– В смысле? – КГБ. С самого начала. Немного чокнутый, так сказать. У него был проницательный ум, но и некоторые проблемы с головой, шизофрения или как там это называется. В нем было что-то нездоровое. Не мог устроиться на нормальную работу, поэтому ему позволили стать библиотекарем в Прибалтийском комитете и жить на государственное пособие. Довольно жесткие слова о покойнике, но я подумал, что лучше послушать, к чему клонит Ведин. Я продолжал молчать, и он заговорил первым. – У меня хватало работы в Прибалтийском комитете, который входил во Всемирную антикоммунистическую лигу. И в Новом клубе вторника. И в Шведском совете свободы. И всюду суетился всё тот же Андерс Ларссон. Мы просидели с Бертилем почти четыре часа и даже не добрались до той эпохи в его жизни, когда он стал агентом Крейга Уильямсона на службе ЮАР. Однако он рассказал много увлекательного о Швеции тех времен и о том, что делал в Лондоне. Я принял на себя удобную роль слушателя. Я рассчитывал, что, не задавая Ведину вопросов и позволяя ему говорить, о чем вздумается, я внушу ему доверие. В пять часов Ведин встал. – Было приятно познакомиться с цивилизованным шведом. Вы заплатите за пиво или я? – Я же попросил о встрече, так что я расплачусь. Увидимся завтра? Неясно, подействовало ли мое согласие заплатить за пиво или ему и впрямь хотелось пообщаться еще, но мы договорились встретиться в то же самое время на следующий день. Я вынес много впечатлений из первой встречи с Бертилем Ведином, но главное из них – я обнаружил в нем человеческое, а не личность, неодолимую как каменная стена. Как и всем нам, ему хотелось, чтобы его признали и чтобы в нем нуждались. За тридцать лет добровольного изгнания на Северном Кипре он, похоже, истосковался без этого. Бертиль Ведин. День второй Кирения, сентябрь 2013 года Прослушивая на следующий день запись нашей беседы с Ведином и делая торопливые заметки, я понял, что он проделал со мной один старый трюк. В начале разговора он спросил, сколько мне лет. А где-то час спустя поинтересовался, какого я года рождения. Соври я про свой возраст, перед ответом на второй вопрос я бы запнулся. С виду он держался дружелюбно, но мы оба понимали, что происходит: предстоял разговор о южноафриканских спецслужбах и о его возможном участии в убийстве Улофа Пальме. И Бертиль осторожничал. Ведин пришел, как и вчера, точно в срок. Он сидел за тем же столиком в патио, что и вчера. И не отреагировал, когда я положил на стол телефон для записи разговора. – Когда вы познакомились с Крейгом Уильямсоном? – начал я прямо с главной темы, и, казалось, Ведину это понравилось. – Это целая история. После переезда в Лондон в 1975 году я вскоре начал исполнять кое-какие поручения Брайана Крозье, замечательного журналиста. Он работал на Economist и Reuters. Но самой главной была его работа в независимой международной разведывательной организации «61». Он создал ее в 1977 году совместно с высокопоставленными чинами из ЦРУ и МI6. – И вы исполняли его задания в Англии? – Нет, в США и потом в Южной Африке. Был конец семидесятых, я выслеживал советских шпионов на американской территории. Вообще-то этим занималось ФБР, но ЦРУ хотело получать дополнительную информацию. Они не могли искать ее напрямую. Как журналист, я мог раздобыть для них нужные сведения. В случае чего ЦРУ помогло бы мне, но в роли нанимателя выступал Крозье с его «61». Когда задание было выполнено, ЦРУ ожидало от меня рапорта, но я отправил его Крозье, а тот – лично Рональду Рейгану. Рейган сказал: «Это прикончит Советский Союз». У меня тут же возникло ощущение хаотического переизбытка информации. Я сидел в почти несуществующей стране за столиком с бывшим агентом ЮАР, которого обвиняли в участии в убийстве Улофа Пальме, но никогда не допрашивали. А он рассказывал мне о событиях на самом высшем уровне мировой политики. Получается, его работа влияла на курс США в отношении СССР. Проверить то, что он говорил, я тогда никак не мог. И догадывался, что не смогу никогда. Поэтому оставалось просто впитывать. – Следующим заданием «61» был сбор информации в ЮАР о том, что Советский Союз там замышляет. Мне неплохо удавалось справляться с подобными делами, привычными для меня. Я писал статьи, которые Крозье публиковал в больших газетах под другим именем. Писал о ЮАР, Намибии и Родезии, которая была в процессе превращения в Зимбабве. Он помолчал. – Ну и вот, во время одного из путешествий по югу Африки, году где-то в 1980-м, я прочитал в Йоханнесбурге статью, где упоминались шведы. Южноафриканский шпион по имени Крейг Уильямсон проник в организацию, Международный образовательный фонд, которым руководили шведы. Я сразу же разыскал его, и мы договорились о встрече. – В Йоханнесбурге? – Да. Мы встретились в баре одного отеля. Я заказал себе выпить, а он пил пепси-лайт. Жутко толстый был. Но он оказался очень интересным и полезным человеком. Более-менее подтвердил все, что писали о нем в газетах. Позже я позвонил ему и спросил, не интересуют ли его изыскания, которыми я занимаюсь. А потом кто-то позвонил мне из его компании-прикрытия, Africa Aviation Consultants, и предложил тысячу фунтов в месяц, целую кучу денег по тем временам. Я согласился. Так я и начал работать на Уильямсона. – Это тогда вы устраивали взломы в офисах южноафриканских организаций, боровшихся за освобождение чернокожих? Я имею в виду Африканский национальный конгресс, Панафриканский конгресс и Народную организацию Юго-Западной Африки. Он стал отнекиваться. – Все, что бы я ни делал для Крейга, было законным. Работа заключалась в сборе информации. Меня к тому же оправдали по всем обвинениям во взломах. Это значит, я не виновен ни в каком нелегальном сотрудничестве со спецслужбами ЮАР, в сознательном получении краденых документов и всем остальном. Абсолютно невиновен. – Однако вы работали вместе с Питером Кэсслтоном? – Я его знал. Его приговорили к четырем годам тюрьмы за преступные проникновения в эти офисы. – Он нагнулся ко мне и тихо, чтобы подчеркнуть свои слова, проговорил: – Когда меня полностью оправдали, ко мне подходили журналисты. Я же был членом Ассоциации иностранной прессы. Поздравляли с победой. Но кое-кто не подошел, а именно шведы. Их провел мимо первый секретарь шведского посольства, и они притворились, что не замечают меня. И никто из них не написал о том, чем закончился судебный процесс, о моей победе. Ведин откинулся назад. – Как видите, я невысокого мнения о шведских СМИ. Хотя Svenska Dagbladet, может быть, и исключение. – А что за человек был Крейг Уильямсон? – Поскольку я предполагаю, что он это прочтет, мне, вероятно, не следует особо его критиковать. Он… ну, мы болтали с ними, он производил приятное впечатление. – Опасный человек? – Опасный… Ну, в меня он, во всяком случае, не стрелял, но, помнится, когда мы заговаривали о политике… Я называл себя либералом, и он тоже. Но, я полагаю, можно быть либералом по-разному. – А что вы делали для него? – На самом деле немного. Про меня писали, что я агент ЮАР, но я был их агентом ничуть не больше, чем агентом КГБ. – Вы не общались с Крейгом потом, когда южноафриканцы стали изобличать друг друга в причастности к убийству Пальме? – Нет, он не звонил. Звонил Питер Кэсслтон, но, должно быть, он был пьян. Вскоре он погиб в результате несчастного случая. Грузовик, который он ремонтировал где-то у приятеля, завелся, и его размазало по стене. Жуткая история. – Да уж. Ведин погладил пальцами подбородок. – Ну что ж, Фредрик, думаю, нам пора закругляться, если у вас, конечно, нет еще вопросов. Этого-то я боялся. Он не дал мне возможности спросить об убийстве Пальме и намеревался уйти. И вряд ли я бы увидел его снова. Тогда я решился на отчаянный шаг. – Вообще-то пара вопросов еще есть. Мне попалась заметка, которую написал о вас Стиг Ларссон. – Стиг Ларссон? Автор детективов? Я кивнул. – Он написал краткий отчет о вас и в конце 1987 года передал следователям, занимавшимся убийством Пальме. – Дайте-ка взглянуть! – Он живо протянул руку. – Эта бумага у меня в отеле. Давайте встретимся завтра, я принесу ее и задам еще несколько последних вопросов. Ведина обуревало тщеславие. Разумеется, ему хотелось увидеть заметку о себе, написанную одним из самых известных в мире авторов детективных романов. Он не устоял перед искушением. – Ладно. Но завтра – в последний раз. И мне надо будет уйти пораньше. Неважно, сколько еще времени он собирается мне уделить, главное – удалось добиться еще одной встречи с ним. Бертиль Ведин. День третий Кирения, сентябрь 2013 года После двух дней общения с Ведином я начал чувствовать симпатию к нему, хотя все еще не был уверен в своей безопасности. Что бы там ни было с его прошлым, он искупил былые проступки, подвергнув себя чему-то вроде домашнего ареста на этом острове. Его жизнь остановилась в восьмидесятых, погребенная в персональных Помпеях, – в окружении почти не существующей страны, в постепенно разрушающемся доме. Все, что у него оставалось, – это воспоминания об эпохе холодной войны, когда он находился в центре событий. И хотя он сражался на стороне будущих победителей, его, героя этой войны, забыли. Познакомившись с ним, я засомневался в его виновности: мог ли он и вправду быть замешан в убийстве премьер-министра Швеции? Однако, вспомнив ледяной взгляд его голубых глаз, я невольно верил, что все, написанное о Бертиле Ведине в отчете Стига, правда. Мы опять расположились во внутреннем дворике отеля Dome. На столе лежал мой телефон, записывающий интервью; рядом я поставил цифровую камеру, нацеленную на моего собеседника. – Принесли заметку Стига Ларссона? – сразу же спросил Бертиль. – Да, но я подумал, что лучше нам начать с перечня имен, которые я нашел в разных источниках. Возможно, они вам знакомы. Он не слишком обрадовался, но согласился. Что касается Андерса Ларссона и Эббе Карлссона, то о них мы уже поговорили до этого. К моему удивлению, он отрицал знакомство с парламентским стенографом Бенгтом Хеннингссоном. В нескольких газетах между тем писали о контактах между Ларссоном, Хеннингссоном и Ведином незадолго до убийства. Зато он знал бо́льшую часть людей из «Контры» и даже был ближневосточным корреспондентом их одноименного журнала на протяжении многих лет. Именно Ведин порекомендовал Федерации шведской промышленности нанять Карла Г. Хольма, главного редактора «Контры». Знал Ведин и имена Ханса фон Хофстена и Йоэля Хаукки, однако не мог с уверенностью сказать, встречался ли с тем или другим. Я назвал Бернта Карлссона, человека, близкого к Пальме, одного из руководителей Международного образовательного фонда в тот период, когда туда просочился Крейг Уильямсон. Ведин отреагировал весьма любопытным образом. Он сказал, что незнаком с Бернтом Карлссоном, однако считал, что самолет над Локерби взорвали, потому что на борту был Карлссон.