Я же должен каждый божий день письменно известить руководство о проделанной работе. Благо есть современные средства связи и отчет можно составить, сидя в гостиничном номере, а не в прокуренном кабинете. Великое благо, что информацию можно отправить по электронной почте с любой точки города, а не тащиться каждый вечер на узел высокочастотной засекреченной связи. Но все равно, стучать-то по клавиатуре приходится с завидной регулярностью! Вначале седьмого я велел напарнику собираться. Так или иначе, но я решил составить с Инной разговор и выяснить все, что меня интересовало и в профессиональном плане, и в личном. Сергей сел за руль арендованного автомобиля, и мы сквозь вечерние пробки двинулись на рандеву. По дороге в газетном киоске я купил справочник телефонов предприятий Новосибирска. – Скажи мне, – спросил Сергей, пытаясь перестроиться в другой ряд, – а если Москва откажет, что тогда? Что у нас против нее есть? – Тогда, друг мой, мы запросим инструкции. Свое дело мы сделали, обо всем подробно доложили. Стратегическое решение пускай принимают те, у кого в руках бразды правления. Если говорить конкретно про Инну, то после смерти «Ареса» у нас на нее практически ничего нет. Слепому «Аресу» я бы пообещал, что если он расскажет всю правду, то его бесплатно прооперируют в госпитале МВД и он прозреет. Могу со стопроцентной уверенностью сказать, что он бы до последнего обличал всех сообщников. К сожалению, эту нить Погосян нам оборвал. – Короче, фактически у нас против нее ничего нет? Вот ведь козел, мать его! – воскликнул Сергей, резко отворачивая вправо от какого-то лихача, ловко втиснувшегося перед нами в пробке. – Кто так перестраивается, урод, твою мать! – Козел, говоришь? А что, в козле, может быть, вся суть. – Я вспомнил Веронику Павловну и ее теорию взаимосвязи прорастания рогов и щетины у мужчин. – Иногда, друг мой, нужная карта приходит в конце игры. Бывает так, что весь кон тебе не везет и есть желание сбросить карты и сказать: «Я пас!» Но потом приходит идея доиграть до конца, и оп, у тебя блестящая комбинация козырей. Дело сделано, выигрыш в кармане. Нам остается довести игру до конца и посмотреть, кто козел, а кто нет. Сергей стал выворачивать на дорогу к дому Инны и внимания на мои рассуждения не обратил. Настроение мое улучшилось. Я вдруг отчетливо понял взаимосвязь основных звеньев логической цепочки: веревка на шее у Фаины и теория уважаемой Вероники Павловны о козлах. В эту же цепочку органически вплетались бальные танцы, колония строгого режима и улики, которые оставил убийца. Во мне жила эта догадка, скреблась, как мышь в кладовке, но я никак не мог найти, чем убийцу можно прочно привязать к месту преступления. Понятно, что все равно догадался бы, но когда, вот в чем вопрос! Дорога ложка к обеду. Дорога вилка к ужину. – Итак, друг мой, вечернее напутствие. Я пошел на званый ужин, результаты которого предсказать не могу, ибо наши московские боссы еще не решили, что нужнее для обороноспособности России: восемьдесят миллионов долларов США или одна женщина в тюрьме. Меня не жди, но, если я не дам о себе знать завтра к полудню, начинай поиски. Если меня обнаружат мертвым, позаботься, пожалуйста, чтобы Инна Ралифовна провела остаток жизни в местах, не столь отдаленных от южного побережья моря Лаптевых. – Можешь остаться у нее? – спросил он, уточняя, где искать. – Может, у нее, может, у сестры, а может, выйду через пять минут. Откуда я знаю, чем вечер кончится? Я называю тебе критическое время, после которого стоит приступать к действию. Если Инна начнет мне все рассказывать, то это долгая история. У меня к ней вопросов полным-полно, дело явно затянется за полночь. О, наша любимая стоянка! Наша самая достопримечательная в этом городе трансформаторная будка, на которой неизвестный новосибирский философ на английском языке начертал свое отношение к прохожим. Если бы я был сентиментальным человеком, то сорвал бы вон с той клумбы цветочек и со скорбным видом положил у забора на обочину: «Покойся с миром, брат наш „Арес“!» Но так как меня меньше всего на свете интересует количество цветов, которые будут на моей собственной могиле, то обойдемся без возложения траурных венков. Все, приехали! Сергей, я ушел. Инна принимала меня в наряде, в котором, наверное, достойно встречать уважаемого гостя свободной обеспеченной женщине. Должный ювелирный набор пополнился заколками в виде дельфинов с бриллиантовыми глазами. На хозяйке было короткое темное платье с глубоким вырезом на груди. Полуобнаженные плечи и смоделированная заколками прическа подчеркивали стройную шею. Ноги обтягивали колготки, на ногах – уже виденные мной туфли. Этими своими барскими замашками она вновь поставила меня в неловкое положение: снимать обувь и обувать тапочки или проходить в квартиру в носках? В тапочках я никогда не ходил и в собственной квартире их не имел, в носках, даже совершенно новых, чувствовал бы себя, как босяк на балу у принцессы. Она с улыбкой наблюдала, как я совершу выбор. Пришлось остановиться на комнатной обуви. – Как дела? – Улыбку сменила показная настороженность. Инна обладала отменной выдержкой, так что скрывать свои истинные чувства и эмоции она умела. Эта смена благодушия на тревогу должна была бы показать мне, как важна ей наша встреча. – Как дела? Да никак! Если ты имеешь в виду ответ из Москвы, то мы его еще не получили. Если что-то другое, то дела идут просто отлично! Что может быть приятнее ужина с такой очаровательной дамой, как Инна Ралифовна? Стол уже накрыт или подождать за дверью, пока ответ придет? – Прошу вас, Александр Геннадьевич! – Она картинно повела рукой, приглашая в гостиную. – Инна Ралифовна, это мой вам подарок. – Я протянул ей телефонный справочник. – Мне справочник? Зачем? – изумилась она. Действительно, зачем женщине, при повороте головы испускающей искры бриллиантов в десятки тысяч стоимостью, полиграфическое изделие, выцветшее за ненадобностью на витрине газетного киоска? – В нем есть телефоны ателье, можно заранее обзвонить и договориться. – О чем договориться? Саша, ты про что мне втолковываешь? – Инна, совершенно честно тебе говорю, что если у нас откровенный разговор не состоится, то ты можешь смело обзванивать ателье и заказывать себе эксклюзивную фуфайку. В ближайшие лет десять-двенадцать это будет твоей повседневной одеждой. Я все понятно объяснил? Или-или, другого не дано. Или я получу ответы на все вопросы, или можешь прямо сейчас обзванивать ателье. Ватная стеганая телогрейка в женской колонии – первейшая вещь. – Сейчас уже поздно, ателье закрыты. Прошу к столу! В отдельной комнате, я даже затрудняюсь предположить ее повседневное предназначение, был накрыт стол на две персоны. Блюда явно привезли из ресторана. Сервировали стол по всем правилам этикета профессиональные официантки. Не будучи избалованным приемами в высшем обществе, я решил не пытаться изобразить из себя благовоспитанного джентльмена, который по глотку вина может определить количество солнечных дней в году на склонах гор, где произрастал виноград. – Коктейль? – вновь улыбаясь, спросила она. – Нисколько не боясь быть отравленным, я сегодня предпочту водочки. Водка есть? – Бутылку при тебе открывать? – Улыбка вновь сползла с ее лица, что должно было означать обиду. Естественно, травить меня было просто глупо, а раз за разом напоминать хозяйке, что она имеет обычай подмешивать в напитки яд, как-то некорректно. Отравила троих, ну и что с того? Не весь вечер же про это толковать? – Нет, так дело не пойдет. Мы испортим друг другу настроение, и с этого не будет никакого толку. Меня такой вариант не устраивает. Давай спокойно покушаем, без всяких перепадов настроения. Ты думаешь, что я не жду звонка? По-твоему, я позитивно воспринимаю каждый прожитый здесь день? Посуди сама, в чудном городе Новосибирске я нажил кучу недоброжелателей в местном ГУВД. Если бы мои слова, что Наталья не могла подкинуть винтовку, не были бы подкреплены данными спутниковой разведки, на меня с чувством и знанием дела написали бы длиннейший рапорт в Москву, обвинив во всех смертных грехах. Все бы припомнили. В областной прокуратуре лично на меня наточили зубы за смерть Городилова. Публично сейчас его все сослуживцы осудят, а в душе на меня жабу затаят. Они с Иваном Степановичем вместе виски на праздниках пили, свои мерзкие делишки прокручивали, и вот приехал я и довел целого заместителя прокурора области до самоубийства. Его коллеги с большим интересом бы посмотрели, как меня публично вздернули бы на виселице около оперного театра. Разве не так? Ты думаешь, кто-то в прокуратуре обрадовался торжеству справедливости? Да никто! Неси бутылку. Она вышла в гостиную и вернулась с запотевшей бутылкой «Столичной», которая не продается ни в каком магазине. Такую специально изготовленную водку пьют почтенные люди, например сенаторы, и голова наутро от нее не болит. Если конечно, не пить всю бутыль разом на голодный желудок. Я с хрустом открутил пробку, налил рюмку: – Твое здоровье! – Сенаторская водка мягкая и без противного привкуса. Пить ее можно вообще без всякой закуски. Наверное, на это и рассчитано: собрались сенаторы перед заседанием, бутылка есть, закусить нечем. Не пропадать же добру? Жахнули бутылку из горла и пошли утверждать законы Российской Федерации. Иначе зачем такую водку изобретать и от простых граждан прятать? Инна, поняв, что беседа предстоит в очень неформальной обстановке, прошла на свое место и, немного склонив голову, продолжила молча выслушивать меня. – Отменные грибочки! – Я поддел маринованный масленок на вилку, прожевал. – Еще в городе Новосибирске есть две сестры. Одна из сестер думает, что она облагодетельствовала меня и я в порыве благодарности за намеки о совместной жизни должен целовать ей ноги. Ноги целовать я готов, но только как мужчина, а не как лакей. Мужчины целуют женщинам ноги в порыве чувств, лакеи ноги лижут, и в этом большая разница. Она привыкла выбирать себе мужчин, а я привык выбирать женщин. Наталья думает, что я переспал с ней и теперь до конца дней своих буду этим гордиться? Инна, ты кушай, дорогая. А то как-то неприлично, я ем, ты – нет. – Я, кстати, тебе говорила, с кем надо первым в кровать лечь, – вполне серьезно вставила она. – Ты говорила, она делала. Инна, не смотри на часы. У тех, кто примет решение, рабочий день не кончается никогда. Итак, в столице Сибири живет еще одна сестра. Ну, с ней все понятно. Я для этой сестры дурной сон, и чем он быстрее закончится, тем лучше. Теперь вопрос: для меня, чем я быстрее уеду отсюда, станет лучше или хуже? Только лучше. Я налил еще рюмку, выпил, достал сигареты, закурил. – Меня мучила одна проблема, я никак не мог привязать убийцу Фаины к месту происшествия. Прямо скажу, далеко не сразу я понял, что к чему. С одной стороны, профессионально действовала команда убийц, с другой – мне постоянно вставляли палки в колеса. Все, что я делаю, становилось известно. А со мной информацией никто поделиться не поспешил. Такой вот странный парадокс бытия. – Теперь ты догадался, как доказать, что убийство Фаины совершил «Арес»? – «Арес»? А он-то тут при чем? – Как при чем? Мы же договорились, что он… – Мы договорились?! О чем, если не секрет? Ты далеко положила справочник? Еще раз мы о чем-то договоримся без моего ведома, начинай выписывать телефоны ателье. Я сюда пришел, по-твоему, попить водки и послушать забавные сказки тетушки Инны? Я уже вышел из детского возраста. Впрочем, я сам расскажу тебе сказку. – Рассказывай, – она закурила, так и не притронувшись к еде. Наверное, в ее положении мне бы тоже кусок в горло не лез. – Итак, эта загадочная история начинается с видеозаписи, где некто скользящей походкой идет убивать невинную старушку. У него, у этого некто, специально торчит локон светлых волос. И еще, наш загадочный персонаж совершенно точно знает, где стоит автомобиль с группой наружного наблюдения. Для будущих зрителей некто легко и непринужденно перепрыгивает лужу, потом душит Фаину. Что о нем стало известно? Рост определить невозможно – капюшон дает поправку в несколько сантиметров. Судя по скачкам, этот человек занимался танцами. Кто это, мужчина или женщина? Если мужчина, то «Арес». Если женщина, то Наталья. Только вот так получилось, что у Натальи, когда она провожала меня, волосы были скреплены в «конский хвост», и распускать их, идя на убийство, не было никакого смысла. Значит, Наталья отпадает. Остается «Арес». Но почему-то не учитывается, что «Арес» восемь лет просидел в тюрьме и колонии. Он там что, танцами занимался? Приплясывал на досуге? Если бы он был трижды танцор, то в заключении бы все навыки утратил. Но и это еще не все: «Арес» – спецназовец, отец-командир для своих солдат. Будет танцор авторитетом для настоящих мужиков, которые разговаривают матом, пьют водку и возбуждаются при виде женщины в короткой юбке? Нет. Какой образ приходит на ум при слове «танцор»? Некто гомосексуального типа в обтягивающем трико. Зайдет такой плясун в казарму и от запаха немытых тел и нестиранных портянок в обморок упадет. А «Арес», командир роты? Он никакого запаха просто не почувствует. И кто-то после этого должен поверить, что это наш «Арес», как козлик, скачет по лужам? С каких это пор танцоры стали авторитетом среди спецназовцев? Так что «Арес», как человек, занимавшийся танцами, отпадает. Инна не то что молчала, она, кажется, перестала дышать. – «Арес» не видел Фаину с февраля. Они любовники. Ради него она пошла на участие в заговоре. Хотя, я думаю, тут вы перемудрили: она бы и так согласилась. С другой стороны, если бы не было переписки Фаины и «Ареса», то понять, насколько она ненавидит своего хозяина и искренне ли ненавидит его, было бы трудно. И вот внезапная встреча – «Арес» приходит к ней домой. Вместо восторгов и объятий Фаина поворачивается и идет в зал. «Арес» накидывает ей удавку. Полная ерунда. Она бы не повернулась к нему спиной, пока он не разулся и не прошел в зал или на кухню. Если бы он сказал, что забежал к ней на минуту, например, что-то забрать, то все равно было бы выяснение отношений, то-сё, и время бы ушло. Если бы «Арес» совершал это убийство, то ему надо было бы атаковать ее лицом к лицу: ножом в сердце, из пистолета с глушителем. Как только вошел, вместо объятий кинжал в грудь. Но у нас-то удавка, оружие тихого убийства. Удавку и женщина затянет, особенно со спины. Тут я должен признаться, что там, при осмотре места происшествия, сразу же не догадался, что к чему. А ведь мог! Я подумал, налил себе еще рюмку, но пить пока не стал. – В квартире, когда осматривали труп Фаины, одна прекрасная женщина по имени Вероника Павловна вот так, – я показал как, – содрала с рук резиновые перчатки. Каюсь, каюсь, Инна, если бы я тогда понял всё, уяснил смысл снимаемых ею перчаток, то ты была бы уже за решеткой. Но всё получилось, как получилось! – Почему я? – спросила она пересохшими губами. Даже не спросила, а прошептала. – На дворе май месяц, теплая погода. Перчатки уже не носят, не тот сезон. Если бы гость к Фаине, кто бы он ни был, пришел в перчатках, она бы насторожилась. Тем более если бы это были одноразовые медицинские перчатки, которые с таким треском сняла Вероника Павловна. Итак, убийца вошел без перчаток. Когда Фаина отвернулась, то у тебя, Инночка, было примерно секунда-две вытащить из кармана удавку и накинуть ей на шею. Времени надевать перчатки просто нет. Как я понимаю, заранее не планировалось, что Фаину пойдешь убивать ты. Иначе сообщники сказали бы тебе, что на веревке останутся микроскопические частицы кожи, потожировые выделения, по которым можно провести генетический анализ и установить ДНК человека, державшего удавку в руках. Веревку оставлять на месте преступления нельзя ни в коем случае. Но ты побрезговала возиться с трупом, и вот итог: удавка опечатана и хранится в сейфе у следователя. Нужно всего лишь провести сравнительный анализ ДНК на веревке и экспериментальных образцов, полученных от тебя. И все, срок за убийство тебе обеспечен! Навскидку лет так от двенадцати до пятнадцати. Если бы я догадался обо всем в квартире Фаины, я бы раскрутил вас всех в два щелчка. И вы бы все весело и дружно валили друг друга, да так, что следователи бы не успевали записывать ваши признательные показания. Даю гарантию, вы бы наперебой рассказывали, кто из вас какую роль сыграл в этой пьесе: кто зачинщик, а кто организатор. Так всегда – рвани бусы, и каждая бусинка покатится в свою сторону. Она встала, налила себе бокал вина, залпом выпила и подошла ко мне. – Теперь, дорогой, – она повернула мое кресло вдоль стола, сбросила лежащую одну на другой ногу и села мне на колени, – мы покушаем. Ты меня на пятнадцать лет посадить хочешь? Сажай! Но вначале я исполню твою просьбу… Левую руку Инна положила мне на плечи, правой пододвинула к себе мисочку, взяла из нее бедро очень маленького животного. – Открой рот, Сашенька! – потребовала она. Я замотал головой, ибо идти по скользкому пути напарника не хотел. – Открой рот, сволочь, и ешь лягушку! – ей удалось ткнуть лапкой мне в зубы. – Съешь, это я специально по твоей просьбе заказала. Не верти головой, она не отравленная! Сопротивление продолжалось. – Ешь лягушку, мать твою, она вкусная! Ешь, у меня будет что потом в тюрьме вспомнить! Свободной рукой, второй я поневоле обнимал ее за талию, я отодвинул деликатес, притянул ее и поцеловал. Как воспитанная девушка, Инна не выронила лягушачью лапку, а аккуратно, не отрывая губ, положила обратно. – Ты посадишь меня? – В ее карих глазах плясали чертики безрассудного отчаяния. В таком состоянии много лет назад, наплевав на все, и на свою жизнь в первую очередь, матросы рвали на себе тельняшки и с гранатой в руках бросались на немецкие танки. – Я – нет. – А они? – Они не узнают, если я не скажу. Если до сих пор ни у кого не хватило ума выявить ДНК с веревки и у всех вас поголовно, невзирая на протесты, отобрать образцы для сравнения, то сейчас точно никто ничего делать не станет. Будет эта удавка валяться в камере хранения вещественных доказательств много лет, а потом, как это всегда происходит, просто потеряется. – Саша, как ты думаешь, а почему Городилов ничего не сделал, чтобы подменить удавку? Ведь он мог бы, точно мог. Скорняков ради него любые улики бы уничтожил, а тут какую-то веревку подменить? – С убийством Фаины я прав? – Прав, Саша, прав. – Тогда слазь с меня, а то так неудобно разговаривать. Она вернулась на свое место, налила вина. – «Слазь с меня!» – гнусавя, передразнила она. – Я тебе не нравлюсь? – У вас что, мать его, семейный обычай – мне этот вопрос задавать?