…Разведбат продвигался не спеша, чтобы даром не газовать, выдавая себя ревом дизелей. «Т-34» шли колонной, а шустрые «БТ-7» бегали на флангах и впереди. Цуманская пуща не то что Беловежская – дебри здесь хоть и имеются, но не всюду. Особенно в этих обжитых местах, где сплошного лесного покрова просто не существовало, – пуща расползалась на отдельные рощи, между которыми тянулись луга, а частенько и пастбища заброшенные, по военным-то неурядицам, и поля несжатые, изъезженные гусеницами и колесами «завоевателей». Старшина Пасько и еще трое из его взвода пристроились на «бэтэшку» младшего лейтенанта Зеленого. Младлей полностью оправдывал свою фамилию – был он молод, если не сказать – юн, и неопытен. Но смекалкой его бог или природа не обделили – Зеленый быстро понял, как следует воевать на его танке, усвоив чужой, часто печальный, опыт. Броня на «бэтэшке» стояла такая, что пробивалась любым немецким орудием, даже 37-миллиметровой «колотушкой», как эту пушчонку прозывали сами немцы. А вот чтобы самому нанести урон гансам да фрицам, следовало подойти поближе – с дальней дистанции вести огонь из башенной «сорокапятки» было делом бесполезным. И Зеленый быстро допер – чтобы выжить на поле боя, надо быстро ездить, крутиться и вертеться, а уж по маневренности «БТ-7» не знал себе равных. Если же возникнет желание посчитаться с немчурой, то лучше всего приветить их из засады. И всякий раз было бы очень полезно для здоровья пользоваться любым укрытием – холмиком, деревом, копной сена. Чем позже тебя заметят, тем целее будешь. А чем ближе подберешься, тем веселее станет гореть немецкий танк или бронемашина. Игнат Михайлович покрепче вцепился в поручень на башне и огляделся. Их танк ехал в авангарде, пробираясь между двух рощ, почти смыкавшихся краями. Оба люка «бэтэшки» были открыты, напоминая уши смешной зверушки – недаром немцы окрестили этот танк «Микки-Маусом». В люк высунулся Алексей Зеленый, командир и наводчик, вихрастый и ушастый. У старшины было подозрение, что младлей не зря носил шлем, почти не снимая, – надеялся, видать, что его оттопыренные уши прижмутся… – Ну что, Михалыч? – улыбнулся Зеленый. – «Край суровый тишиной объят»? – Какая уж тут суровость, Алексей, – хмыкнул Пасько. – На Украине-то? А тишине верить нельзя… А ну, молчок! Старшина привстал даже, пытаясь распознать донесшийся шум. – Глуши мотор, Алексей, а мы сбегаем, глянем. Спрыгнув с брони – старые кости тоже надо разминать! – старшина потрусил к роще. За ним поспешали Павел и Мирон – парни разбитные были, с замашками жиганов. Именно, что были – до призыва. Война их быстренько выправила. Рощица была не широка, и вскоре Пасько выбрался на опушку. Перед ним открылся обширный луг, с краю которого немцы устроили аэродром подскока. Под деревьями прятались грузовики с автоцистернами, масксети скрывали палатки и полевые склады боеприпасов, а на травке прогревали моторы «Мессершмитты» – вот что ему послышалось. Немецких истребителей было всего шесть штук, и они готовились к взлету. – Пашка, дуй до танка, скажешь, чтоб передали всем – аэродром тут у немцев, а шесть «мессеров» вот-вот взлетят! – Дую! – выдохнул красноармеец и почесал до своих. Двигатель одного из «худых» взревел, толкая истребитель, и тот стал медленно выруливать, слегка покачивая крыльями. Развернулся и покатил, набирая скорость. Вот уже и хвост оторвал, поднялся на метр, на другой… Хлесткий выстрел из «сорокапятки» сбил его на взлете – снаряд в кабину или в мотор не попал, зато угодил прямо в бензобак, расположенный позади сиденья пилота. Горючее красиво взорвалось, расплескиваясь огненным шаром. Хвост самолета, дымясь, полетел на взлетную полосу, а обрубок с крыльями кувыркнулся вперед, заскакал, разваливаясь на куски. – Долетался, орел щипаный? – процедил старшина и бегом отправился к своим. Тут же ухнула пушка посолиднее – это вывернул «Т-34». Наводчик целился не по самолетам, ударив осколочно-фугасным по автоцистерне. Та буквально вывернулась наизнанку, «распускаясь» в ярком пламени. Второй снаряд влетел в импровизированный склад боеприпасов, и тут уж веселуха похлеще вышла – фугаски детонировали одна за другой, целые «гроздья» авиабомб рвались, меча рои осколков. Несколько пулеметных гнезд и блиндажей «тридцатьчетверки» сравняли с землей и ринулись на поле. Они сшибали истребители и давили их гусеницами, раскатывая в «блины комом». Хорошо рейд начался! Михалыч выскочил из рощи как раз, когда все «Т-34» завернули за деревья, принимая участие в общей давильне. Только три или четыре «бэтэшки» шастали вокруг, гоняясь за немцами из аэродромной команды, – те ополоумели от страха и метались, как зайцы. Взвод Пасько тоже участвовал в «охоте», и старшине пришлось надрывать горло, чтобы собрать бойцов. Как оказалось, очень вовремя – из-за ближайшего леска показались два немецких танка, «двойка» и «тройка». За ними следовал бронетранспортер, тут же открывший пулеметный огонь, и четыре грузовика, волокущих на прицепе мощные зенитные орудия, 88-миллиметровые «ахт-ахт». Надо полагать, местному аэродрому решили повысить статус. Стало быть, и охрану дать соответствующую. – Ах ты… Лишь один экипаж «Т-34» вовремя заметил противника – башня танка развернулась, и орудие тут же плюнуло огнем, накрывая один из грузовиков. Кузов у того разорвало, почти переломив «Опель» или «Бюссинг». Тут же в бой вступили оба немецких танка, выстрелив почти что дуплетом, но ни тот, ни другой не смогли подбить «тридцатьчетверку». Даже 50-миллиметровый снаряд, выпущенный «Т-III», ударил рикошетом по наклонной броне «русского чуда», выбив сноп искр. «Тридцатьчетверка» перенесла огонь на танки, подбив со второго выстрела хилую немецкую «двойку». – Не тех бьешь! – заорал старшина. Может, танкисты не видели зенитчиков? А вот зенитчики не сплоховали – очень быстро изготовившись к бою, они выстрелили, почти не целясь, – 88-миллиметровый снаряд, да со ста метров… Никакая броня не смогла бы устоять. «Т-34», тот самый, что подбил «двойку», «поймал» немецкий снаряд бортом. Танк вздрогнул и встал колом, густо задымил двигатель, а вот и огонь показался. Полминуты «тридцатьчетверка» казалась мертвой, как вдруг ворохнулась башня и гулко ударило орудие. Первый снаряд угодил в тягач, прореживая обслугу зенитки, а второй точнехонько попал в зловредную пушку, обращая ту в металлолом. Тут же выстрелила «двойка», но промахнулась, а вот две «бэтэшки», зашедшие немецким танкистам в тыл, сработали точно – наводчики «в четыре руки» расстреляли корму «Т-III», и бензиновый движок «Майбах» весело полыхнул. Танкисты тотчас же полезли наружу. – Паха! – заорал Игнат Михайлович. – Мирон! Миха! Спите, сукины дети?! Красноармейцы тут же открыли огонь из винтовок, снимая немецкий экипаж. И вот уже все пять «тридцатьчетверок» развернулись, чтобы примерно наказать наглых артиллеристов. В два залпа с зенитной артиллерией было вроде покончено. В сторонке горел перевернувшийся «Ганомаг». И тут старшина увидал, что бывает на войне, если слишком рано начинаешь праздновать победу. В полусотне метров от него остановился «БТ-7», из люков высунулись танкисты, потрясая кулаками: показали вам, суки, кузькину мать?! То-то же! И вдруг на месте «бэтэшки» вздыбился пламень и дым. И пыль, и клочья рваной стали. Пасько резко повернул голову и увидел, как по той же дороге, что привела немецких зенитчиков, приближаются немецкие танки. Целая колонна «Т-III», не менее десяти «панцеров»! «Тройки» стреляли на ходу, но лишь зря расходовали снаряды. Пять «тридцатьчетверок» двинулись навстречу немцам. Их нестройный залп был продуктивнее – у одной из «троек» полетела гусеница, другой и вовсе не повезло – бронебойный вошел в борт – и «вышел» жарким массивом огня, снявшего башню. Боеукладка не выдержала грубого обращения. А немецкого полку прибыло – подъехали несколько грузовиков с пехотой, парочка «Ганомагов», шестиколесная радийная машина и пять чешских танков с клепаными башнями. Это были легкие «Праги» с 38-миллиметровыми пушечками. Бой нарастал, и все его перипетии стали ускользать от Пасько. Некогда было следить за баталией, следовало всем взводом накинуться на немецкую пехоту. – За мной! Где пулеметчик? – Здесь! – Отсекай немцев! Прикроешь нас! – Есть! Старшина перебежал к подбитой «тройке» очень вовремя – мимо как раз проезжал немецкий танк, грохоча и напуская копоти. Несколько немцев с «Маузерами» бросились русским наперерез, но «Дегтярев» скосил их. – Пашка! – Здесь! – Полезай в танк… – Так он же ж немецкий! – Дослушай сначала, балда! Снимешь там пулемет ихний и сюда! – Понял! – И патроны не забудь! – Ага! «Ага…» – подумал про себя старшина. Вот тебе и ага… В Красной Армии до сих пор не прижилась фразочка «так точно». «Да, тащ командир», – отвечает боец, и весь сказ. А немцы словно взбесились – пули так и звенели над головой, одиночные и очередями, впивались в землю, в деревья – и в людские тела. Те красноармейцы, что поопытней, мигом окапывались, выставляя между собой и врагом кучку земли. Порой она спасала. Павлу повезло – он успел нырнуть в танк, прикрываясь крышкой, а выполз через эвакуационный люк с левого борта. Дальше ползти было опасно, все простреливалось, и красноармеец залег, укрывшись за гусеницей. Заимствованный «эмгач» тут же зачастил, короткими очередями отваживая фашистов. Между тем в цепи «тридцатьчетверок» образовалась брешь – в борт нашему танку вошло сразу два бронебойных. Боеукладка не сдетонировала, но и никто из экипажа не спасся – после такого попадания человеку не выжить. За собрата тут же отомстила «бэтэшка» – выскочив из-за холмика как черт из табакерки советский танк тут же выпустил в «тройку» снаряд. С каких-то двадцати метров он прошил бортовую броню немецкого танка, загоняя тому под стальную кожу очень неприятную занозу – огонь ударил изо всех люков «тройки», красноречиво свидетельствуя – живых не осталось. И тут новая напасть – немцы стали бить из минометов. Мины свистели и падали градом, выбивая красноармейский взвод. – Отходим! – заорал Пасько. – К лесу, к лесу! Иван помог раненому Пашке, они оба отползли к недалекому леску, где деревья создавали хоть какое-то укрытие от осколков и пуль. А «бэтэшки», которые совсем недавно бегали вокруг «тридцатьчетверок», исполняя вторые роли, серьезно взялись за немцев, уничтожив все «Праги», запалив «Ганомаг», расстреливая и перелопачивая гусеницами немцев, сыпавшихся с грузовиков, а тех, рыча и лязгая, давил «Т-34». Правда, в строю остались лишь два «БТ-7»… С грохотом слетела башня «тридцатьчетверки» – ее сбила чудом уцелевшая зенитка. Но уцелел и мехвод – без башни, как всадник без головы, танк помчался прямо на позицию зенитчиков и подмял под себя орудие. Старшина приподнялся, тряхнул гудевшей головой, поправил зачем-то пилотку. От его взвода осталось десять бойцов… Десять – это если Мирон выжил… Тут же прилетел снаряд, выпущенный «тройкой». Осколочно-фугасный разорвался прямо на опушке, выбивая четверых, включая обоих пулеметчиков. – Т-твою-то ма-ать… Прямо за деревьями, будто прячась от немцев, остановился «БТ-7». Ну, как остановился… Наскочил на крепкий дубок передком и заглох. Из верхнего люка показался Зеленый. Тоскливо матерясь, он спустился на землю и отворил переднюю «дверцу» – в ней зияло рваное отверстие. Мехвод был мертвее мертвого. Оглянувшись на пехотинцев, командир танка крикнул: – Товарищи! Помогите вытащить! Товарищи помогли и уложили павшего на землю. Зеленый стоял, осунувшись, а его лицо кривила злая гримаса. Неожиданно повернувшись к Пасько, он сказал: