– С деньгами есть как бы две разные игры, – говорит за столом во время завтрака Немировский. Он уже шестнадцать лет провел в тюрьме за неудачную попытку ограбления банка. Он закончил четыре класса школы и фактически безграмотен. – Есть игра, которую все знают: ходишь на дерьмовую работу, получаешь зарплату, и денег вечно не хватает, – объясняет он под дружные кивки остальных за столом, – а есть другой уровень, абсолютно другой уровень с настоящими деньгами, и это уже абсолютно другая история, типа секретной игры, и только некоторые умеют в нее играть… В словах Немировского есть своя правда, размышляет позже Алкайтис во время пробежки по двору. Деньги – это игра, в которую он умел играть. Или так: деньги – отдельная страна, и у него были ключи от этого королевства. Он не говорит об этом Джули Фримен, но сейчас, когда бежать уже слишком поздно, Алкайтис постоянно ловит себя на мыслях о побеге. Он любит погружаться в мечты об альтернативной версии событий – антижизни, если угодно, – в которой он сбежал в Объединенные Арабские Эмираты. Почему бы и нет? Ему нравятся ОАЭ, в особенности Дубай, где можно прожить целую жизнь, почти не выходя на улицу и перемещаясь только на автомобилях с плавным ходом и вышколенными водителями, сменяя один великолепный интерьер на другой. В 2005-м он был там вместе с Винсент. Казалось, она была поражена местной роскошью, хотя, оглядываясь назад, он допускает, что она могла иногда притворяться. У нее была серьезная финансовая заинтересованность в том, чтобы изображать счастье. Что ж. В антижизни события в день новогодней вечеринки протекают совсем по-другому. Когда к нему приходит в офис Клэр, он переводит разговор на другую тему. Он притворяется, что не понимает, о чем она говорит, изображает вежливое недоумение, пока она не сдается и не уходит. Он не прочь прибегнуть к манипуляции, если она поможет ему избежать тюрьмы. В антижизни он ни в чем не признается. Он не дает слабину. Тем вечером он идет с Винсент на вечеринку, а потом они возвращаются вдвоем в свое пристанище. Он целует ее перед сном как ни в чем не бывало и ни слова не говорит о своих планах. Она уходит в спальню, а он пьет кофе и начинает сборы, смотрит на темную громаду Центрального парка и огни позади, пытаясь запомнить вид, который больше никогда не увидит. Он дожидается рассвета, когда мойщики окон поднимаются по стене небоскреба на подвесной платформе. За окном раннее утро, небо над парком только начало светлеть, и они его не узнают. Да и с чего бы? За ночь он успел побриться налысо, надел темные очки и бейсболку, а главное – облачился во все белое, чтобы слиться с ними. На плече у него спортивная сумка. Он открывает окно и заговаривает с мойщиками. «Не поможете спуститься вниз?» – спрашивает он. Сначала они, конечно, отказываются, но у него есть пять тысяч долларов наличными, он отдает им деньги и сует две бутылки изысканного вина Grand Cru Classé из своего любимого шато в Бордо, бриллиантовый браслет и серьги Винсент – она по-прежнему спит – и продолжает уговоры: он всего лишь хочет спуститься на улицу, вот и все. На это уйдет не больше пары минут. Никто не узнает. Они получат кучу денег и лучшее вино за всю свою жизнь. Что они за люди? Не имеет значения. А и Б. Допустим, парни, которые видели в жизни мало хорошего, – а может, и видели, но им нужно кормить семью и детей. Мытье окон вроде бы не относится к числу высокооплачиваемых профессий, хотя, возможно, забираться на отвесные стеклянные стены небоскребов настолько страшно, что мало кто решается этим заниматься? Хотя какая разница – в любом случае он предлагает им кучу денег, так что предположим, что они соглашаются. Алкайтис выходит на холод и медленно спускается вниз на тротуар рядом с А и Б – они почтительно молчат, и он чувствует их восхищение его предусмотрительностью: он оделся как они, пускай и не в точности так же, ведь мойщики окон не носят костюмные рубашки, но все же он достаточно похож на них, чтобы со стороны они выглядели как трое мужчин в белом на подвесной платформе, вполне обыденное зрелище в городе стеклянных высоток. От стен небоскреба отражается восходящее солнце, поэтому к ним в любом случае никто не сможет приглядеться, и все благодаря его великолепному плану; они опускаются на землю в лучах слепящего света, он благодарит их, ловит такси и едет в аэропорт. Спустя несколько часов он уже летит в Дубай, естественно, первым классом, в кресле, которое больше напоминает номер в капсульном отеле с кроватью и телевизором. В антижизни он откидывает назад кресло над Атлантическим океаном и забывается блаженным сном. В ФИУ «Флоренс Медиум 1» включают свет, звучит сигнал о плановой перекличке в три часа ночи, и он вылезает из кровати, все еще в полусне-полубреду, с отсутствующим видом машинально надевает тапки, а перед ним встает с постели Хэзелтон. В антижизни его не арестовывают и уж тем более не приговаривают к тюремному сроку и не заставляют участвовать в перекличке. (Тюремные надзиратели кричат в коридоре: «Подъем, подъем, подъем!», потом один из них останавливается на пороге со своим маленьким пультом; спустя несколько минут перекличка завершается и можно снова идти спать.) В антижизни он переводит все свои деньги в тайные офшоры, чтобы их не могло найти правительство США. К тому моменту, как его дочь вызывает ФБР, он уже слишком далеко. У Дубая нет соглашения об экстрадиции с США. Ему хватит денег, чтобы спокойно жить в Дубае сколь угодно долго, в прохладных интерьерах посреди пустынной жары. В отеле или на вилле? Лучше в отеле. Он будет жить в отеле и всегда заказывать обслуживание в номер. Вилла принесет ему головную боль с подбором персонала. Довольно с него этих проблем. – Я бы хотела спросить о вашей дочери, – говорит Джули Фримен во время их второй встречи. – Извините, – отвечает он, – но я бы предпочел не говорить о ней. Думаю, Клэр заслуживает уважения к своей личной жизни. – Понимаю. В таком случае могу я спросить о вашей жене? – Вы имеете в виду Сюзанну или Винсент? – Пожалуй, начну с Винсент. Она вас навещает? – Нет. На самом деле, я… – Он не уверен, стоит ли продолжать, но к кому еще он может обратиться с просьбой? Его посещают только журналисты. – Можете пока не вести запись, пожалуйста, всего на пару минут? Она откладывает ручку в сторону. – Мне неловко спрашивать, – говорит он, – и я буду вам признателен, если вы не станете упоминать об этом в книге, но вы случайно не знаете, где она сейчас? – Я сама пыталась ее найти. Мне бы хотелось с ней поговорить, но где бы она сейчас ни была, она явно не хочет привлекать к себе внимание. Возможно, спуск с небоскреба вместе с мойщиками окон – чересчур мелодраматический вариант развития событий. Скорее, он мог бы пожелать Винсент спокойной ночи после вечеринки, сказать ей, что ему нужно встретиться в баре с инвестором и она может его не ждать, посадить ее в такси до дома и тем временем бежать из страны. Но нет, ему бы пришлось вернуться в Гринвич за паспортом. Что ж, если он может переписать историю ради своего побега из страны, паспорт наверняка не станет препятствием. Возможно, в антижизни он имеет привычку всегда носить с собой паспорт. Он желает Винсент спокойной ночи и садится в такси до аэропорта. В антижизни Клэр навещает его в Дубае. Она рада увидеться с ним. Пускай она не одобряет его поступков, но они могут вместе посмеяться. Они разговаривают без всякой неловкости. В антижизни Клэр не звонит агентам ФБР. Клэр никогда не навещала его в тюрьме и не отвечала на звонки. Он отправил Клэр письмо в первый месяц в тюрьме, но в ответ она лишь прислала ему протокол судебного заседания на двух страницах – запись предварительных слушаний, на которых ему пришлось вновь и вновь произносить: виновен. Он помнит, как стоял там и повторял это слово; его подташнивало, а по спине бежала струйка пота. В записи протокол выглядел странным и бессвязным, напоминал скверные стихи или сценарий. Судья: Вы признаете свою вину по первому пункту обвинения? Виновны вы или не виновны? Подсудимый: Виновен. Судья: Мистер Алкайтис, пожалуйста, говорите громче. Подсудимый: Прощу прощения, ваша честь. Я признаю себя виновным. Судья: Вы признаете свою вину по второму пункту обвинения? Виновны вы или не виновны? Подсудимый: Виновен. Судья: Вы признаете свою вину по третьему пункту обвинения? Виновны вы или не виновны? Подсудимый: Виновен. Судья: Вы признаете свою вину по четвертому пункту обвинения? Виновны вы или не виновны? Подсудимый: Виновен. Судья: Вы признаете свою вину по пятому пункту обвинения? Виновны вы или не виновны? Подсудимый: Виновен. Судья: Вы признаете свою вину по шестому пункту обвинения? Виновны вы или не виновны? Подсудимый: Виновен. Судья: Вы признаете свою вину по седьмому пункту обвинения? Виновны вы или не виновны? Подсудимый: Виновен. Судья: Вы признаете свою вину по восьмому пункту обвинения? Виновны вы или не виновны? Подсудимый: Виновен. Судья: Вы признаете свою вину по девятому пункту обвинения? Виновны вы или не виновны? Подсудимый: Виновен. Судья: Вы признаете свою вину по десятому пункту обвинения? Виновны вы или не виновны? Подсудимый: Виновен. Судья: Вы признаете свою вину по одиннадцатому пункту обвинения? Виновны вы или не виновны? Подсудимый: Виновен. Судья: Вы признаете свою вину по двенадцатому пункту обвинения? Виновны вы или не виновны? Подсудимый: Виновен. VII Мореплаватель 2008–2013 The Neptune Cumberland Винсент покинула берег в августе 2013-го – ясным, погожим днем, когда в голубом небе плыли похожие на попкорн облака. Она впервые увидела Neptune Cumberland в порту Ньюарка. Охранник сопроводил ее до корабля, а потом ей пришлось стоять и ждать у лестницы, и ожидание показалось очень долгим. Она чувствовала нервозность и волнение. Людей вокруг было почти не разглядеть; все они находились где-то наверху, в кабинах подъемных кранов или за рулем грузовых машин, перевозивших контейнеры. Винсент заранее изучила вопрос и прочла книги, поэтому знала, куда направляется, но все же масштабы этого мира ее поразили. Корпус Neptune Cumberland представлял собой отвесную стальную стену. Краны были размером с высотки на Манхэттене. Она знала, что вес контейнеров может достигать тридцати тонн, но краны поднимали их с грузовых платформ так, словно они вовсе ничего не весили, и в этой иллюзорной легкости сквозила неправдоподобная грация. Вокруг нее работала поражающая воображение индустрия; в порту, где передвигались громадные машины, людям не было места, и она ощущала себя все более ничтожной, пока к ней не подошли сопровождающие: двое мужчин спустились с палубы по белым стальным ступенькам. Путь на сушу занял у них довольно много времени. Сойдя на берег, они представились: Джеффри Белл и Феликс Мендоза, третий помощник капитана и стюард – коллега Винсент и ее начальник соответственно. – Добро пожаловать на борт, – поприветствовал ее Мендоза. – Да, добро пожаловать, – добавил Белл. Они пожали ей руку, и охранник порта сел обратно в машину и уехал. Мендоза пошел впереди, а вслед за ним Белл с сумками Винсент, хотя она вполне могла справиться и сама. – Рад, что вы приехали, – сказал Мендоза. Пока они поднимались по ступенькам, он говорил без умолку. Он сообщил, что искал помощника повара с опытом работы в нескольких ресторанах, так как уже много времени провел в море, и, сказать по правде, ему бы не помешали новые идеи для меню. Он надеялся, что Винсент не будет против приступить к своим обязанностям уже сегодня. (Она была не против.) Он был рад узнать, что она из Канады, потому что несколько коллег, которых он особо ценил, тоже были канадцами. Она была не прочь его слушать, ведь все, чего ей хотелось, – впитывать дух места, поднимаясь на палубу высоко над портом, и твердить про себя: Я здесь, наконец-то я здесь, пока Мендоза вел ее к помещениям для персонала вниз по узкому производственному коридору, напоминавшему интерьеры паромов между Ванкувером и одноименным островом. – Вы пока можете распаковать свои вещи, – сказал Мендоза, – а я вернусь через пару часов. Белл не произнес ни слова с того момента, как предложил помочь ей с багажом, и теперь он с удивительной деликатностью поставил сумки у порога в комнате, улыбнулся и закрыл за собой дверь. Комната выглядела примерно так, как и ожидала Винсент: маленькая, с сугубо утилитарной обстановкой, мебелью, имитирующей дерево, и белыми стенами. Здесь была узкая кровать, шкаф, стол и диван; все было встроено в стену или крепилось к полу. И еще отдельная ванная комната. В комнате было окно, но она не стала отодвигать занавеску, потому что ей хотелось первым делом увидеть в нем океан. Снаружи постоянно слышался то лязг, то скрежет, то треск, краны опускали грузы в трюмы и укладывали их высокими рядами на контейнерные мосты. Она выложила свои вещи – одежду, несколько книг, камеру – и поймала себя на мыслях о Белле. Она никогда не верила в любовь с первого взгляда, но верила в узнавание с первого взгляда, когда при первой же встрече понимаешь: этот человек займет важное место в твоей жизни; словно заметил знакомое лицо на старой фотографии: взгляд выхватывает посреди моря ничего не значащих лиц то самое. Это ты. Винсент застегнула пустой чемодан, положила его в шкаф и взялась за стопку из простыней, покрывал и видавшей виды подушки на кровати. Она постелила постель и немного посидела на кровати, привыкая к обстановке. В этот момент было невозможно не вспомнить об огромной спальне в доме Джонатана в Гринвиче: сколько расточительства в десятках квадратных метров пустого пространства и коврового покрытия! Любовь к роскоши – это слабость. Она приложила столько усилий, чтобы попасть сюда: бесконечное обучение, тренинги, сертификаты и прочие хлопоты, и когда ее встретил Мендоза, когда ей показали камбуз, в котором она будет работать, она едва могла поверить, что наконец оказалась здесь, на борту, что она покинула берег. Винсент едва сдерживала глупую улыбку, пока он рассуждал о планах на меню: фри обязательно должен быть почти при каждой подаче, скажем, в четырех обедах из пяти, потому что ребята его любят, к тому же картофель стоит недорого и помогает не выбиваться из бюджета; бирьяни из риса дважды в неделю – по тем же причинам. В первую смену на нее обрушилось столько информации и вдобавок картофеля фри, что она узнала, что судно вышло из Ньюарка, только после уборки. Уставшая и перепачканная, с сеточкой крохотных ожогов от кипящего масла на руках, она выбралась на палубу и поняла, что воздух стал другим: влажность сменилась прохладным бризом, в котором ничто не напоминало о земле. Они плыли на юг в сторону Чарльстона на восточном побережье США, обозначенного полосой огней на горизонте по правому борту. Она перешла на другую сторону корабля посмотреть на Атлантику: во тьме виднелись только огни далекого корабля и самолетов, готовых приземлиться в городах на востоке, – и подумала, что больше никогда не хочет жить на суше. – Почему тебе захотелось в море? – спросил Джеффри Белл, впервые заговорив с ней за все время. Она пробыла на корабле уже неделю или около того. Судно только что покинуло Багамские острова и начало свой долгий маршрут по Атлантическому океану, в Порт-Элизабет в ЮАР. Джеффри спустился в камбуз в конце ее рабочего дня и предложил пройтись. Он отвел ее в свое любимое место на корабле – уголок палубы на уровне С, который нравился ему тем, что там не было камер наблюдения.