел вниз. — Разбился, — второй раз за пять минут я похоронила фельдшера. — Твою мать! — ответил Ромка, в два прыжка преодолев лестницу. — Живой? — крикнула я. — Живой… еще тепленький. Когда я спустилась в сарай, перед глазами моими предстал Юрка, корчившийся от боли. Он держался за ногу и тихо стонал. Ромка гладил его по голове, словно маленького ребенка и что-то ему тихо говорил. А я в этот момент подумала — вот так убийца у нас. Неожиданно дверь в сарай отворилась, и перед нами предстала поистине дивная картина. Юркина мать, Ольга Сергеевна, с вилами наперевес, встала в проходе. Силуэт освещался полной луной и весь ее облик напоминал какого-нибудь маньяка из фильма ужасов. — Не отдам, — прорычала Ольга Сергеевна, грозно наступая на нас. — Мама, не надо, — простонал Юра. — Да уж, Ольга Сергеевна, не стоит, — пропищала я. Тут женщина заметила меня, как-то совсем горько вздохнула, так, будто из нее выпустили весь воздух, и опустила вилы. — Ну что, сами все расскажете, или Иванычу звонить? — посуровел Ромка. — Не надо никому звонить. Что с сыном? — прошептала Ольга Сергеевна. — Да что ему сделается?! Убегал ваш Юрка, да недалеко. Дай посмотрю, — это уже Юрке. Плотов поморщился, но согласно кивнул. Я тоже наклонилась, чтобы взглянуть, что там у несчастного беглеца с ногой, но в сарае было довольно темно. Ночь все же на улице. И даже полная луна не давала достаточно света. Пришлось нам тащить Юрку в дом. Нога опухла и немного посинела. — Наверняка всего лишь ушиб, — утешил Ромка, и приподняв Юрку, быстро от него отстранился. На удивление, тот с трудом, но смог устоять на ногах, а значит Ромка скорее всего прав. С переломом не больно-то получится встать.