Сегодня, как обычно, мы проверяли наш вагон на беспризорников, которые осенью возвращаются из Адлера в Москву на зимовку. Мы разыгрывали, что уходим, громко говорили: «Пошли, тётя Клава», «Уходим, Света!» А сами тихо возвращались из тамбура и прислушивались… Как им удавалось пробираться в закрытый вагон и прятаться да так, что не видно? Мы подкрадывались и прислушивались к шевелению, чиханию, сопению и ворчанию!.. Проверяли под лавками, на верхних полках, в туалете, но на этот раз не нашли ни одного — в вагоне стояла липкая тишина. И только когда поезд уже отстукивал к Москве второй час, в середине вагона раздался визг. Кричала женщина: — Крыса-ааа!.. У нас тут крыса! Кудлатый и чумазый хлопчик лежал и чесался под матрасом на верхней полке, и если бы он не зачесался, то ехал бы, пока дама не собралась лечь на свою полку и заснуть. На крысу он похож не был, скорее, на помятую обидчивую моль. — Сама ты крыса… — помогая себе рукой, вылез из-под матраса и сел, свесив ноги в рваных вьетнамках. — Я после этой чесотки на матрас не лягу! — прошипела дама. — Спи на полу, — разрешил бомжонок и растянулся на матрасе уже сверху. — Освободите проход, граждане, — усовестил он набежавшую толпу. — Человека не видели? — Тебя как зовут? — спросила Пушистая, засучивая рукава. — Мы не можем себе позволить везти тебя до Москвы, — затащив мальчишку в проводницкое купе, наперебой накинулись на него мы. — Вымётывайся на первой же станции!.. — Почему это? — сник и перестал отбиваться он. — Почему-почему-почему?! — Прошлый раз такой сувенир, как ты, спёр две сумки и обчистил сто карманов! — совсем немного преувеличила Клавдия Егоровна. И за воротник повела зайца на выход. Поезд тормозил на станции Бор. Заяц упирался, мы открыли дверь, стали его высаживать, и тут он заплакал на весь вагон!.. — Я в приют еду-ууу… Я тут не прокормлю-юуууусь!.. Дайте денег на проко-ооооорм!.. — Денег на прокорм хочешь? — вдруг спросила тётя Клава. Я её остановила: — Высаживаем! Помните, что прошлый раз было? — Да он маленький, — взвесила его в руке Пушистая. — Я за ним послежу. — Втянула беспризорника обратно и стала читать устную инструкцию, что можно и чего нельзя, если он желает составить нам компанию и без приключений добраться в столицу нашей родины. Потом вручила ему ведро, веник и велела мести вагон. — Я вас предупредила, Клавдия Егоровна!.. — Злая кондукторша, — сказал мне вслед этот мальчик, я на него поглядела долгим взглядом и, оказалось, не зря. За окном летела ночь вслед за поездом… Заяц мирно пил чай в нашем купе, вагон был выметен дочиста. — Я в туалет, — вежливо пояснил мальчишка и встал. — Иди, Миша, — разрешила Пушистая. Его звали — Миша Крюк. А через сорок минут в наш вагон почти вбежал бригадир проводниц Стасик. — Тряси меня, давай!.. Ты ж у нас силач! — выворачиваясь, кричал ему наш Миша. — Я тут!.. — У вас вобла не пропадала? Это ваш оболтус?.. Курил в тамбуре! У Миши из карманов торчала вобла… — Вобла? А что?.. — Тормози! — крикнул Миша. — Не мотай кочаном! — пытаясь удержать в руках рвущегося во все стороны Мишу, зарычал Стасик. — Воблой торговал, — Стасик запалённо огляделся и, втащив Мишу в наше купе, добавил: — И гашишем… — Вобла у нас есть, а гашиша нет, — убеждённо сказали мы и переглянулись, а когда Стасик ушёл, бросились к мешку — сверху он был доверху заполнен рыбой, а на дне лежали завёрнутые в полиэтилен несколько плиток гашиша, похожие на такие же, как в фильмах про наркомафию. Пока мы разглядывали гашиш — Миша под шумок улетучился, только голова лохматая мелькнула. — Стой! — крикнули мы, но поезд уже тормозил у очередной станции. В тамбуре толпились пассажиры, мы открыли двери, пропуская их, из туалета вышел Миша и бросился мимо нас наутёк. — Хорошо, Стасик не видел, что на дне, а то бед не обрались бы, — сказала Пушистая и перекрестилась. — Ага-ага, — согласилась я. — А ты ещё шикарным мужчиной его назвала!.. — выговорила мне Пушистая. — А сами-то! — вспомнила я. Вышли восемь пассажиров, зашли семь, пока разобрались с билетами и бельём, прошёл час. Под сиденьем — мешок! Что с ним-то делать?! — Давайте его выкинем!.. — Я распахнула окно и потащила к нему мешок. — Нас убьют за него! — взвыла тётя Клава. — Света, стой!.. — А если собака на вокзале его унюхает?.. Нас посадят, тётя Клава, и разбираться не будут! Мешок у нас?.. — У нас! — кивнула моя напарница, держа мешок двумя руками и одной ногой. — Не дам!.. Убери руку! — А вы помните терьера Гошу? — А кто ж его не помнит?! Тойтерьера Гошу знал весь Казанский вокзал — этот маленький отважный пёс с умной мордой и грустными выпуклыми глазами находил наркотики каждый день! Гоша — воплощение собачьего ангела на земле. Воинственный и очень правильный пёс. Если бы все люди были такими, как Гоша, — неподкупными, на Земле давно установился бы рай. И мы выкинули в четыре руки мешок с воблой и гашишем в гудящее чрево окна. И страшно довольные уселись и рассмеялись. — Выкрутимся как-нибудь! — беспечно махнула рукой тётя Клава. — Если будут на нас наседать, эти наркодельцы чёртовы, я на них такого сглаза нашлю — чирьями изойдут! — Нашлите-нашлите, Клавдия Егоровна! — закашлялась я. И отодвинулась подальше. И ТУТ ИЗ ОКНА МЕШОК С ВОБЛОЙ И ГАШИШЕМ ВВАЛИЛСЯ ОБРАТНО… Вслед за мешком из окна появился Коля Пылинкин и, присев на откидную скамью у окна, стал раскуривать толстую самокрутку. — Какой у тебя причесон, Свет! — глядя на мои поднявшиеся волосы, сказал Пылинкин. Я посмотрела на него, на лице Коли была криво надета маска, изображающая обезьяну. — У тебя такое выражение, — сказал Пылинкин, — убери его! А то хуже будет… — И, сняв маску, протянул её мне. У него почти не было лица на лице. Сквозь кожу проступали фрагменты мышц и… пустота. Я вытащила из сумки баночку со святой водой и плеснула ему в лицо. Николай молча вытерся. — Моя красавица, — сказал он. — Узнай про меня!.. Или я за себя перестану отвечать. Я повернулась к Клавдии Егоровне Пушистой, та молча укладывала себя спать. — Света, — как ни в чём не бывало, пробурчала она. — Разбуди меня через час, я просто с ног валюсь! — И, закутав голову одеялами, задышала, как паровоз. Я поняла, что помощи мне не дождаться. — Что тебе надо?! — сквозь зубы, зло спросила я. — Ты знаешь, душенька, — выдыхая дым прямо из дырок на щеках, сказал Коля. — Если не узнаешь, почему я так плохо помер, я вас сдам милиции прямо в Москве, на вокзале! Гоша, между прочим, мой кореш!.. Тут тётя Клава шумно откинула одеяла и села. После недолгой борьбы мы вытолкали Пылинкина прямо в окно, и мешок полетел туда же! Но уже через минуту Пылинкин с мешком снова возник у нас в купе, причём материализовался он через закрытое окно. Мы снова выкинули его… два или три раза! И снова Пылинкин с воблой и гашишем трижды появлялся в нашем проводницком купе. Мы вывалили всю воблу в окно, и она разлетелась! И туда же по очереди кинули десять толстых плиток гашиша… Пылинкин через три с половиной минуты сидел у нас в купе с гашишем, но без воблы!.. Мы устали… И, переглянувшись с тётей Клавой, решили начать переговоры. — Ты, дурак, Коля? — возмутилась я. — Ну, как, скажи, я ещё раз отстану от поезда? Меня же выгонят… — Как рецидивистку! — кивнула Клавдия Егоровна.