Шамон попытался что-то сказать. Гримаса боли. Лица почти не видно, а гримасу видно. Николе показалось, что Шамон его не узнал. Неважно… живой. Шамон потянулся за блокнотом на тумбочке и медленно написал крупными неуверенными буквами: Очень больно говорить. Буду писать. — Понял. Снюты пытались меня допросить. Я сделал вид, что не в себе. — О’кей. Юсуф приходил. — Сейчас его нет. Не знаю, куда подевался. Кто это был? — Понятия не имею. А снюты что говорят? Ноль. Спросили только, кто в меня стрелял. Еще хотели узнать, кто был в зале. Хотят допросить всех. — Ты сказал? Нет. О таком со свиньями не говорят. — Знаю. А им что-то известно? Не думаю. — Опять явятся. Другие расскажут побольше. — Не понял? — удивился Никола. — Какие другие? Ручка покатилась по одеялу и упала на пол. Никола поднял и протянул другу. Шамон очевидно устал, но ручку взял и написал на удивление разборчиво: Никому нельзя верить. Хочу завязать. Что он имеет в виду? Пока Никола пытался понять, Шамон закрыл глаза и задремал. Прошло два часа. На смену никто не явился. Шамон спал. Никола пододвинул стул к окну и смотрел, не отрываясь, как неослабевающим потоком входят и выходят люди. Купил в автомате у лифта пару банок Red Bull — он и сам боролся со сном. Ладно, Георг Самуэль подождет — Шамон важнее. Непонятно, почему не явился человек Исака. И тут он увидел. Увидел то, что ни при каких обстоятельствах видеть бы не хотел. Увидел то, чего подсознательно боялся. Тремя этажами ниже. Он обратил на них внимание, потому что они шли быстрее других. Два парня в солнцезащитных очках. И даже не потому, что быстрее. Походка. Та самая походка. Небрежная и в то же время напряженная. Как будто ни на секунду не забывают, что должны двигаться именно так, а не иначе. Он не видел лиц, но уже знал: они. Те самые, что ворвались тогда в спортзал. На этот раз вдвоем. Идут доделать незаконченную работу. Шамон… О, дьявол. Дьявол…. Что делать? Он выскочил в коридор. Рядом с палатой мирно беседовали две женщины в белых халатах. Одна, должно быть, врач, другая — медсестра. — Вы можете мне помочь? Старшая повернулась к нему: очки и бейджик на груди. Бритт Фуентес. — Пожалуйста, помогите мне. Я должен перевезти моего друга в другое место, — он старался говорить тихо и убедительно, но получалось плохо. — Как это — перевезти? — Бритт, я вас очень прошу. Он не может здесь находиться. И без того морщинистый лоб Бритт Фуентес сделался похожим на смятый лист бумаги. Глаза округлились. — Нет, ни в коем случае. Мы не переводим и не перевозим пациентов по желанию родственников. Убийцы не должны были знать, в каком отделении лежит Шамон — но они знали. Шли быстро и уверенно. — Поймите, это неважно… неважно, как вы переводите пациентов. Вы должны мне помочь. Не перевести в другое отделение, а спрятать. Не хотите помочь — я сам. Никола бросился в палату, взялся за койку, но она была точно приколочена к полу. Тормоз! Несколько секунд ушло, чтобы сообразить, на какую из десятка педалей нажать. Обе женщины встали в дверях, наперебой уговаривали Николу, попытались его удержать. Они ничего не понимали. Никола разогнал тяжелую койку, как таран, и они были вынуждены его пропустить. — Что ты делаешь? — истерически крикнула медсестра. Он, не останавливаясь, толкал койку вперед, почти бежал по коридору. За спиной, как привязанная к хвосту собаки консервная банка, грохотал упавший штатив капельницы. Он на ходу выдернул канюлю из вены — несколько минут друг обойдется без внутривенного питания. Шамон спал. Путь ему преградил здоровенный медбрат. — Что здесь происходит? — спросил он, напряженно улыбаясь. Улыбка не сулила ничего хорошего. — Моего друга необходимо срочно перевезти в другое отделение. — Ну нет, этот номер не пройдет. Медбрат преградил ему путь. Довольно. Если он не скажет в чем дело, ничего не выйдет. — Сюда идут двое, они хотят его убить, — на высокой ноте выкрикнул Никола. Почти завизжал: — Пропустите! Теперь их было трое. Кто-то еще бежал на шум. Никола отбивался руками, пытаясь хоть на сантиметр сдвинуть койку. Бесполезно. Трубки ламп на потолке, как разделительная линия на шоссе. Дверь в конце коридора открылась, и они появились. Никола прекрасно понимал, зачем они пришли, но не понимал, как их остановить. Ультрарапид. Будто кто-то покадрово разложил для возбужденных, кричащих людей эпизод боевика. Раскрасневшиеся лица, открытые рты, но слов не слышно. Эти двое так и не сняли темные очки. Они шли, вертя головами по сторонам, как тиранозавры на охоте. — Нет!!! Они подошли совсем близко. Женщины никак не могли взять в толк, что происходит, тянули кровать назад. В руке у одного из них — пистолет. В трех метрах. Наконец-то Бритт Фуентес заметила и отчаянно закричала. Никола среагировал инстинктивно: что есть силы толкнул койку назад, к дверям палаты, мимо убийц. Грохот, крик, паника. Парень с пистолетом что-то прошипел, Никола не расслышал. Повернулся и пошел назад, на ходу поднимая пистолет. Никола бросился на него. Последнее усилие. Он схватился за руку с пистолетом и рванул что есть сил. Пистолет покатился по полу, — Сука, — рявкнул убийца. Он словно проснулся — понял, что без оружия ему не справиться, и начал отступать. Второй последовал за ним, оттолкнул одну из женщин, чуть не повалил на пол Бритт Фуентес, остановился на секунду у койки. Бритт вцепилась в него, как ребенок в детском саду цепляется за мать. Оглушительный крик, грохот. Теперь кричали все. Парень кое-как стряхнул с себя Бритт и выскочил из коридора. Никола выдохнул и постарался унять противную дрожь. Обошлось? Суета продолжалась. Сестры, врачи, еще какой-то персонал бегали по коридору, как пьяные куры. Шамон пошевелился. Средних лет худощавый мужчина с врачебным бейджиком покатил куда-то его койку. Появился парень в форме охранника, подобрал пистолет. Никола догнал врача. Посмотрел на Шамона. Шамон не шевелился. Врач что есть силы давил кулаком на его живот. Только теперь Никола заметил: на простыне расплывалось зловещее красное пятно. Что случилось? Почему?