– Я тебе сказал вести себя тихо, а ты что делаешь?! – Разве я была громкой? – Я тебя сейчас прикончу… Закрыла ладонями уши, когда изо рта Миши полился отборный мат. – Пожалуйста, никакой нецензурной лексики при мне! – Это вообще-то моя комната! – Но уважение к собственной гостье должно быть? Разве я о многом прошу? – Еще раз. Это мой дом. Мои правила. И я живу так, как хочу. Если мне хочется матюгнуться, я это сделаю. – Зачем? Какую смысловую нагрузку несут эти некрасивые слова? – Никакую. Нет ничего красноречивее матов. – Их можно заменить. Ну или обойтись хреном. Которое растение. Которое используют не как растение. – Да иди ты… на растение. Значит так, слушай меня внимательно и запоминай, – подтолкнул к дивану и, не деликатничая, с силой усадил меня на него. – Пока ты находишься при мне – ты обязана делать то, что я говорю. В общем, делать то, к чему ты привыкла – слушаться. В данном случае меня. И вроде бы понимаю, что он прав. Это его дом, его правила и сейчас, так или иначе, я завишу тоже от него. Но почему мне сейчас так обидно? Это ведь, по сути, правда. Я привыкла слушаться. Никчемное создание. Из-за раздумий о собственной никчемности, я не сразу осознала, что ладонь Миши гладит мою коленку, а вторая рука поднимает вверх футболку, оголяя мои бедра. – Что ты делаешь?! – перехватываю его руку. – А что я делаю? – Гладишь мои ноги. Лапаешь. Разглядываешь. – Не глажу и не лапаю, а ощупываю. Не разглядываю, а смотрю. Коленки ты знатно отбила. Встань, посмотрю бедро. – Не надо мне ничего смотреть. – Маш, ты меня не привлекаешь как женщина. Так что выдохни. Мне бы радоваться надо, никаких поползновений на мой счет не будет. Но почему же так обидно? Снова! – Я сейчас постараюсь какую-нибудь мазь найти. Если не найду, утром йодовую сетку сделаю. – Что сделаешь? Вместо ответа Медведев лишь махнул рукой и вышел из коморки. Вернулся через несколько минут с мазью в руке. Небрежно кинул ее мне в руки, буркнув «мажь», сам же принялся копаться в шкафу. – Есть хочешь? Есть хотелось неимоверно, но, во-первых, уже очень поздно, во-вторых, не хотелось больше ничего принимать от этого человека. Да, стоит признать, что его последние слова меня задели особенно сильно. – Спасибо, я не голодна. – Застилай наволочку, – кидает мне в руки подушку. Сам же принимается расстилать диван. Стою как вкопанная, понимая, что подушки две. Он что собрался здесь тоже спать? – Мы будем спать вместе? – Придется. – А ты не уступишь мне место? Как джентльмен? Ты же можешь поспать на полу. – Я что похож на дебила? – невозмутимо бросает Миша. – Честно говоря, я никогда в жизни не видела людей с такой патологией, только по справочникам. Поэтому мне сложно судить. Но думаю, ты на него не похож. Выражение лица у Медведева, мягко говоря, странное. Совершенно не могу уловить эмоции на лице этого мужчины. – Это был риторический вопрос. Я устал и буду спать на диване. А если ты здесь спать не хочешь, я постелю тебе на коврике в прихожей. – Ну, вместе, так вместе, – пожимаю плечами, рассматривая в руке наволочку. – Не хотелось бы тебя расстраивать, Машенька, но сегодня тебе все же придется расстаться с девственностью. Это, так сказать, плата за мою помощь. – Откуда ты знаешь, что я девственница?! – Опыт и интуиция. Медведев хмыкнул и уселся на стул. Скрестил руки на груди и, едва заметно улыбнувшись, перевел на меня взгляд. – Давай, действуй, принцесса. В двадцать один год уже просто неприлично не уметь этого делать. – Подожди, ты же сказал, что я тебя не привлекаю как женщина? Тогда почему я должна с тобой лишаться девственности? Это не входит в мои планы. Мне нужен просто фиктивный брак. К тому же, ты не привлекаешь меня как мужчина, – вот сейчас я испытываю некоторое удовлетворение. – Наверное, ты должна это сделать, просто Мария, потому что Хосе Игнасио устал и не хочет застилать пододеяльник и наволочки. А может, потому что я терпеть не могу этого делать. А тебе давно уже пора избавиться от пододеяльниковой и наволочкиной девственности. Кажется, я впервые вижу Мишу с такой улыбкой на губах. Еще и руки потирает. Сказать, что мне сейчас неприятно – ничего не сказать. Он открыто насмехается надо мной. – Мой тебе совет, просто Мария: начни с пододеяльниковой невинности. Она сложнее в разы. Если есть вопросы, как правильно лишиться этой самой девственности, спрашивай. – Есть вопрос. Хосе Игнасио – это твое второе я? Ты страдаешь шизофренией и у тебя сейчас обострение? – горжусь! Определенно я горжусь собой. – Ну, пусть будет, да, – улыбаясь, произносит мужчина. – А кто из вас адекватнее и добрее? Миша или Хосе? – Определенно – Миша. – Тогда я могу попросить Мишу заправить пододеяльник? – Можешь, но он тебе отказывает. Ты отсюда не уйдешь, пока не сделаешь это сама. Захотела свободной и самостоятельной жизни, просто Мария, тогда дерзай. Сегодня я, так уж и быть, по старому знакомству введу тебя в нее. – Что ты мне введешь? – Суй в дырку. – Что?! – Суй одеяло в дырку. Глава 3 Перевела в очередной раз дыхание и принялась выполнять сказанное Мишей. В конце концов, все это делают. Чем я хуже? Всему можно научиться. – Возьмись за него. Да, вот так. Теперь сожми кончик. Не двумя пальцами, а обхвати всей ладонью. Сжимай. Крепче, он не кусается. А теперь погладь его. – Кого? – перевожу взгляд на ухмыляющегося Медведева. – В смысле расправь кончик пододеяльника другой рукой и суй в дырку конец одеяла, который находится у тебя в другой ладони. Да, да, вот так. Глубже. В смысле дальше. Сильнее. Быстрее работай рукой. Молодец. – Теперь так со всеми концами? – Точно. Если еще недавно мне было холодно, то теперь я вся горю. И еле дышу. Что за адский труд? Сколько за это платил папа домработницам? И почему я раньше не думала о том, как это трудно? Миша продолжает что-то комментировать и тут до меня доходит. – Но у меня не настолько длинные руки. И рост сто пятьдесят пять сантиметров, как я расправлю его? Пододеяльник будет касаться пола. – Как и все с таким ростом и столь короткими руками. Давай живее, Маш. Я спать хочу.