«Шкаф»! Опять я услышал это слово. Что оно означает? В правильном для данного момента нужном контексте. «Шкаф», черт его дери!.. Но спрашивать почему-то не стал – то ли побоялся, то ли не рискнул услышать туманный ответ моего прилично клюкнувшего товарища. Мы сели за столик друг против друга, Шульц скинул бейсболку с рюкзаком, а вот из ушей желтые затычки вынимать не стал. Что же он там слушал? Что за глупый вопрос? Если у него вдобавок ко всем моим вещичкам еще и мой MP3-плеер в придачу имеется, то однозначно – ELP. Ничего другого у меня там не было. Сплошной ELP… На устах Шульца заиграла блаженная улыбка, и он в экстазе закатил глаза. – О-о-о! – восторженно вскрикнул он. – Кайфовая вещица! – перегнувшись через стол, он сунул мне в ухо одну из «пуговок». – Зацени, чувак! До меня донеслись задорные трели намеренно расстроенного фортепиано, будто сыгранные для ковбоев слегка поддатым тапером в салуне Дикого Запада. Эмерсон такие штуки обожал творить. Да, знакомая песенка, Jeremy Bender называется, помнится, она тоже запала мне в душу. Тут появился расторопный официант с подносом, где дымилось жаркое из тушеной говядины с черносливом и дивно пахнущими приправами. Галантно поставив второе блюдо передо мной, вежливо поинтересовался у Шульца, что он закажет, и тот, недолго думая, выпалил: – Кофе без сливок, пожалуйста. Официант бесстрастно принял заказ и удалился по направлению к кухне. Буквально через минуту появился вновь с пустым подносом и сухо сообщил: – Вы знаете, я посмотрел, сливок на кухне нет, к сожалению, закончились. Могу предложить в таком случае кофе без молока. – Годится, – не торгуясь, согласился Шульц. Право слово, они друг друга стоили. Я покатывался от распиравшего меня хохота, не рискуя взяться за еду. Еще через минуту дымящаяся чашка, источающая ароматные запахи свежесваренного кофе, уже грела руки Шульца. Да, что ни говори, в его теперешнем состоянии – это то, что ему нужно, то, что, вне сомнений, поможет стать полноценным человеком. Шульц трезвел на глазах, что неудивительно – ведь последний раз он употреблял алкоголь – подумать только! – в прошлом веке! Пора, пора уж ему очухаться… Я мысленно аплодировал Шульцу, парень он оказался с юмором, явно не промах, и язык подвешен что надо. Он мне с каждой минутой нравился все больше и больше, я и стал забывать, что он мне заблевал кроссовки. Но, вдоволь посмеявшись, снова задумался: откуда, черт побери, у него мои вещи? Как они к нему попали? И почему теперь их стало ровно по паре? Что это за футуристический выверт такой? Откуда «тараканы»? Не ошибусь, если предположу, что эти странные штучки – из той же серии, что и приснопамятная пластинка Vanilla Fudge. Впрочем, чего здесь гадать на кофейной гуще? Уж лучше спросить у самого владельца… – Чувак! – заорал на весь ресторан взбаламученный Шульц. – Ты что, действительно ни-че-го не помнишь?! Я сокрушенно помотал головой. – Хмы… Ты ж мне тогда сам свои вещички всучил – и бушлат, и рюкзак, и кепочку… и эту чудесную милую хренотень, название которой, хоть тресни, не могу запомнить, – Шульц, довольный, похлопал по внутреннему карману бушлата, откуда змеился к его ушам длинный тонкий желтый проводок. – За эту хрень тебе отдельный респект, ты даже не представляешь, насколько она меня сделала счастливым… Понимаешь, чувак?! Музыку можно слушать круглые сутки, ходи где хочешь с ним, только аккумуляторы заряжай. – Понимаю… А когда я это все сотворил? – спросил я упавшим голосом. – Когда-когда, – передразнил Шульц, – известно когда – в семьдесят втором году, летом дело было, в самом начале августа во время каникул, вот когда… – помолчав, будто раскладывая факты в своей трезвеющей голове, он с сожалением резюмировал. – Ну ты и олух, чувачок, как можно про такое забыть? Вот так номер! Я ни сном ни духом еще не ведаю об этом удивительном факте своего путешествия в советское прошлое, а ему все давно известно. Как такое возможно? У Шульца, как видно, ко мне вопросов совсем не имелось, а вот у меня были – целый воз и еще маленькая тележка в придачу. А ну-ка, друг любезный, давай, колись, выкладывай по порядку, как там дело было? Мы будто поменялись местами: я находился точно в пьяном ступоре, не понимая и не помня, а он, ясно мыслящий, вкладывал в меня недостающую информацию. Выяснилось, что я действительно побывал у него в гостях. Каких-то там несчастных… а если точно, тридцать четыре года назад это было. Завис я тогда на Элизабетес аж на целых трое суток, сам Шульц предложил остаться, когда каким-то невероятным образом поверил во все, что я поведал про чертов Клуб. Мы тогда, по его словам, крепко подружились и очень славно провели время: он с утра до вечера водил меня по Старой Риге, рассказывая ее удивительную историю, показывая средневековые достопримечательности. По вечерам мы ошивались в «Шкафу», на поверку оказавшемся обыкновенным винным баром при ресторане «Рига» И, кстати, официально безымянным, это рижские мажоры прозвали его «Шкафом» за колоритный интерьер. Я же прибыл к Шульцу с единственной целью – отвадить его на всю жизнь от опасных путешествий во времени. И что же? Вот он, живой гость из прошлого – сидит, понимаешь ли, передо мной, попивает себе кофеек, не внявший советам и с простодушной улыбкой рассуждающий о том, что нельзя упустить уникальный шанс, выпавший, быть может, единственный раз в жизни, и не попасть на концерт Кита Эмерсона. Вот уж не думал не гадал, что судьба сведет меня с истым фанатом ELP, вынырнувшим прямиком из 70-х, которому следует находится не на рок-тусовке, а скорее в натуральном дурдоме. – Должен тебя огорчить, Шульц, – гробовым голосом заметил я по завершении его рассказа, – ты не попадешь на концерт Эмерсона. – Почему? – переполошился он, с придыханием вопросив. – Эмерсон скончался? Говори скорее, не томи! – Не боись, жив маэстро, – успокоил его я, – только вот концерты его уже прошли. И в Москве, и в Питере. А сам он, думаю, уже давно дома, в Санта-Монике, – я вскинул руку и посмотрел на часы (так, разница во времени, как я помнил, составляла восемь часов, значит, там наступило утро), – и сейчас… мистер Эмерсон, наверное, пьет утренний кофе. – В Санта-Монике? Где это? – В Америке, разумеется. Как известно, это пригород Лос-Анджелеса. – Он же британец по рождению и по паспорту, какого лешего ему в Америке делать? – изумился Шульц. Я не стал читать пространную лекцию о том, что практически все великие британские рокеры давным-давно покинули насиженные места, перебравшись за океан на постоянное место жительства, совершив неблизкий переезд сугубо по меркантильным причинам, спасая доходы, а просто пояснил: – В Санта-Монике у Эмерсона дом, живет там и никакой беды не знает с начала девяностых, с тех самых пор, как развелся с женой, а в аккомпанирующем составе его группы, чтоб ты знал, Шульц, теперь одни американцы. Отличные, кстати, музыканты. Жаль, конечно, что ты их вживую не увидишь, что поделаешь – российский тур закончен, и все, включая маэстро, улетели за океан. Он, наверное, с минуту сидел, молча насупившись, переваривая полученную информацию, а потом со всего размаху как врежет по столу кулаком – так что все приборы вместе с тарелками и бокалами подпрыгнули сантиметров на десять. Сидевшие около нас за столиками испуганно вздрогнули – неужто пьяный дебош начинается? Шульц, не обращая внимания на осуждающие взгляды, сказал, как отрезал: – Все. Решено! – Что решено? – Делаю повторный заход. Я – не я, если не попаду к Эмерсону на концерт. Тут я попытался вернуть его на землю, объясняя, что с тех пор как я, по его словам, побывал у него в гостях в Риге, много чего изменилось в мире, к примеру, Советский Союз развалился к чертям собачьим, а Латвия получила национальную независимость. – Шульц, дурья твоя голова, да известно ли тебе, что теперь для въезда на территорию Российской Федерации необходима виза, вклеиваемая в загранпаспорт. Как ты ее получишь, если у тебя даже паспорта никакого нет и, кстати, денег тоже нет, чтобы купить билет и добраться до Питера? – У тебя в долг возьму. Я отрицательно помотал головой, мол, в этом предприятии участия не принимаю. – Что ж… что-нибудь да придумаю… автостопом доберусь, – беспечно заявил Шульц. – А границу как пересекать будешь? – Ерунда какая – нелегально перейду. – Да ты точно, Шульц, на всю голову больной, за это ж положена уголовная статья! Упекут тебя в тюрягу… Я тебя оттуда вызволять не собираюсь. Шульц никак не мог смириться с мыслью, что его планы «накрылись медным тазом», я же старался ему втолковать, что наивное желание увидеть живьем своего кумира – с самого начала полная авантюра, не сулившая ничего хорошего: без загранпаспорта, без российской визы, наконец, без денег – куда он вообще собрался? Я попытался его утешить, осознавая собственную вину: ведь это я сам растравил ему душу в «прошлом», растрезвонив в подробностях о концерте Эмерсона. Бедняга, к моему великому удивлению, даже выучил назубок мою неопубликованную статью, записанную с моих слов, чем не преминул похвастать, она стала для него чем-то вроде фетиша, который потрогать или понюхать-то невозможно, только и можно декламировать вслух… В общем, мои увещевания оказались тщетными. Он настолько расчувствовался, что у него на глаза навернулись слезы. Надо сказать, что его настроение сильно скакало, видно, под воздействием еще не выветрившихся до конца алкогольных паров. Он часто-часто заморгал длинными, как у девушки, ресницами, нижняя губа нервно задрожала, еще секунда – и он, наверное, разревелся бы… Я даже и не предполагал, что такой бравый малый, как Шульц, мог оказаться сентиментальным плаксой, и все же тот усилием воли взял себя в руки, только и сказал сокрушенно дрожащим, как студень, голосом: – Как же я мог так облажаться? Я же все просчитал. – Ты устав Клуба знаешь? – ледяным тоном спросил я. – Четвертую статью читал? Он кивнул лохматой шевелюрой и нервно сглотнул слюну. – И о чем она гласит? – как на допросе пытал я. – О том, что вся ответственность за перемещения во времени целиком и полностью лежит на самом путешественнике. – Именно – на путешественнике! Так что не распускай нюни, как кисейная барышня, и благодари судьбу, что попал на встречу со мной. Мне было жалко Шульца. Как же его взбодрить? И тут меня осенило – как же я мог забыть, вот осел! Дело в том, что Кит Эмерсон, прощаясь со мной, всучил мне номер мобильника – так, на всякий пожарный случай, сказав: «Вдруг окажешься в Лос-Анджелесе, звони, с удовольствием уделю тебе часок-другой свободного времени, сходим куда-нибудь» (он ведь заядлый тусовщик – всем известно), так прямо и сказал, на полном серьезе. – Шульц, – торжественным голосом сказал я, достав из кармана телефон, – хочешь поговорить с Китом Эмерсоном? Честно говоря, я таких глаз, какие стали у Шульца – круглые, огромные, как блюдца, ошарашенные, в пол-лица глазищи, – никогда в жизни ни у кого не видел. В его голове, не до конца протрезвевшей, не укладывалось – как такое возможно? Конечно же, он согласен и нервно закивал. Я быстро пролистал записную книжку, нашел нужный номер и вызвал маэстро, он долго не отвечал, потом в трубке что-то щелкнуло, звякнуло, раздались странные булькающие звуки и затем сквозь них донесся зевающий голос – неужто я его разбудил? – Мистер Эмерсон? – Да… кто это? – Добрый вечер, вернее сказать – доброе утро, мистер Эмерсон, это говорит журналист из Петербурга, – затараторил я, – мы с вами пообщались в баре перед концертом… Помните меня? – Конечно, сынок, помню… Ты что, в Лос-Анджелесе, следом за мной вылетел? – Нет-нет, я в Риге… – Хмы, в какой-такой Риге?! – Да в столице Латвии. Это – Восточная Европа, рядом с Россией… Здесь уже скоро ночь будет. – А-а… Так что ты хочешь, мой юный друг? – Понимаете, я познакомился в Риге с вашим фанатом… хмы… старым вашим фанатом, который с восторгом слушает вашу музыку с самых семидесятых… Он просто обожает ELP. Вы не могли бы поговорить с ним пару минут? Для него это очень важно. – Да-да, понимаю, о чем ты, – легко согласился Эмерсон, – пожалуй, могу… Вот только отхлебну пару раз кофе… Я тут завтракаю. Пока он пил кофе, я прикрыл трубку и быстро спросил Шульца: – Ты по-английски шаришь? Шульц сокрушенно замотал головой, и вид у него стал при этом, как у провинившегося школьника, получившего двойку. – Мистер Эмерсон… алло… вы слушаете меня? – Да. – Только, знаете, он английским не владеет. – Как же мы с ним тогда поговорим? – Да, без проблем, я переведу, – успокоил я и врубил на телефоне громкую связь, а потом представил маэстро окончательно обомлевшего Шульца. – Итак, внимательно вас слушаю, мистер Шульц – очень доброжелательно прозвучала трубка слегка надтреснутым голосом Эмерсона.