– С хозяином спать придется, – невесело пошутил Щукин. – За хорошие деньги можно и с хозяином, и с сыном хозяина! Особенно если у хозяина все работает как надо, а не висит шлангом. Вероника Павловна через плечо следователя заглянула в заполняемый им протокол осмотра трупа, еще раз затянулась сигаретой и, заметив ехидную улыбку Щукина, продолжила: – Только, ради бога, не кривись! Жизнь нынче такая. Я и Щукин прошли в другую комнату, предоставив следователю описывать обстановку в зале, а остальным присутствовавшим прослушать размышления Вероники Павловны о превратностях бытия. – Сколько там денег? – спросил я. – Тысяч десять. И пятьсот долларов. – Для нее копейки. Видно, сбережения в другом месте хранит. – Как по-твоему, сколько ей за сенатора дали? – По моим прикидкам, за наводку на Ралифа Худатовича отслюнявили ей примерно миллион. Один миллион добротных российских рублей. Можешь перевести в доллары. Тоже неплохо получится. – Всего-то? Я думал, куда побольше. – За то, что продала хозяина? С нее и того хватит. Работы-то было, в нужный момент сделать один звонок. Мразь эта Фаина была. И сдохла, как мразь. И еще, подумал я про себя, видеоаппаратуру сенатору в кабинет тоже наверняка она установила. Вот только кто заказчик? Не похоже, что руки тянутся из-за бугра. Это свои разборки. Ближнего круга интриги. А в круге этом все меньше и меньше персонажей, но всё становится больше и больше запутанным. – Ты о чем-то задумался, Геннадьевич? – Значит, так. У нас есть старуха, которая молодится изо всех сил. У нас есть прислуга, которой хозяин хорошо и вовремя платил, но она продает его и получает неплохой куш. С одной стороны, она лишается постоянной доходной работы, с другой стороны, получает кучу денег сразу. Вывод? – Мужчина? – Вот именно. Родственников у нее нет, или она давно утратила связь с ними. Если бы не утратила, то фотографии были бы посвежее. Остается кто-то, кто ей дорог, для кого она татуирует губы. Тот, для кого она делает пластическую операцию. – Интересно, а сенатор про это знал? – Про пластическую операцию? Вряд ли заметил. Она для него ровесник мамонтов. К тому же какое бы положение в их семье Фаина ни занимала, она все равно остается прислугой, то есть человеком второго сорта. А, как известно, маленькая собачка до старости щенок. Если сенатор и заметил, что у него экономка стала молодиться, то наверняка счел за старческие чудачества. Денис Юрьевич, поехал я. Тут мне все понятно, и искать тут нечего, все в другом месте лежит. Или на работе, или у любовника. Кстати, я бы не стал исключать, что любовник ее и хлопнул. – А я бы еще не исключил, что с ним и расплатились ее долей. Экономия. Мы одновременно посмотрели друг на друга. Нас одновременно посетила одна и та же мысль. Если уж экономить, то и любовника неплохо бы отправить к праотцам, следом за Фаиной. А если любовник, убийца Фаины и убийца сенатора – один и тот же человек, то для нас совсем уж свинская ситуация складывается. И не потому, что трупов станет три, а потому, что вообще непонятно, кого искать-то надо. Заказчик всегда в тени, и в заказных убийствах процент раскрытия заказчика ниже низшего. А если учесть, что у нас противник, во всяком случае пока, работает профессионально, то радоваться, мягко говоря, нечему. – Наталье ты про убийство скажешь? – Денис Юрьевич, я поеду спать. Позвонит Наталья, скажу. Нет, потерпит до завтра. Хотя я больше чем уверен, что ей все поутру Городилов доложит. Если у меня завтра телефон будет отключен, то я просто в гостинице сплю. Да тебе советую, поезжай спать. Утро вечера мудренее. – Еще вопрос. Сам понимаешь, у покойной по месту работы придется обыск делать… – Надо так надо. Я-то тут при чем? Если Наталья дала мне машину до управления доехать, то это совершенно ничего не значит. Если на то пошло, я и знать-то ее знаю с воскресенья. Ну, я поехал. До завтра! В автомобиле с приметным государственным номером «С 974 СН», на заднем сиденье, откинувшись каждый в свою сторону, подремывали Сергей с Машей. Я сел за руль, завел двигатель. Сзади раздался голосок: – Александр Геннадьевич, так нельзя поступать! Вот вы взяли и оставили меня одну с незнакомым мужчиной. – Он не мужчина. Он сотрудник МВД. – А если бы он ко мне начал приставать? – Он не сенатор, чтобы к тебе приставать. Ему за тебя, голубушку, не глядя влупят полновесный червонец, и поедет Сергей Николаевич далеко-далеко! – Так много дадут? Пипец! А вот за то, что девушек раздевают, сколько дают? – Маша, хочешь, я тебя сейчас отвезу в ближайший отдел милиции и оставлю там, в клетке, до утра? Пока за тобой следователь не приедет? Что такое обезьянник, знаешь? – Знаю. У меня там папа регулярно отдыхает. – Маша, пока мы едем в управление, постарайся всё вспомнить и подробно-подробно рассказать. На сей раз меня интересует последний день. – Когда Ралифа убили? – Естественно. Я выехал на Красный проспект и неспешно повел автомобиль в ГУВД. В рассказе девушки не было ничего, что бы выбивалось из их устоявшегося порядка. Звонок. Она за полчаса до назначенного времени в квартире. Открывает своими ключами, ждет. Приезжает сенатор, что-то выпивает, отправляет ее в душ, велит, во что одеться. Потом споласкивается сам. Дальше всё по его индивидуальному плану. – Маша, что-нибудь, хоть что, хоть какая-то мелочь, выбивалась из обычного русла? – Да все как обычно. У нас так сто раз было. – Сергей! – Я не сплю, Геннадьевич. Я весь внимание. – Дождешься следователя, передашь ему Марию Александровну из рук в руки. Придешь в гостиницу, если я буду спать, меня не буди. Если меня не будет, то без особой нужды не ищи. Местному генералу, если начнет меня искать поутру, скажешь, что я приболел, к вечеру, мол, оклемаюсь. Остальным можешь намолотить с три короба, что на ум придет. – Если будешь мне нужен, то? Я посмотрел на него в зеркало заднего вида. Он понял. Девчонка не поняла. Да и откуда ей понять, что мой второй телефон, в который вмонтирован антилазер, всегда на связи. На связи с моим непосредственным руководством. От боссов отключаться, мягко говоря, не рекомендуется. Светало. Мгла ночи таяла на глазах. Я высадил пассажиров около Главного управления внутренних дел Новосибирской области и поехал практически в обратном направлении. По дороге позвонил: – Это я. Разбудил? Я к тебе. Когда я подъехал к особняку Сарибековых, первые лучи солнца пробились над верхушками деревьев. Все, вторник кончился. 5 Что бы ни говорили о покойном сенаторе, а был Ралиф Худатович мужчиной рачительным и хозяйственным, о чем свидетельствовал не только огромный капитал, но и дом, где проживал он с семьей. Когда-то давно прикупил будущий сенатор двухэтажный особняк и приличную прилегающую территорию. Потом продолжил дом не вдоль, а поперек, пристроив к центральной части дополнительное крыло. Модернизированное здание в плане стало напоминать букву «Т», где верхней перекладиной и был собственно изначально купленный особняк. Перекрестье всех частей этой буквы стало центральным входом, а в основной части расположились из знакомых нам помещений холл, гостиная, малая гостиная, буфетная, на втором этаже библиотека. Горизонтальная часть буквы «Т» была приспособлена под жилые помещения. В левой половине размещались личные покои сенатора, его кабинеты и спальня. Из этой половины, не далее как вчера, волей Натальи была со скандалом изгнана так и не протрезвевшая вдова. Противоположная, правая половина, вернее, ее второй этаж, изначально предназначались для дочерей. Так что проснулся я в среду на правой половине особняка Сарибековых. В этой правой половине были две большие спальни, одна из которых так и стояла зарезервированная для жившей отдельно старшей дочери. Наталья не стала узурпировать спальню сестры, так что проснулся я не только на ее половине дома, но и в ее спальне, и в ее кровати. До того как подать внешние признаки жизни, я сунул руку под подушку и нащупал сотовый телефон, в который был вмонтирован антилазер и который обеспечивал прямую связь с моим руководством. Убедившись, что оружие в прямом смысле слова под рукой и готово к бою, я демонстративно потянулся и открыл глаза. Я был один. Наталья, перед тем как я вырубился в ее кровати, предупредила, что утром съездит ненадолго на работу. Мне чисто по-человечески невозможно объяснить, зачем она вообще ездит на какую-то работу. Возможно, просто пообщаться и не выпадать из социума фирмы, которая наполовину принадлежит ей. Возможно, чтобы не выпускать из рук рычаги управления, так сказать, всегда держать руку на пульсе производственных процессов. Не знаю. Но вот зачем ехать на работу в такой день, как сегодняшний, я даже теоретически не могу предположить. Во-первых, я разбудил ее в шестом часу утра, и спать она больше не ложилась. Во-вторых, огорошил неожиданной новостью об убийстве экономки. Даже вкратце рассказать, что да как, ушло полчаса. Ну, и, в-третьих, я-то остался у нее! Могла бы хотя бы из чувства гостеприимства никуда не уезжать, позвонить на работу и предупредить, что берет отгул. А если кто против ее отсутствия, то завтра, мол, приедет и с легкостью подпишет всем, включая генерального директора, заявления на увольнение по собственному желанию. Лично я бы так и поступил. Но я воспитан не в семье современного российского олигарха и все мыслю по старинке: как бы от работы улизнуть да поспать лишний часок. Не спеша, но держа в руках телефон, я подошел к ночному прикроватному столику, надел часы. Время было много, половина десятого. Но и то, что мне удалось поспать три с лишним часа в комфорте и тишине, было большим плюсом. Хотя, на мой вкус, кровать у Натальи была слишком мягкая и с каким-то терпким, чуть-чуть уловимым запахом духов. Причем от самой Натальи, насколько позволяет мне судить время, проведенное в общении с ней, ничего похожего на такой аромат я не ощущал. Ну да ладно, не мне жаловаться. Из внутреннего кармана куртки, висевшей в платяном шкафу (а верхнюю одежду я настоял оставить в спальне) я вынул магазин и вставил его в пистолет, который оставлял на полу у изголовья кровати. Не то чтобы я не доверял хозяйке, а просто так, из природной осторожности, предпочел разобрать оружие и временно привести его в негодное для стрельбы состояние. Хотя факты свидетельствуют, что пока мои противники для убийств используют не только огнестрельное оружие, но и примитивные подручные средства. Так что, при большой нужде, могли бы найти, чем меня, спящего, приголубить. Если, опять-таки, успели бы это сделать до того, как я антилазером выжег бы им глаза. Сплю я чутко, антилазер всегда готов к бою, так что сон мой был в относительной безопасности. Спальня Натальи состояла из трех соединенных между собой помещений: собственно спальни, просторной ванной комнаты и гардеробной. Такие просторные ванные до этого я видел только на картинках. При желании здесь можно было поставить стол, стулья и проводить совещания со всеми слесарями-сантехниками обслуживаемого района. Взяв с собой несколько странный для утренних водных процедур набор из телефона – антилазера, пистолета и служебного удостоверения, я пошел умываться. Воспользовавшись личным знакомством с хозяйкой и будучи оторванным от родной гостиницы, для чистки зубов я воспользовался зубной щеткой Натальи. Ее же станок для бритья ног неплохо заменил мужскую бритву. Какой-то крем, на тюбике которого я не нашел ни одного знакомого слова ни по-русски, ни по-английски, пошел в качестве смягчающего лосьона после бритья. Словом, вышел я из ванной помолодевший и гигиенически чистый. Еще через несколько минут я был одет и полностью готов к новому рабочему дню. Стараясь идти бесшумно, я вышел из спальни и прошелся по коридору, проверяя двери. Все комнаты, кроме расположенной в самом конце, были открыты. За закрытыми дверями, скорее всего, располагались апартаменты Инны Ралифовны. В начале коридора, в противоположной стороне от торцевой стены, были небольшой холл и лестница, ведущая вниз, в подсобные помещения. Пока я раздумывал, чем бы заняться, изучить второй этаж или спуститься в поисках завтрака, снизу раздался звон посуды: в небольшой комнате, примыкающей к основной гостиной, сервировали стол. Я спустился на один пролет и замер. – На двоих накрываешь? – спросил развязный мужской голос. Слышимость была просто отличная.