— Узнай! — упрямо повторял Пылинкин. — Свет, ты такая горлопанка: тебя палкой гони не выгонишь! — Сам узнай! Вон они скоро на обратном пути влезут, спроси у них!.. Надоел! — отрезала я. — Света! — крикнул Коля. — Нет! Сам спроси, Коля!.. — Нет, уж ты сама, — стал вытаскивать гашиш из пакета Николай. — Спроси у них… Спросишь, ну?.. Я так плохо помер! — заныл он. — Зачем я жил, чтобы так помереть?.. Зачем это было со мной? — Спрошу, ладно, — запихивая гашиш обратно в пакет, согласилась я. — Только убери его! А то нас Гоша на Казанском искусает. И в тёмном купе я увидела его смирное лицо. Коля посидел, снова надел на лицо обезьянью маску из папье-маше и, рассовав гашиш по карманам, вышел куда-то в окно. И я спросила их. Между станциями, когда все улеглись. И не получила ответа, они даже не взглянули на меня, как следует… Так, посмотрели. Я повторила: — Топотушки, уважаемые, скажите, почему Николай Иванович Пылинкин умер как собака… или пёс? Он мне надоел хуже собаки — скажите, очень вас прошу!.. И та, что поменьше, в ореоле пушистых медных волос, смилостивилась: — Если повезёт, ты можешь узнать об этом сама… Очень просто, — на мой немой вопрос, предложила она: — Просто приди на место его смерти и сядь там… — И долго мне там сидеть? — похолодела я. — Ночь. — Или две, — глядя в окно, сказала мне вторая, с громадной копной оранжевых волос на голове. Как она с ними ходит, изумилась я. На неё ж, наверное, оборачиваются. — А вы не можете?.. — ухватилась я за соломинку. — Нет! — сказали обе и нахмурились, и я отступила. — Это было когда? — спросила маленькая. — Год назад. — Год?! Ты не сможешь вернуть его, зачем тебе это надо?.. — Он приходит и спрашивает, — пожаловалась я. — Приходит и спрашивает. — Побрызгай на него святой водой. — Они переглянулись. — Брызгала! — Или крестом… — Стукнуть? — уточнила я. — А почему не во сне?.. — Что во сне? — подняла брови оранжевая. — Я в прошлый раз попала на место преступления во сне, — пояснила я. — Скажите, в чём тут механизм и отличие?.. — Ты попала туда благодаря своей интуиции, — начала говорить маленькая. — Совсем необязательно засыпать, чтобы попасть куда-то, — перебила вторая. — А механизм всего этого попадания в чём?.. — два раза, как попугай, повторила я. — Ты нестерпимо должна этого захотеть, — грустно глядя мне в глаза, сказала та, что поменьше. — Да, только так ты попадёшь туда, — кивнула вторая. Я взглянула на них и вдруг поняла — они несчастливы. Но почему они не люди, в таком случае?.. Они же обычные женщины, я глядела на них во все глаза и не видела различий между нами. И волосы я могу покрасить в такой же радикально оранжевый цвет, а что?.. — Что ты от них ещё хочешь, рыбка золотая?.. На какой вопрос тебе ещё ответить, — меня сзади обняла какая-то женщина. Я подскочила. — Тётя Клава!.. — Пойдём, — потянула она меня за рукав. — Тётя Клава!.. — в купе я просто закричала. — Ты спрашиваешь у цыганки механизм гадания? — Спрашиваю! А как же?.. Всегда! — я не покривила душой. — А что?.. — И тебе отвечают? — с подозрением взглянула на меня Пушистая. — Когда как, — ответила я. — А вообще-то ни разу! Но я всё равно спрашиваю. — А не надо ничего спрашивать! — сердито попросила тётя Клава. — Они вот в следующий раз не поедут с нами… — Ну и что? Велика потеря, — махнула я рукой. — Я ведь так и не поняла — кто помог мне тогда на станции Мост. Кто услышал меня?! — Велика потеря… — повторила Пушистая. — Ты не понимаешь… Не беспокой их больше, — вздохнула тётя Клава. — Заставь дуру Богу молиться… — Я с умными людьми очччень умная, тётя Клава. А с остальными — какие люди, такая и я! Много их, умных-то? С кем поведёшься — того и наберёшься! — ворчала я про себя весь остаток пути в Москву. — А почему они не люди, тётя Клава? — всё-таки спросила я, когда мы прощались после рейса. — Они не умрут, — сквозь зубы сказала Пушистая и, помахивая сумочкой, побежала в сторону метро. Только икры в колготках цвета лосося замелькали быстро, словно спицы на колёсах велосипеда… ЖЕНЯ Я не спала всю ночь, вглядываясь в тёмные углы своей квартиры, мне везде мерещился Длинный Коля с маской обезьяны на просроченном лице. Лишь под утро я кое-как заснула. Днём я зашла к Женьке Пылинкиной — и удивилась! Она открыла мне дверь и впустила. Я шла за ней, она обернулась, выйдя на свет, на меня взглянули глаза, в которых было, не поверите… счастье!.. Я так давно не видала безграничного счастья в чужих глазах, что тяжело вздохнула! Красивая, в узорах дорогая и новая посуда на кухне, обычная белая занавеска на окне, Женька села и я села напротив. — Всё ездишь? — спросила она. Я кивнула. — Женька! — Я развела руками. — Откуда?.. Я эту кухню Пылинкиных помнила, как облупленную. То, что было раньше, сравнимо разве, что с бараком где-нибудь в колхозе. — Я вышла замуж, — шёпотом сказала Женька. — Да-а-а?.. Я ожидала чего угодно, но чтобы замотанная, исхудавшая, нервная, как граната без чеки, вдова Пылинкина когда-нибудь снова выйдет замуж… Это было так же невероятно, как встретить трёхметрового человека. Персики, румяная картошка, два яйца на тарелке и чистые окна в когда-то закопчённой квартире… У меня долго стоял в глазах натюрморт чужого счастья, хотя я вышла и попрощалась с Женькой ещё вчера вечером. ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ КОЛИ С экрана в меня целился космический пришелец, я собралась с духом и стала одеваться… На ровной дороге, в густых сочных зарослях, ясной ночью, ближе к утру я пыталась узнать тайну смерти Пылинкина Н. И.