Я кивнула. – Ну, а я бросила все и приехала за четыре тысячи километров в незнакомый город без какого-либо запасного плана. Бекетт усмехнулся. – Это не совсем одно и то же. Я не смогла спасти сестру. – Пусть так, – сказала я. – Но все мы совершали ошибки, разве нет? Он несколько долгих секунд не отрывал от меня взгляда своих темно-синих глаз и наконец кивнул. Мне показалось, что за это время он смог рассмотреть мое сердце и теперь соглашался с тем, что там увидел. – Они должны были в него влюбиться, – проговорила я, чтобы объяснить боль, звучавшую в моем голосе. – В мой графический роман. Я не сомневалась, что они влюбятся в него, но этого не произошло. Разве это не адская глупость? Бекетт опустил взгляд на велосипед, прислоненный к его ноге. Он провел рукой по раме, и в моем воображении возникла зарисовка: маленький мальчик с растрепанными светлыми волосами гладит любимого пса. Друга, который ластился к его ноге и лаял от радости, когда он возвращался домой из школы. Только вот однажды он не вернулся. Эта сценка постепенно исчезла из моего сознания, и я снова увидела молодого человека, сидевшего рядом. Скучал ли по нему кто-нибудь, пока он сидел в тюрьме? Мне хотелось это узнать. Ждал ли кто-то, когда он выйдет на свободу? Были ли у него родственники, которым он – так же, как и я – не мог спокойно посмотреть в лицо? – Я не хочу больше продавать пластинки, – произнес он, вырывая меня из размышлений. – Я не хочу возвращаться в Вегас. На станции остановился еще один поезд и уехал прочь. Мы молчали. – Я живу в квартире-студии, – наконец произнес он. – Никаких стен, никакой спальни. Никакого личного пространства. Диван крохотный и не раскладывается. От этих слов в моей груди разлилось нежданное тепло. Внутри меня загорелась надежда. Я заговорила – так спокойно и небрежно, как только могла: – Я думала купить надувной матрас. Ну, такой, который можно будет убирать днем, чтобы он не занимал место. – Хорошая мысль. – И я понимаю, что четырехсот долларов не хватит, чтобы покрыть половину аренды, но я в ближайшее время найду работу и отдам тебе остальное. – У тебя даже нормальной кровати не будет, – сказал он. – Четырехсот долларов хватит. – Это половина арендной стоимости? Я хочу платить половину… – Практически половина. Я подождала, пока он скажет что-нибудь еще. Он молчал, поэтому я заговорила сама: – От меня не будет много шума. Я не слушаю громкую музыку – только в наушниках. Я буду ходить на работу и исправлять свой графический роман. Постараюсь тебе не мешать. Бекетт кивнул. – Отопление почти не работает, хотя я уже много раз просил хозяина его починить, – сказал он. – Ты будешь мерзнуть. Сильно. – Я не боюсь холода. – С понедельника по пятницу я работаю курьером по десять часов в день, – продолжил Бекетт, водя пальцами по кусочку желтой металлической рамы велосипеда. – По вечерам пятницы и субботы у меня смены в ресторане, но в воскресенье – завтра – у меня выходной. По воскресеньям я делаю, что хочу. Если ничего не хочу делать, не делаю ничего. Я смотрю американский футбол, слушаю музыку – на проигрывателе, не в наушниках – или сплю. Я кивнула. – Я не буду тебе мешать. – Тебе придется познакомиться с Роем – моим инспектором, – произнес он, посмотрев мне в глаза. – Хорошо, – ответила я, не отводя взгляда. – Мне придется рассказать ему про изменения в своей жизни. Проблем не будет, если ты, конечно, не станешь приводить в квартиру людей, которые прячутся от полиции или имеют дело с наркотой. – Я здесь никого не знаю, – ответила я. – И я не очень-то общительный человек. Я соответствую всем стереотипам о гиках, повернутых на комиксах, которые ты только слышал в своей жизни. Бекетт иронично улыбнулся. – Для гика ты довольно отважная. – Ради искусства я готова на любые жертвы. Я протянула ему руку. – Росси. Зельда Росси. Он сжал мою руку своей. Она была большой и немного грубой. Теплой. Сильной. – Бекетт Коуплэнд. – Приятно познакомиться, Бекетт Коуплэнд. Когда мы разжали руки, табло у противоположной платформы замигало, сообщая о том, что скоро прибудет следующий поезд. – Наверное, я сошел с ума, – пробормотал он. – Или это ты спятила. Он указал на рельсы. – Это мой поезд. Или… наш? К перрону подходил наш поезд. Я ехала в Бруклин с Бекеттом Коуплэндом. 5. Бекетт 30 ноября Выйдя на станции Клинтон-Вашингтон Авеню, мы увидели, что дождь закончился. От метро до моей квартиры идти было недалеко, и большую часть этого пути мы молчали. Только вот мои глаза говорили довольно много, постоянно мечась в сторону, чтобы увидеть Зельду Росси. Она была мне по плечо, да еще и горбилась, кутаясь в пальто, но я знал: это от холода, а не от страха или нервов. На ее губах играла тень улыбки, а в ее потрясающих зеленых глазах – когда на них падал свет от фонарей – отражалось то же облегчение, которое чувствовал я сам. Мы прошли два лестничных пролета и, оказавшись на моем этаже, остановились перед квартирой 2С. – Точно не хочешь оставить это на завтра? – спросил я, приподнимая пакет, в котором лежал контейнер с супом из ресторана. Она сказала, что зря его заказала. Она взглянула на пакет и отвела глаза. – Точно. Видимо, мне стоит на время завязать с итальянской едой. В ее глазах промелькнула тень грусти. Точно так же, как прошлым вечером, когда она сказала, что у нее поблизости нет родственников. Видимо, миссис Сантино услышала наши голоса, потому что дверь квартиры 2С открылась, едва костяшки моих пальцев успели к ней прикоснуться. – Здравствуйте, миссис Сантино! – произнес я. – Надеюсь, вы сегодня не против поесть супа? Она ничего мне не ответила, только подозрительно прищурилась, глядя на Зельду. – Пфф, – фыркнула она, после чего выхватила пакет из моей руки и захлопнула дверь. Я бросил взгляд на Зельду. – Я знаю, что глубоко внутри она испытывает благодарность. Зельда тихо рассмеялась. – Вчерашняя еда тоже досталась ей? – спросила она, пока я катил велосипед к квартире 2Е. – Я стараюсь приносить ей еду, когда получается, – сказал я, доставая из кармана ключ. – Не помню, когда и как это началось, но я ни разу не видел, чтобы она выходила из квартиры. Или чтобы туда заходил кто-то другой. Правда, я почти каждый день работаю по десять часов, но…