Таннер присел на пятки. — Да? — День Благодарения, Таннер, это такой праздник между Хэллоуином и Рождеством, когда вся семья собирается вместе. Кит хочет увидеть тебя и горы. Мы говорили с тобой об этом, Таннер. Семейный праздник? Черт, у него не было давно… — Вот уже как три года, последний был Рождеством, — сказала она. — Ты читаешь мои мысли? — Я знаю, ты не любишь праздники из-за папы, но тебе нужно начать создавать новые воспоминания. Честно говоря, мне тоже. Мама собирается в Нью-Йорк к Дэвиду и его жене. — Я бы хотел, чтобы ты приехала. — Постарайся сказать это более убедительно, когда я позвоню в следующий раз. Мне нужно собираться. Ловить преступников и все такое. Наконец, он усмехнулся, чувствуя, как напряжение в горле ослабевает. Все будет хорошо. Они могли бы показать Киту, как кататься на лыжах. Поиграть в снежки. Это было бы… замечательно. — Я люблю тебя, Таннер. Надо идти. — Я тоже тебя люблю. — Он отключился, покрутив плечами, чтобы стряхнуть напряжение. Собака снова начала лаять, ее черные глаза блестели. Она толкнулась мокрым носом в стекло, карамельная шерсть развевались по обе стороны морды. Таннер обнаружил, что улыбается. После нескольких минут борьбы с самим собой он повернулся и направился на кухню. Ему нужно было найти у себя, чем он мог покормить собаку. А потом отвезти ее к ветеринару. В тишине он решил, что наконец-то пришло время признаться самому себе, что он больше никогда не собирается поехать в командировку за границу. И каким-то образом от этого решения он испытал внутри себя мир и покой, несмотря на то, что боялся причин, по которым оставался здесь. 24. Мередит постучала во входную дверь дома Таннера. Она нервничала, но ничего не могла с собой поделать. Это был его дом? В стиле Фрэнка Ллойда Райта?! Почему-то она не могла предположить, что он может быть богат. Он не показался ей таким. Дом не был роскошным, но его тихая сила камня, вкроенная в бревна, из которых он был построен, сделанный явно на заказ, определенно в стиле декаданс, производила неизгладимое впечатление. Может он устал от лачуг за границей. А может он всего лишь любил природу. А может, она слишком много думала о нем. Она стукнула еще раз по двери, словно хотела выбить свое разочарование в его огромную дверь, когда он не ответил. Все приобретало несколько личный характер. Она злилась на то, что ей пришлось солгать Джил о «свидании» с Таннером, но она не хотела делиться с ней своими подозрениями о Джемме. Она не хотела этого делать, пока у нее не появится каких-то доказательств. Дедушка согласился помочь, но ей от этого легче не становилось. Какую тонкую паутину лжи ей удалось сплести. Она была плохой сестрой. Дверь открылась. Таннер выглядел сексуально по-деревенски с щетиной на лице. Черт бы его побрал. Она почти уставилась на каскадную стену фонтана, высеченную из камня, обращенную к открытой двери. Освещение воды бросало отсвет на него. — Я принесла отчет о вскрытии, так как ты не пришел в бассейн сегодня утром, — отрезала она, чтобы скрыть свой дискомфорт. — Где ты был? Она не хотела признаваться, что скучала… и волновалась за него. Он никогда не пропускал их соревнования. Когда он попытался помочь ей снять пальто, она оттолкнула его руки. — Я сама. Он поднял руки вверх, сдаваясь, выглядя мужественным в темно-синем свитере и джинсах. — Что с тобой? Она бросила ему пальто. — Мне не нравится лгать Джил. Вот что. — Кому какое дело, что она лгала, но не совсем? Она не собиралась признаваться, что злилась на него за то, что он не желала менять свое условие. Его глубокий вздох наполнил тишину комнаты. — Да, врать — хреново. Надеюсь, нам больше не придется этим заниматься, и все закончится. И то, как он сказал эти слова, она замерла, собираясь снять перчатки. — Что тебя так расстроило? Интенсивность его взгляда потрясла ее. — Я тоже не люблю врать, мисс Хейл. — Он повесил ее пальто. — Я пропустил наше соревнования, потому что кое-что произошло у меня в семье. Мне нужно было позвонить. Она прижала руки к бюстье под зеленым свитером, в поисках равновесия. Она не знала, что сказать. Ей казалась, что она имеет право знать, что у него случилось, будто их отношения уже перешли к стадии эксклюзивности. — Но теперь все в порядке? — Нет, не в порядке, но пока будет так. Спасибо за отчет о вскрытии. Полагаю, ты его уже прочитала. Она позволила ему сменить тему, отчего только возросло ее любопытство. Что представляла из себя его семья? И почему он стал таким, каким стал? Мыслей сразу же стало множество. — Конечно, прочитала. Неизвестность убивала меня. Там ничего нет. Ни единого абзаца. — Она порылась в сумочке и вытащила листки бумаги. — Прочти сам. Тогда и поговорим. Он схватил отчет. — Давай выпьем кофе. Она последовала за ним на кухню, стараясь не обращать внимания, что его обстановка вызывала аплодисменты. Блестящие приборы из нержавеющей стали, акры гранитной столешницы и медных кастрюль, свисающих с железных балок над двухкомфорочной плитой. — Мы с дедушкой все еще пытаемся выяснить, как получить отчет полиции, не вызывая подозрений. Он заварил кофе в блестящей дорогой, видно, европейского качества, кофе машине. — Ты с ним разговаривала? Хорошо. Давай немного повременим с полицейским отчетом, пока все не обдумаем. — Он схватил отчет о вскрытии и начал его просматривать. Запрыгнув на барный стул перед массивной стойкой из серого гранита, она закинула ногу на ногу. — Тогда я могу сказать… — Здесь упоминается алкоголь, но больше ничего? Какого черта? — Таннер отбросил рапорт в сторону. — Я уже думала об этом. Джин пропустил все нелегальные субстанции, чтобы как-то защитить семью Джеммы. Ее семья старейшины в его церкви. Но мы можем лично спросить его об этом. — Прости. О чем ты вообще говоришь? — Джин Керрис, коронер. Он ходит в ту же церковь, что и семья Джеммы. — Господи! Воспрепятствование правосудию в моральных целях? — Кто сказал, что это препятствование правосудию? Он бы никогда такого не сделал! — В отчете нет упоминания о марихуане или чего-то еще. Откуда ты его знаешь? Джин, верно? Мередит вдохнула аромат жареного кофе, прежде чем отпить из чашки, которую он ей протянул. — Он лучший друг моего отца. Живет дальше по улице. Они приятели по рыбалке. — Ну, ты говорила уже, что он друг семьи. — Да. Он и его жена всегда присутствовали в нашей жизни. Они, наверное, самые любимые друзья моих родителей. — Она улыбнулась, потирая большим пальцем край кофейной чашки. — Джин — чокнутый, постоянно откалывает разные шуточки. У него самый страшный дом на Хэллоуин, и он всегда пугал всех детей, говоря, что у него в подвале настоящий труп. Любой, у кого хватало смелости появиться у его двери, получал целый мешок конфет. Он откинулся назад. — Правда? Она глубоко вздохнула, когда его длинное, гибкое тело вытянулось перед ней. — Да. Папа говорил мне и Джил, что Джин всего лишь шутит, крепко держа нас за руки, когда мы поднимались по ступенькам в его дом. — Это было хорошее воспоминание. Отец помог ей справиться тогда со страхами. Господи, куда делась та храбрая девочка? — Теперь я официально в сумеречной зоне. У нас есть коронер, любящий Хэллоуин, с огромным чувством юмора, который утаил детали о марихуане и, возможно, еще кое-что в официальном отчете, чтобы защитить ее семью в их церкви? Какой сейчас век?