— Хм-м, как сказать, как сказать, — задумчиво пробормотал он. — Вас можно смело причислять к медицинскому чуду. — Видимо, организм просто привык к огнестрелам. — Шутите? Это хорошо. — Что-то не так? — А с вами всё не так. Понимаете… Как бы вам это сказать? Обычно с такими ранениями если и выживают, то на всю жизнь остаются прикованными к постели. Пуля пробила вам позвоночник и порвала спинной мозг. Мы, конечно, сделали всё, чтобы спасти вашу жизнь, но на подобный результат даже близко рассчитывать не могли. А потому я и хочу узнать: как вы себя чувствуете? — Знаете, док, после того, что вы мне сейчас рассказали — прекрасно. — Можете пошевелить ногой? Я попробовал и вдруг почувствовал то же сопротивление, что минуту назад в руках. Нога вроде дёрнулась, но усилий для этого пришлось приложить массу. Я даже вспотел. — Удивительно, — пробормотал Степан Алексеевич. — Ничего подобного раньше не видел. — Скажите, утром ко мне ведь из полиции приходили? — Не совсем, — поморщился он. — Из следственного комитета, некий Маркин, если не ошибаюсь. Очень неприятный человек, резкий и настойчивый. — Это плохо. — Да уж, хорошего мало, — согласился врач. — Но вы не беспокойтесь, до полного выздоровления вы останетесь под нашим присмотром. — А вы не в курсе, меня в чем-то обвиняют или он как к свидетелю приходил? — Сергей Николаевич, — усмехнулся доктор, — ну вы вроде взрослый человек… Кто же мне об этом расскажет. Материалы следствия мне недоступны, так что увы, в этом вопросе я вам не помощник. — И как долго? — Что именно? — Ну… сколько мне вот так лежать? — П-хах! — Степан Алексеевич даже головой покачал. — Боюсь, это только богу известно. — Вы меня извините, но я хочу попросить вас об одолжении. Если откажете, я пойму. — Так вы озвучьте вначале, а выводы уже будем делать по факту. — Вы не могли бы попросить зайти ко мне отца Владимира? Он в Никольской церкви служит. — Думаю, в этом нет необходимости, он уже дважды к вам приходил. Как раз обещался заглянуть не далее как завтра. — Спасибо. — Всегда пожалуйста. Отдыхайте, сейчас принесут ужин. Ну и далее вас ждёт неприятная встреча. Следователь всегда приходит сразу по окончании приёма пищи. Вот ей-богу, по нему часы можно сверять. — Как-нибудь переживу. Спасибо вам ещё раз. — Угу, — буркнул Степан Алексеевич и покинул палату. Через некоторое время принесли так называемый ужин: жидкая до невозможности манная каша. Удивительно, но даже при такой консистенции её всё равно умудрились сварить с комочками. Однако отвратительное на вид блюдо влетело в меня с удивительной скоростью. Правда, это, скорее всего, благодаря усилиям медсестры, которая кормила меня с ложечки. Я ведь не то что сопротивляться, самостоятельно есть не мог. Затем вновь образовалась пауза, но недолгая. Вскоре явился следователь, впрочем, как и обещал доктор. Ярко выраженная татарская внешность, слегка даже монголоидная. Худощавый, с серыми глазами и невероятно цепким, холодным взглядом. Такой действительно не отстанет, пока не упечёт за решётку. И есть за что: как ни крути, а я убил человека. Да, это можно списать на самооборону. Но боюсь даже представить, какими были мысли у судмедэксперта, когда он писал заключение. Растоптать голову — это слабо походит на человека, который в страхе боролся за свою жизнь. Нет, не видать мне свободы, как своих ушей. А если ещё и прошлое поднимут, вообще швах. Из вооружённых сил меня уволили не просто так. Вообще, оттуда, где я работал, просто так не увольняются. Заявлением по собственному желанию старшие офицеры без зазрения совести могут подтереться. А тебя, чтоб всякую дурь из головы вытряхнуть, — отправить в точку погорячее. Но меня рассчитали одним днём, и то лишь благодаря полковнику Прядееву. Хороший мужик, а главное — с пониманием. Хотя в качестве причины было указано «расторжение контракта по согласию сторон», реальная причина была в другом. И выяснить её (при желании, естественно) не составит особого труда. Тот день, когда я с парнями попал в жёсткий замес… В общем, я сломал челюсть одному генералу. И благо меня вовремя спеленали, иначе дело бы приняло совершенно иной оборот. Я натурально собирался завалить этого мудака. Так что достаточно следователю задать несколько правильных вопросов, сложить два и два — и вуаля! — дело закрыто. А уж в суде прокуратура постарается сделать всё возможное, чтобы я сел надолго. — Добрый вечер, — сухо поздоровался следак и мазнул корочками у меня перед носом. — Моя фамилия Маркин, я занимаюсь расследованием вашего случая. Как себя чувствуете? — Спасибо, крайне хуёво, — честно признался я. — Странно, а вот Степан Алексеевич утверждает, что вы пошли на поправку. И даже удивляется тому, насколько быстро это происходит. — Ну, если Степан Алексеевич считает, что срать под себя — это замечательное состояние… Да кто я такой, чтобы с ним спорить. — Зря язвите, Сергей Николаевич, мне ведь небезразлично ваше самочувствие. — Естественно, ведь прикованного к постели инвалида посадить не получится. — Хорошо, — флегматично пожал плечами Маркин. — Разговора, похоже, тоже не получается, значит, сразу к делу. Вы знакомы с гражданкой Кулешовой? — Не могу знать. — То есть не знакомы? — Ты свои ментовские подъёбки можешь мне не демонстрировать, я не хуже тебя знаю, как нужно задавать вопросы. Объясни, кто такая эта Кулешова, и я отвечу. — Некая Алиса Владимировна, сотрудница Детской спортивной школы. — Знаком. — Как давно? — Тебе интересно, когда я впервые её увидел, или когда мы действительно познакомились? — Сергей Николаевич, у меня возникает ощущение, что вы увиливаете от ответов. — Странно, а мне кажется, что я хочу дать максимально точные показания, без вот этой твоей мути. — Расскажите, что произошло в тот вечер, когда вас ранили. — Я вызвался проводить Алису до дома, так как по моей вине она опоздала на автобус. — А вы всех провожаете, кто на автобус опаздывает? — По мере возможности, — с ухмылкой ответил я. — Не знаю, как тебя, а меня так воспитали: что девушке не следует бродить по темноте в одиночестве. — Вы у нас прямо-таки джентльмен. — Это в Англии. — Мы слегка отошли от темы. — Уже возле её дома появились трое в состоянии алкогольного опьянения. Начали угрожать и хамить, пришлось вмешаться. — И что же, простите, вы подразумеваете под словом «вмешаться»? — Вырубил всех троих. — Вот как, один… всех троих? — Ты ведь прекрасно знаешь, кем я служил, не так ли? — Да, мне это известно. Только, Сергей Николаевич, кое-что у меня здесь не сходится. — Так это у тебя не сходится. — А в какой момент в вас выстрелил гражданин Кулешов? — Кто? — Я мгновенно утратил хладнокровие, и это не ушло незамеченным от цепкого взгляда следака. — Гражданин Кулешов, — терпеливо ответил он и даже не подумал объясниться. Нет, я помню свои выводы о том, что этот мудак знаком с Алисой. Теперь всё окончательно встало на свои места. Даже причина её побега из столицы стала логичной и понятной. — Практически сразу после того, как я его вырубил. — И что произошло следом? — Ты хочешь узнать, я ли проломил ему башку? Да, я! Но если бы я этого не сделал, у тебя сейчас было бы два трупа. — У меня их три, — не сводя с меня глаз, вдруг выдал Маркин. — Ничего не знаю по поводу проломленной башки, хотя, возможно, экспертиза подтвердит ваши показания.