Д.: В тот же день? Якоб: Ну, думаю, нет, через несколько дней. Я не могу вам сказать… Допустим, человек иногда где-то гуляет. Смотрит, что написано на бумажках, которые кто-то повесил. Меня прямо тошнило, что люди вроде как не видят того, что вижу я. Д.: А Альф Энерстрём, вот когда вы встретились, что он сказал тогда? Где был он, когда произошло убийство? Якоб: Я не помню; наверное, дома, в Сёлье. Д.: Раньше вы сказали, что виделись с ним. Якоб: Я виделся с ним несколько дней спустя или, может, через день. Д.: Вы сказали, что видели его на Норр Мэларстранд. Якоб: По-моему, он был в Стокгольме, а может, приехал из Стокгольма… приехал в Стокгольм из Сёлье… Все это случилось слишком давно, я не помню такое в деталях. Но я не думаю, что он убийца. Андерссон не стал спрашивать, почему у Теделина сложилось такое мнение. Или почему, интересно, один год – такой долгий для Якоба срок, что он не может вспомнить, что делал, когда был убит Пальме. Все-таки одно из самых значительных событий за всю историю Швеции. Д.: Так вы никогда не встречались с Пальме? Якоб: Нет. Я видел его с расстояния метров пятьдесят. Д.: Вы знаете, где он жил и тому подобное? Якоб: Что? Д.: Вы знали, где он жил? Якоб: Тогда? Д.: Что он жил на Гамла Стан, вы знали? Якоб: Я узнал об этом после убийства, вот когда узнал. До этого я, может, и слышал, что у него квартира на Гамла Стан, но не помню, знал ли я, что она на Вастерлонггатан. Может быть… Д.: Как вы общаетесь с квартирным хозяином? Ну, с тем парнем, который может подтвердить, что вы были дома? Он может? Якоб: Не знаю, может, он куда-то уходил вечером, мы всегда расходились каждый по своим делам, в разные стороны. Иногда оба были дома в одно и то же время, иногда нет. Д.: Во что вы одевались прошлой зимой? Якоб: Я носил светлую длинную куртку или что-то в этом роде. А может, и темную. Пальто свободного покроя, кажется, так это называется. Д.: Шапка? Якоб: Нет. Капюшон или без всего, еще темные брюки. Парик казался теплым, как меховая шапка. Сбивчивые ответы Якоба должны были насторожить полицию. И, разумеется, последовал новый допрос. * * * На исходе лета, 21 августа, через два с половиной месяца после первого допроса полиция опять потревожила Якоба. На этот раз машину за ним не выслали, просто позвонили. Сначала Торе Форсберг допросил его в СЭПО. Потом допрос продолжился в Государственном департаменте уголовных расследований, в офисе, который занимала команда следователей по делу Пальме. Там за Теделина взялся Альф Андерссон уже без Форсберга. Отчет о допросе был кратко изложен на двух страницах. Якоба спросили, как он относится к мнению Энерстрёма, что под властью Пальме Швеция двигалась к коммунизму советского образца. Якоб выразил согласие с Энерстрёмом, однако не смог ответить, зачем в таком случае Советскому Союзу понадобилось убивать Пальме. На первом допросе Якоб не хотел называть имена военных, с которыми встречался. На втором впервые признался, что в 1982 году в момент хорсфьярденского инцидента с советской подлодкой в шведских водах был рядом с капитаном Хансом фон Хофстеном. Именно фон Хофстен возглавил так называемый мятеж морских офицеров в конце 1985 года. Якоб встречался с фон Хофстеном в его деревенском доме и в городе. По словам Якоба, фон Хофстен утверждал, что Пальме лжет об инциденте и что советская лодка ушла невредимой. Действия Пальме крайне расстроили фон Хофстена. Ни единого вопроса, зачем Якоб вообще отправился к Хофстену. Однако следователи не могли не заметить, как невелика и сплоченна была группа ярых ненавистников Пальме. Под своим фальшивым именем Рикард Якоб непременно должен был оказаться в списке ультраправых, составленном Стигом. Он встречался с ними до и после убийства премьера. Немногим все же поделились со мной из толстой папки с именем «Якоб Теделин», которую я видел в управлении полиции на Кунгсхольмене. Например, я не получил отчет СЭПО на ста пятидесяти страницах о слежке за Якобом и протоколы допросов его знакомых. Сбивчивые ответы и удивительно плохая память Якоба наводили на мысль, что ему было что скрывать. Я не придумал ничего лучше, чем спросить у Альфа Энерстрёма, когда Яков пришел к нему после убийства Пальме. И заодно задать и другие вопросы, довольно нелицеприятные – ведь алиби, которое обеспечила Альфу Джио, она же и опровергла. И еще сказала, что у него был револьвер «смит-и-вессон». Человек, который спас Швецию Стокгольм, декабрь 2016 года Альф Энерстрём и его друг Бо были пунктуальны и пришли точно в назначенное время. На этот раз Альф был несколько менее обтрепан – очевидно, кто-то позаботился о том, чтобы у него была чистая одежда, наверное, кто-то из психиатрического дома для престарелых, куда он переехал. На нем была маленькая шляпа, покрывавшая рану на голове, которую я видел в прошлый раз, – из-за этого он смахивал на пожилого хипстера. Но на нем все еще было пять рубашек марки Dressmann, надетых одна на другую, – вероятно, от этого его уже никто не смог отговорить. Я показал им кабинет, где мы будем сидеть. Разговор начался так же легко, как и в прошлый раз, но, немного поболтав о том о сем, я приступил к делу. – Джио говорит, вы выходили из дому в вечер убийства, где-то после девятичасовых новостей. – Вот как? Странно, мы провели весь вечер вместе. – И еще она сказала, что у вас был револьвер «смит-и-вессон». Альф немного подумал. – Не могу вспомнить. У меня была куча пистолетов. И Альф рассказал, что в тот вечер, когда произошло убийство, он встретил на Свеавеген двух знакомых полицейских. И только потом он понял, что они-то и убили Пальме. – Можете их описать? – спросил я. – Да, могу. Но не стану. Альф фыркнул и приложил руки ко рту, показывая, что тот на замке. – Почему не станете? – Ну, потому что на основании моих показаний их осудят. – Но разве не будет правильно, если их приговорят за убийство? Они же совершили одно из самых ужасных преступлений, разве нет? – Есть вещи, которые надо сделать, и это не имеет никакого отношения к закону. Потому что законодатели не учли… Вы понимаете? Когда один конкретный человек понимает, что… Тогда он не соблюдает законы. Если речь о разрушении страны. – То есть вы считаете, что они поступили правильно, застрелив Пальме? – Да ничего они правильно не сделали, стреляя в Улофа Пальме, – сказал Альф. – Надо было делать, как я говорил, и за день до этого уйти в отставку… Я имею в виду уже после того, как все было сделано. И получается, человек спас Швецию, но должен отбывать пожизненное заключение. – А вам бы этого не хотелось? – По-моему, если кто-то спас Швецию, он достоин всяческой похвалы. Разве спасти десять миллионов человек – это не хороший поступок? Как по-вашему? Десять миллионов, обычные люди, труженики. Потому что, если бы Улоф Пальме продолжал бы то, что он делал, Швеция стала бы Грецией. Когда-то это была прекрасная страна, колыбель демократии. А теперь – худшая в мире. А Швеция была бы и того хуже. Энерстрём произносил все это, посмеиваясь, но под конец посерьезнел. – Это происходит повсюду в мире, понимаете? Почему убили Кеннеди? Подумайте. Лучший из всех, кто только у нас был, и его убили. И смерть его подали неправильно, назвали убийством. Убийство – такое дело, с которым лучше не иметь ничего общего, верно? Кто решил, что это убийство? Вы знаете этого человека? Нет, но такова жизнь… Альф замолчал. Подождав, я спросил: – Как вы познакомились с Бертилем Ведином? – Понятия не имею, кто это такой. Я с удивлением глянул на Бо, но тот, качнув головой, показал, что тоже не имеет представления о Ведине. – А Якоб Теделин? – Кто это? – Он был вашим помощником или учеником, некоторое время он прожил с вами.