— Здесь трое, — ответил Богданов и, поймав удрученный взгляд товарища, добавил: — Знаю, мы хотели без жертв, но тут такая каша заварилась. Никто из них не собирался сдаваться живым. Сам понимаешь, в таких обстоятельствах либо они нас, либо мы их. — Знаю, Слава. — Дубко вздохнул. — Во дворе еще один труп. Вернее, за забором. Свернул себе шею, идиот. Сдался бы, остался жив. — Их было двое, — заметил Богданов. — Что со вторым? — Жив, хотя голова пробита. Насколько все серьезно, сейчас трудно сказать, — ответил Дубко. — Пленников забираем? — Забираем. После такой перестрелки нам здесь лишнее время оставаться никак нельзя, Саша. — Где Лепилин и Дорохин? С ними все в порядке? — За машинами пошли, — ответил Богданов. — Из наших никто не пострадал? — У Казанца на лбу рана, ее нужно будет обработать. У Уфимцева две пули прошли вскользь по правому предплечью. Рану мы перевязали, дальше будет видно, — рассказывал Богданов, продолжив складывать документы. — Зуйков как? — Он в порядке. На крыльце, караулит беглеца. Как думаешь, из тех, кто выжил, хоть один стоящий пленник есть? — Трудно сказать, Саша. — Богданов закрыл коробку. — В любом случае на ситуацию мы никак повлиять не могли. — Похоже, парни подъехали, — прислушавшись к звукам, идущим с улицы, произнес Дубко. — Грузимся? — Грузимся, Саша. — Богданов подхватил коробку и пошел к выходу. — Поможешь Уфимцеву перенести раненых в машины? — Разумеется. Иди, Слава, мы здесь закончим. Спустя некоторое время два автомобиля отъехали от дома в районе Завуни и через двадцать минут прибыли в Ариндж. Выгрузив пленников, Богданов первым делом связался с майором Яковлевым. Он сообщил, что операция прошла не совсем так, как рассчитывали в Москве. — У нас на руках четверо задержанных, — сообщил он. — Им требуется медицинская помощь, сможете устроить? — Ждите, я пришлю человека, — подумав, ответил майор Яковлев. Пока ждали приезда врача, успели осмотреть состояние пленников. Двое из четверых отделались легким испугом и, кроме синяков от удара прикладом, ни ран, ни увечий не получили. У того, которого задерживал Зуйков, оказалась серьезная рана. Кровотечение Уфимцев у него остановил, но в сознание он так и не пришел. Четвертый, которого Дорохин приложил затылком о стену, оказался ранен в живот. Рана выглядела не слишком обнадеживающе: выходного отверстия они не обнаружили, и это означало, что пуля находится внутри. Чтобы избежать осложнений, ее нужно было срочно извлечь, а это в домашних условиях казалось практически невозможным. — Его нужно доставить в больницу, — отведя Богданова в сторону, сообщил Дубко, осматривавший раненого. — Здесь он и суток не протянет. — Мы не можем отправить его в больницу, и ты это понимаешь не хуже меня. Дождемся приезда врача, Саша. Послушаем, что скажет он, тогда и будем принимать решение. Ты Уфимцева осмотрел? Что у него с рукой? — Раны обработал, повязку сменил. Он в норме. Казанца тоже подлатали, о них можешь не переживать. — Дубко озабоченно взглянул на бледное лицо командира. — Ты-то как? — Живот весь синий, но внутренних повреждений нет. Ничего, Саша, я живучий. — Не нравится мне все это. Сразу после того как тебя отделали в Джрвеже, снова травма живота. Ты после прошлого раза всего сутки в относительном покое провел, по крайней мере, из дома не выходил, а теперь новое осложнение. — Никакое это не осложнение, не нагнетай. Ушиб серьезный, но двигаться я могу, соображать тоже. Что еще надо? Я не потерял дееспособность, а это главное. — Богданов нахмурился, разговоры о собственном самочувствии его всегда выводили из равновесия. — Хватит об этом, Саша, закрыли тему. Давай лучше подумаем, кто будет допрашивать тех, кто не пострадал в перестрелке. Сделать это лучше уже сегодня. — Намекаешь на то, что сделаешь это сам? — Дубко усмехнулся. — Остальным не доверяешь? — Дело не в доверии, и ты это знаешь, — возразил Богданов. — Дело в опыте. Мы с тобой обладаем самым большим опытом по части допросов, так что садись изучать документы, а после перейдем к допросам. — Ладно, торопыга, выкладывай свои документы, — сдался Дубко. — Будем изучать. Пока Богданов и Дубко изучали документы, приехал доктор, осмотрел всех раненых и вызвал полковника на разговор. — Ранение в голову не опасно, обработку вы провели качественно. — Доктор начал с хорошего. — А вот раненый в живот вызывает серьезные опасения. Он слишком долго оставался без медицинской помощи, внутреннее кровотечение продолжается. Скорее всего, задеты важные внутренние органы. Я думаю, кровоточит печень. — Что можно сделать? — спросил Богданов. — Практически ничего. — Доктор помедлил, прежде чем продолжить. — Обширное кровоизлияние в брюшную полость, мы не сможем вскрыть его здесь. Он либо истечет кровью, либо начнется сепсис. Даже если напичкать его под завязку антибиотиками, положительного результата мы можем не дождаться. — Значит, ему нужно срочно в больницу? — Не думаю, что вы довезете его до больницы. — Доктор с сомнением покачал головой. — Слишком поздно. Он умрет в дороге, тряска его убьет. — Хотите сказать, он уже не жилец? — прямо спросил Богданов. — Думаю, да. Простите, но врачи тоже не всегда могут помочь. Иногда лучше ничего не делать, чем предпринимать отчаянные попытки и в итоге все равно потерять пациента. — Хорошо, доктор, спасибо за помощь. — Богданов протянул руку. Доктор пожал протянутую руку, кивнул и вышел из комнаты. Богданов задумался. Он не ощущал угрызений совести по поводу гибели людей, с которыми час назад вступил в схватку. Они выбрали свой путь добровольно, и этому свидетельствовали документы, которые Богданов успел изучить. Но ему предстояло решить сложный вопрос: стоит ли приводить раненого в живот пленника в сознание, чтобы попытаться получить от него дополнительные сведения. Все его существо восставало против положительного решения, он не желал больше необходимого причинять боль даже противнику, но ведь речь шла о безопасности мирных людей! Когда его люди первый раз попали в дом в районе Зовуни, они не ошиблись: в документах имелись записи, которые явственно свидетельствовали о том, что их составители замышляли устроить новые взрывы, а это означало новые жертвы. Так что поставить выше: агонию преступника или безопасность соотечественников? Так и не придя ни к какому решению, Богданов вернулся в комнату, где корпел над бумагами Дубко. — Двое задержанных пришли в сознание, — сообщил подполковник. — Думаю, мы готовы к допросу. — Что ж, пойдем, — согласился Богданов. — Попытаем счастья. Допрос пленников они проводили по очереди. Задавали вопросы, предъявляли документы, конфискованные в доме в Зовуни. Преступники лишь в начале беседы пытались хранить молчание, но вскоре поняли, что лучше рассказать все, что знали, потому что доказательства их причастности к деятельности НОП и АСАЛА были очевидными. Однако существенной информации получить от них не удалось. Они сообщили, что встречу назначили для того, чтобы решить вопрос, стоит ли продолжать сотрудничество с Национальной объединенной партией Армении, после того как их люди засветились перед государственными органами. Бо́льшая часть членов собрания склонялась к тому, что сотрудничество необходимо прекратить. Главы подразделений АСАЛА настаивали на том, что проще и безопаснее найти новых исполнителей. Члены НОП возражали и старались выиграть время. Им, как и раньше, требовалась помощь более сильной партии. К тому же они не хотели оставлять своих людей в тюрьме. Все эти разговоры не могли помочь группе Богданова, ведь перед ними стояла задача узнать имена главарей АСАЛА, имена тех, кто отдает приказы, кто строит планы и выбирает места для закладки взрывных устройств. Но за два часа допросов Богданов и Дубко так и не узнали ни одного имени. На собрании оба пленника представляли интересы НОП и лишь отчасти являлись членами организации АСАЛА. Они не были лично знакомы с каждым членом собрания, поэтому не могли назвать их имена. Промучившись с пленниками два часа, Богданов решил прекратить допрос. Вместе с Дубко он снова окопался в комнате, напичканной конфискованными документами и, изучая их, пытался найти решение. Так они просидели еще два часа. — Даже если мы изучим все документы вдоль и поперек, это не поможет нам выяснить главное. — Богданов раздраженно отшвырнул стопку бумаг в сторону. — Надо приводить в сознание остальных задержанных. — Думаешь, они знают больше? — с сомнением произнес Дубко. — Лично я прихожу к мнению, что наша вылазка не дала нам ничего, кроме шума и головной боли. Такое бывает, мы ошиблись. Осталось признать это и двигаться дальше. — Нет, Саша, я в это не верю! Я знаю, что штурм дома в Зовуни — хорошая идея. Я знаю, что мы получим положительный результат, нужно только постараться. — Мы и старались, Слава. — Дубко говорил мягко, понимая, как сильно разочарован его друг и командир. — Мы старались, но не все в нашей власти. — Нет, мы допросим тех двоих и получим от них ответы. Не может быть, чтобы ни один из них не принадлежал к верхушке организации АСАЛА. — Допустим, того, что с пробитой головой, мы и сможем допросить, но второго, с ранением в живот? Нет, он уже не придет в сознание, а даже если и придет, это слишком жестоко. — Знаю, Саша, я очень хорошо это знаю. Как думаешь, почему я не начал допрос с него? — взорвался Богданов. — Да потому, что надеялся, что до этого не дойдет. Но нет, нам не повезло. И ему не повезло. Так что давай не будем сейчас говорить о гуманности моих методов и подумаем о методах, которыми пользуются люди из АСАЛА! — Ладно, командир, я на твоей стороне. Пойдем к умирающему, пусть он хоть в последние минуты своей жизни сделает что-то по-настоящему хорошее, что-то, что спасет жизни людей. — Я сделаю это сам, — решительно сказал Богданов. — Ты пойдешь к другому и постараешься вытянуть из него максимум информации, а с умирающим я справлюсь сам. — Ты не должен проходить через это в одиночку, — возразил Дубко. — Я командир, это мой долг. — Богданов невесело улыбнулся. — Такова плата за доверие. Родина поставила меня во главе спецподразделения, которое обязано выполнять сложные государственные и военные задачи, и я обязан нести это бремя. — Нет, Слава, ты не обязан делать это один. Я твой заместитель, а это значит, я должен разделить с тобой это бремя. — Спасибо, Саша, но через это я должен пройти один. Богданов посмотрел на друга с благодарностью, поднялся и вышел из комнаты. Глава 7 Задержанного с огнестрельной раной в живот они все-таки потеряли еще до того, как Богданов смог приступить к допросу. Он как раз шел в комнату, где держали раненого, когда навстречу вышел лейтенант Уфимцев и сообщил, что тот умер. В первый момент Богданов испытал облегчение. А как иначе? Ведь теперь ему не придется пытать человека, который и без того страдает от жестоких болей. Но затем накатило отчаяние. Столько сил, столько времени, столько жертв, и все напрасно? С этим смириться оказалось тяжелее, чем с мыслью, что придется приводить в сознание человека, заведомо зная, что обрекаешь его на невыносимые муки. Не говоря ни слова Уфимцеву, Богданов развернулся и пошел обратно. Дубко все еще был в комнате. Он оторвал взгляд от бумаг, разложенных на столе, взглянул на лицо друга и вздохнул. — Опоздали? — Да. — Богданов тяжело опустился на стул. — Проклятье! Это дело никогда не сдвинется с мертвой точки! В сердцах он ударил ногой по ножке стола, документы веером рассыпались по полу. К ногам полковника опустился небольшой глянцевый снимок. Со снимка на него смотрели трое мужчин. В камуфляжной форме, молодые и веселые, они обнимали друг друга за плечи и казались счастливыми. Богданов смотрел на снимок, на улыбающиеся лица и вдруг подскочил на месте. Он схватил снимок, всмотрелся в него и перевел взгляд на Дубко. — Ты чего, привидение увидел? — обеспокоенно спросил подполковник. — Не привидение, — медленно произнес Богданов. — Посмотри, вот этот слева. Тебе не кажется, что он похож на Затикяна? Дубко забрал снимок из рук Богданова, пригляделся.