Я лишь поздравила себя, что удалось выйти из этой истории без каких-либо видимых потерь, и утешилась тем, что Денис не единственный такой прекрасный и особенный — будет в моей жизни еще хороший мужик. А не будет, и черт с ним, сам виноват. Свет в доме не горел, из чего я сделала логичный вывод, что домашние спят и меня не ждут. Ну верно же, я, кажется, в последний разговор с бабкой обещалась приехать завтра. Посидела немного на веранде, слушая стрекот кузнечиков и отдаленные голоса деревенских. За спиной что-то зашуршало, я встрепенулась, подумав, что это Дуська крадется с ночной охоты, но в темноте разглядела Ромку. — Приехала значит, — почему-то грустно вздохнул он. Хотя может и показалось, что грустно. С чего бы ему грустить?! — Ну да, — в тон ему ответила я. — Гуляешь? — Развлекаюсь как могу, — съязвил Ромка, — Как отдохнула? — Нормально. — А чего так рано приехала? Бабуля сказала раньше завтра тебя не ждать. — Соскучилась, — я пожала плечами и стала подниматься, но Ромка не дал мне такой возможности. Он приблизился очень быстро. Так быстро, что я даже понять ничего не успела. Наклонился и принялся жадно меня целовать. Я попыталась отстранить его, но он крепко схватил меня за руки, и прижал к стене. Не учел Ромка только одного. Ноги мои были вполне свободны, а потому уже через секунду он взвыл, резко схватившись за причинное место, а я опрометью бросилась к двери. — Сучка! — прошипел он, но за мной не пошел. Выдохнула я только в своей комнате. Заперла дверь на защелку, на всякий случай, и разревелась. Ну почему мужики такие козлы?! Один пропал черт знает куда. И главное причины никакой не было исчезать. Второй, несмотря на мою холодность, цепляется все время и еще вон целоваться лезет. Ну что это такое, а?! Хоть в лес беги, ей богу. Вот не было Ромки, как хорошо-то жили, а! И Денис еще этот… работу все-таки придется видимо менять. Ну их на фиг, эти нервы. Не хочу, не буду, впору ножкой топнуть. Спать я ложилась в полном раздрае, и ничего хорошего от утра не ждала. И не зря. * * * Нас утро встречает прохладой… вспомнились мне эти строки неспроста, когда вся окоченевшая, я проснулась ни свет ни заря. За окном зарядил неслабый такой дождь, порядком напрудивший лужу на полу возле открытого окна. Я, закутавшись в одеяло, подбежала к нему и закрыла створки наглухо. Холодно к тому же. Отличное утро, ничего не скажешь. Горячий душ хоть как-то отогрел мои невеселые мысли и окоченевшее тело, и к своим рабочим обязанностям я приступала уже совсем почти довольная жизнью. Соскучилась поди Христофоровна по горячей каше с маслицем. Полная энтузиазма насытить старушку до отвала, я наварила целую кастрюлю овсянки, напекла блинов с творогом, все красивейшим образом сервировала в столовой, и, весело напевая, направилась к бабке в комнату. Там уже шел вполне оживленный диалог. Ромка что-то громко доказывал бабуле, Христофоровна только что не материлась на внучка, и я запоздало поняла, что пришла совсем не вовремя. Потому что оба, как только я вошла, тут же накинулись на меня. — Не запылилась она! — воскликнула бабка. — Совсем ты прислугу распустила, — кивнул Ромка. — И не позвонила, — надулась Христофоровна. — Да уволить ее к чертовой матери! — ухмыльнулся Ромка. Я зачем-то слушала все это, немного приоткрыв рот. Нет, я понимаю, что меня здесь «очень любят», прям обожают. Но не до такой же степени. Они что-то еще продолжали говорить то ли мне, то ли про меня, а я стояла и улыбалась. Улыбалась-улыбалась, а потом вдруг оцепенение спало с меня, я помахала им ручкой, присела в книксене и вышла из комнаты. Ну что ж, вот кажется и все. Выходит, все разрешилось само собой. Пора удира-ать, пора брат, пора… Как ни странно, слез не было, в душе поселилась какая-то пустота. Даже обиды не было, видимо я настолько уже устала от всего этого безобразия, что мне вдруг стало совершенно все равно. Я молча собирала свои вещи, аккуратно складывая их в чемодан. Хорошо, что у меня их совсем немного, не придется потратить часы на сборы. Как бы я не противилась, придется, по ходу дела, все-таки возвращаться в родной город и как-то там обустраиваться. Погуляла и хватит. Права, видно, мама, жаль, что я раньше ее не слушала. Жить надо там, где родные, где любят и ценят. И не пытаются спустить на тебя всех собак низа что ни про что. Где не унижают, чтобы самоутвердиться за твой счет и не считают тебя пустым местом. Как бы теперь еще зарплату за последний месяц получить? Ужас, как не хочется идти к Христофоровне, но, с другой стороны, это же мои кровно заработанные, так почему я должна стесняться и бояться их просить?! А если не отдаст, то что? А ничего. Неприятно, но не смертельно, в конце концов. Долгие месяцы я почти ничего не тратила. Еда казенная, дом тоже. Ни тебе коммунальных счетов, ни торговых центров поблизости. Из одежды — самый минимум, и то, когда реальная необходимость. Здесь ведь как, захочешь приодеться, да негде. А в город ради блажи ехать, на мой взгляд, дурость несусветная. Да и куда мне тут наряды носить? Разве что в клуб деревенский, куда меня как-то, еще в начале моего житься в Духовке, активно зазывали местные мужички. Так что денег скопилось достаточно на первое время. И на кредит хватит, и на завтраки с обедами. А без ужина вполне можно обойтись. Заодно фигуру соблюду. Сумка уже была набита доверху, и я решила больше ничего не брать. Оставить то, что не влезло. За дверью послышались голоса и тяжелые шаги Христофоровны. — Уезжаешь, значит, да? Бросаешь меня с этим остолопом?! — грозно спросила бабка, переступая порог. Я ничего не стала отвечать, и попыталась бочком протиснуться к двери, где горой возвышался Ромка. — А ты чего молчишь?! — рыкнула Христофоровна на Ромку, — извиняйся быстро, или ты мне больше не внук. Ромка насупился весь, а я постаралась все-таки пробраться к выходу. Мне этот цирк с конями порядком надоел, и хотелось как можно быстрее покинуть дом. — Жень… ты это… я не хотел, — пробормотал он, опустив глаза. — Дальше, — потребовала вредная бабка. — Я больше так не буду, — совсем уже тихо пропищал Ромка, и я, до того настроенная крайне негативно, вдруг прыснула со смеха. Ромка совсем уже не знал куда деваться и отступил назад. Христофоровна, пряча усмешку, смущенно посмотрела на меня и пробормотала: — Женя, ты меня знаешь. Я человек крайней степени пожилой. Еще и самодурка знатная. Ты прости нас. Ну не уезжай что ли… Я посмотрела на Христофоровну. Она, кряхтя опустилась на мою кровать и принялась носком тапочки ковырять коврик. Ей богу, как школьница. Сил моих продолжать все это больше не было. Я поставила сумку на пол. Вдохнула. Выдохнула. Уперла руки в бока и твердо сказала: — Я останусь, если уж вы это и правда хотите, — обращалась я непосредственно к бабуле, так как Ромкино мнение меня не больно-то интересовало, — но у меня есть условия, которые всем придется соблюдать. Иначе ничего не получится. Сандра лукаво посмотрела на меня, и, заметив мой взгляд, срочно изобразила муки страдания на лице. — В принципе условие только одно: вы не обсуждаете меня в моем присутствии. Ах, да… чуть не забыла… работодатель у меня один, и с ним, собственно, я и сотрудничаю. Христофоровна согласно закивала, Ромка закатил глаза, а я устало опустилась на пуфик. Шло время, комнату никто не торопился покидать, молча разглядывали друг друга. Идиотизм какой-то. Внезапно Христофоровна крякнула и гаркнула: — Роман Витальевич, вы свободны! Долго уговаривать Ромку не пришлось, он подорвался как ошпаренный и вылетел из комнаты пулей. Христофоровна поманила меня рукой, присесть рядом. Не зная, что ожидать от бабули, я, не спеша, приблизилась и прикроватилась по соседству с ней. — В общем так, — зарплату я тебе повышу. И не возражай, — прикрикнула она, когда я попыталась что-то вякнуть. — Обязанности все те же, что и раньше. Выходных побольше выдавать буду, а то что это в самом деле… девка ты молодая, небось свои дела какие. Я снова попыталась вставить хоть слово, но бабка показала мне кулак. — Не перечь старой больной женщине! Единственное, о чем тебя попрошу, в подвал больше не ходи. Нечего тебе там делать. Я смущенно опустила глаза, даже и не пытаясь узнать, откуда бабуля прознала про мои выходки. Знает, а это главное. Стыдно ужасно. — Место это для меня особенное, так что уважь старушку — послушайся. Вот вроде и все. Христофоровна, кряхтя поднялась, я вскочила, чтобы помочь, но она лишь отмахнулась. Уже на пороге бабка обернулась и тихо сказала: — А к Ромке все же присмотрись. Хороший он мужик. Ну вот… я только забыла о подвале, как Христофоровна не преминула напомнить, старая ведьма. Теперь любопытство взыграло еще сильнее, но я скорее откушу себе руку, чем подведу старушку. И так уже проявила слишком много эгоизма, за что сейчас раскаиваюсь сполна. Да и она, видимо, чувствует себя виноватой, раз не постеснялась при внучке извиниться. Радует одно, от Ромкиного общества я теперь, между прочим, на вполне законных основаниях, освобождена. Может хоть сто раз звать, принципиально не пойду. Несмотря на то, что он извинился, кстати, под нажимом все той же Христофоровны, я не собираюсь общаться с ним. Максимум, поздороваться и пожелать доброй ночи. Хватит с меня, я сыта по горло этими его штучками. Пусть теперь ищет себе другую девочку для битья. * * * На улице снова зарядил дождь. Небо потемнело, заслонив только что беззаботно сиявшее солнце. Делать было решительно нечего, и я, радуясь возможности остаться наедине с собой, схватила первую попавшуюся с полки книгу и улеглась читать. Но не успела я прочитать и пары страниц, как случилась новая напасть — зазвонил телефон. Вздохнув, я скорчила рожицу в зеркале и после пятого гудка, поняв, что мама так просто не сдастся, взяла-таки трубку. — Доча, до-о-очь, — закричала она, пытаясь, видимо, перекричать шумевшее на заднем фоне нечто. — Да, мам. Не кричи, пожалуйста! Я тебя хорошо слышу. — Что? Женя-я, Же-ень, не слышу, говори погромче, а то там Вася ковер пылесосит. — Мама, я не могу громче, я на работе. — Что? Женя, что ты говоришь? Ничего не слышу. Говори погромче, а то там дядя Вася ковер пылесосит. — Мам! Вот скажи, обязательно звонить мне именно тогда, когда твоему Васе приспичило уборкой заниматься?! — Что? Ох, плохо слышно. Женя-я, Же-ень… — Да вырубите вы свой пылесос! — заорала я, не выдержав этой пытки, и в сердцах бросила трубку. Что за день, ей богу?! Надеюсь, мама не сильно обиделась на меня. Нет, ну правда, это невыносимо. Ну почему у нее всегда так?! Ладно, сейчас остыну немного и перезвоню с извинениями. Мама у меня добрая и отходчивая, долго обижаться не умеет. Но позвонить маме мне не дали. Телефон зазвонил вновь, на этот раз на экране высветилось «Ленка». Ленка набрала видео-вызов, я снова вздохнула обреченно, и нажала прием звонка. Изображение на экране замелькало, запрыгало, потом прошла какая-то рябь, и, наконец, успокоилось и остановилась. — Лен, ты звонишь, чтобы показать мне стену? Изображение вновь запрыгало и показалось зареванное лицо Ленки. — Блин, все время забываю камеру переключать, — и тут же без перехода добавила, — прикинь, этот козел все забра-ал… — Погоди, какой козел, что забрал?