– Ну… испортить отношения с госпожой Ланни, выставить ее величество на посмешище этим поручением… – Сударыня, очнитесь! Столица гудит от слухов, горожане превозносят доброту ее величества, а госпожа Ланни… надеюсь, немного поумерит аппетиты, – заключил он. – То есть ничего дурного не случилось? – Ничего. Эм и Эн недурно развлеклись, объясняя мастерицам, что к чему: то-то порадуется хозяйка, когда к ней придут за обещанным вознаграждением… Горожане, повторяю, в восторге. Никто не заподозрил ничего странного, насколько я могу судить: Эва немного взбалмошна и страшно упряма. Если что-то взбрело ей в голову, это оттуда никак не выбьешь, поэтому ваш поступок вполне укладывается в образ ее действий. – Хорошо… – с облегчением выдохнула я и протянула тетрадь, исписанную от и до, даже на обложку залезть пришлось. – Вот, здесь и про пансионы, и про шахты. Все, что удалось вспомнить. – Замечательно, – канцлер едва заметно улыбнулся, заглянув внутрь. – Вижу, вы не теряли времени даром. И хорошо, что у вас разборчивый почерк… правда, совершенно не похожий на почерк Эвы, имейте это в виду. Придется потренироваться – я дам вам образцы. Мало ли… – Как прикажете. От сердца отлегло: канцлер действительно не сердился на меня за эту выходку, я уже немного научилась различать его настроение. Сейчас оно было… да, пожалуй, приподнятым. А это могло означать только одно… – Одо, можно, спрошу? – Конечно. – Ее величество… ей стало лучше? – Намного лучше, сударыня, – ответил он так быстро, словно ожидал этого вопроса. – Она пришла в себя и, к счастью, рассудок ее не омрачен. Но конечно, физически Эва еще очень слаба – настолько, что не может даже встать с постели без посторонней помощи, а значит, праздничное шествие придется возглавлять вам. С какой радостью я передала бы эту обязанность настоящей королеве! Или… нет? Мне что, в самом деле хочется оказаться на виду у целого моря людей? Улыбаться им, махать рукой, купаться в волнах восхищения и зависти? Не ожидала от себя… – Она хочет видеть вас, – прервал канцлер мои размышления и протянул руку. – Идемте. – Как… видеть? – Я даже попятилась от неожиданности. – Она знает?.. – Разумеется, знает. Как я мог утаить от Эвы подобное? – Наверно, она рассердилась… – пробормотала я, уже привычно взявшись за его локоть, за жесткий рукав мундира. – Мягко сказано, сударыня. Эва весьма гневлива, но отходчива, имейте в виду. Вы намного более сдержанны, хотя… если бы не разница в воспитании, думаю, и вы сделались бы такой же. О чем я? – тряхнул он головой. – Ах да! Эва согласилась с необходимостью принятых мною мер. Правда, мне до сих пор не представлялось возможности представить ей двойника… по известным вам причинам. Я кивнула и подумала: интересно, будет ли там мэтр Оллен? А если да, то как вести себя с ним? Увы, подумать подольше канцлер мне не позволил – увлек за собой уже знакомым путем, в особняк у моря, а там уж стало не до рассуждений. Когда мы вошли в королевскую опочивальню, я первым делом высвободила руку и поспешила склониться в придворном реверансе. Странно: мне почудилось, будто канцлер попытался задержать мою руку, но я все равно выскользнула. – Встань и дай посмотреть на тебя, – раздался слабый голос королевы. Я ужаснулась: мой ведь совершенно не похож на ее! Но может, так только кажется? Наша учительница пения говорила, что человек слышит свой голос совершенно иначе, нежели окружающие. Да и чары должны сглаживать разницу… Подумав об этом, я приободрилась и осмелилась взглянуть на ее величество. Она, казалось, еще больше исхудала с тех пор, как я увидела ее впервые. Тоненькая фигурка тонула в подушках, распущенные темные волосы свисали безжизненными прямыми прядями. Руки, лежащие поверх пышного одеяла, казались совершенно бесплотными, почти прозрачными. Лицо было восковым, как у той пансионерки, что умерла от чахотки, только без румянца, но заострившийся нос и обтянутые кожей скулы выглядели точно так же. На этом лице жили только глаза – большие, яркие… и тоже не такие, как у меня. У меня – темно-серые, как снеговая туча (мне нравится это сравнение), у Дагны-Эвлоры – с проблеском синевы. Понятно теперь, почему ее платья не подошли мне не только по размеру: у нас разные и глаза, и оттенок кожи, даже если делать скидку на болезнь королевы, и цвет волос. У нее они, насколько я могла различить, на свету немного отдавали в рыжину, а у меня нет. Госпожа Увве сказала мне когда-то, что будь они еще немного темнее, можно было бы назвать этот оттенок цветом воронова крыла, но увы… Все это промелькнуло у меня в голове за доли секунды, а королева велела: – Подойди ближе, дитя мое. Хочу рассмотреть тебя получше. Я послушалась. Кто-то подсунул мне табурет, и я села – не нависать же над ее величеством, вынуждая ее задирать голову! Она хоть и полусидела, опираясь на подушки, все равно старалась лишний раз не шевелиться, я обратила внимание. Мы молча смотрели друг на друга, и я с ужасом понимала, что нас действительно нельзя спутать. И дело не в том, что Дагна-Эвлора сейчас выглядела так, как наверняка не выглядела ни одна девочка из самого захудалого пансиона, а… Не могу подобрать слов! Хотя нет, пожалуй, сумею: несмотря на ее жалкое состояние, от Дагны-Эвлоры все равно исходила уверенность – в себе, в том, что окружающие любят ее и сделают все, чтобы помочь во что бы то ни стало… Сама Богиня снизойдет и вылечит ее, если не сумеют этого сделать врачи и маги, – вот что я прочитала в глазах ее величества. И выздоровление уже началось – она ведь очнулась и мыслит здраво, а значит, и дальше все будет замечательно! Признаюсь, мне стало страшно. Ненадолго, но… – Не бойся, – по-своему истолковала мой взгляд Дагна-Эвлора. – Возьми меня за руку. Я послушалась, стараясь не сжимать пальцы ее величества слишком сильно. – Какая ты горячая… Она не больна, Одо? Не хотелось бы подхватить еще и лихорадку вдобавок к моему недугу… – Эвина совершенно здорова. Просто ее бросает в жар от страха, – отозвался канцлер, а я вдруг осознала – он впервые назвал меня по имени! – Нас даже зовут похоже… Это в самом деле знак, как считаете, Одо? И что думает мэтр Оллен? – Я тоже хотел бы знать, о чем он думает, но вы же понимаете: если он этого не желает, отыскать его нет никакой возможности. – Да, как обычно… – Взгляд ее величества снова обратился ко мне. – Одо сказал, ты выросла в приюте и не знала родителей. А что ты почувствовала, когда мэтр Оллен наделил тебя моей памятью? – Зависть, – сорвалось у меня прежде, чем я успела подумать над ответом. – Вы были так счастливы, ваше величество… Я никогда не знала ничего подобного, вы правы. Я бы, наверно, многое отдала, чтобы хоть немного побыть в настоящей семье, не приемной… – Я бы тоже многое отдала, чтобы моя семья вернулась, – тихо произнесла Дагна-Эвлора и едва заметно сжала мои пальцы. – Но у меня остался только Одо. Ну, еще Рина и другие, но они не считаются… Какие у тебя грубые руки! Одо, скажите горничным – пусть займутся! Я невольно вздрогнула от такого резкого перехода, но постаралась не выдать смятения. – Я тебе тоже завидую, – сказала королева. – В прошлом году праздника не было – траур… А я никогда не открывала его, кто бы мне позволил? Всегда ехала позади, с сестрами… Расскажешь мне, как это было? – Как прикажете, ваше величество, – только и смогла выговорить я. – Ты не знаешь других слов? Как же ты собираешься играть мою роль? – она слабо улыбнулась. – В некоторых случаях – обычно неподходящих – Эвина более чем разговорчива, – сказал канцлер в сторону, но так тихо, что королева его не услышала или сделала вид, будто не услышала. – Ну же, расскажи что-нибудь! – Она требовательно сжала мои пальцы. – Неужели ты не знаешь каких-нибудь историй? Одо сказал, ты любишь книги – я велела прислать тебе мою личную библиотеку, все равно я сейчас даже книгу не удержу, а слушать, как читают вслух, – сущая пытка… Расскажи что-нибудь, ну же, я хочу послушать твой голос! О чем ей рассказывать? О чем?.. Сказки про купцов из царства Безымянной королева наверняка знает, а вот истории старых служанок – вряд ли. А я совсем недавно вспоминала о них, и кое-какие легенды помню – спрашивала же канцлера, почему в наши дни все не так! Я сглотнула комок в горле и начала: – На заре времен Богиня ходила меж людьми… – Вот, значит, как было… – задумчиво проговорила Дагна-Эвлора, когда я закончила. Все это время она молча слушала, прикрыв глаза, и не выпускала моей руки. У нее были очень холодные пальцы, мне хотелось высвободиться, но я не смела. – А теперь непременно гонят замуж… и не смотрите на меня так, Одо! Будто я не знаю, что вы подыскиваете мне хорошего супруга… Что, если вернуть былое? Захочу – выйду замуж, не захочу – мой ребенок будет только моим… Как вам такая идея? – Возможно, народ поддержит, – сухо ответил он. – Но не те, на кого опирается ваша власть. – Разве она опирается не на народ? – Формально да, но, прошу вас, не будем сейчас устраивать диспут на эту тему. – Верно… Я уже устала… – Дагна-Эвлора снова посмотрела мне в глаза. – Иди, дитя мое, и постарайся ничего не испортить. Я скоро поправлюсь и проверю, что ты там натворила. – Ваше величество, я только выполняю указания его превосходительства, и… – Иди, – повторила она, так и не выпуская моей руки, и повернулась к канцлеру. – А вы побудьте со мной еще немного, Одо. Знаете, мне опять снился тот сон… Я оступилась на Королевской лестнице, помните? Наверно, это был знак… – Не думайте об этом, ваше величество. Это сущая ерунда. – А почему мама не приходит? – неожиданно капризным тоном произнесла она. – Я же просила… Одо, позовите ее! Она обещала поцеловать меня на ночь! – Выйдите, немедленно! – отрывисто приказал он, схватив меня за плечо, и я наконец высвободилась из пальцев королевы. Теперь это было совсем просто: она шлепала ладонями по одеялу – вернее, пыталась, у нее не было сил высоко поднять руки, – и гримасничала, стараясь заплакать или делая вид, что вот-вот заплачет. Так иногда делают маленькие дети – я видела, кое-кто из младших учениц в пансионе пытался проделать этот трюк. Там они быстро забывали о подобном… Из-за двери не доносилось ни звука – зачарована, наверно… Я очень долго стояла у стены, заложив руки за спину, словно наказанная, до тех пор, пока не вышел канцлер и не поманил меня к себе. Спрашивать о том, что с ее величеством, я просто боялась, но он сказал сам: – Сейчас Эве хотя бы не больно. Она просто думает, что ей пять лет, и мама почему-то не пришла поцеловать ее на ночь. Едва сумел ее успокоить и убедить, что родители сейчас с визитом в Иссене… Я не могла ничего сказать. Я даже осознать это была не в состоянии: одно дело рассказы, а совсем другое – видеть, как человек меняется на твоих глазах, впадает в детство… Мне хватило и этого, а канцлер видел куда более тяжелые приступы и ничего не мог поделать, раз уж даже маги едва справлялись. Но, в отличие от меня, герцог Мейнард, регент Дагнары, не мог позволить себе впасть в отчаяние. Впрочем… я ведь тоже не имела на это права. Самое большее, что я могла себе позволить, это тихонько поплакать ночью в подушку, и то не слишком долго, не то утром Нэна и горничные непременно заметят покрасневшие глаза и доложат канцлеру, а ему хватает забот и без моих переживаний. Что я ему скажу? Что скучаю по пансиону, по подругам, строгой госпоже Увве, учителям? Или что боюсь неизвестности? Будто он сам этого не знает… и, уверена, тоже смотрит в будущее если не со страхом, то с тревогой. – Идемте, сударыня. – Тяжелая рука легла мне на плечи. – У нас еще очень много работы. И я кивнула.