Это даже не имеет никакого отношения ко мне! Моего отца здесь нет, я больше не ребенок, я… взрослая… и… – Эй, Сиенна, да что с тобой творится? При звуке высокого голоса Эмили я вздрагиваю. Блин. – Ничего, все хорошо. Просто простудилась. – Демонстративно задираю нос и быстро тру рукой глаза. – Еще со вчерашнего дня. Со своими проклятыми слезами я ничего поделать не могу, однако актерское мастерство у меня на высоте, как и всегда. – Ой, бедняжка. Надеюсь, хуже не будет. Эмили забывает о моем присутствии еще до того, как со стола убраны последние стаканы, и я исчезаю, чтобы тщательно стереть слезы со щек, пока их больше никто не заметил. Ненавижу себя за то, что быстро теряю самообладание, и отца ненавижу, потому что этой чертовой восприимчивостью я обязана ему. Кроме того, было бы неплохо, если бы Нилл не оказался одним из тех парней, которые любят строить из себя героев «Бойцовского клуба» [4]. Где-то очень далеко, на задворках сознания, что-то шепчет, что, возможно, я преувеличиваю, но нет настроения проявлять снисходительность. Он бы ударил того идиота, я знаю. Собственно говоря, хорошо, что это прояснилось уже сейчас, теперь я смогу прекратить постоянно думать о том, что Нилл, вероятно… особенный. Он не особенный. Он самый обыкновенный. Надеюсь, Дин приедет обратно. Аланна ведь могла бы просто-напросто перебраться к нам в Каслданнс. А Нилл вновь исчезнет в свой Гленбей, и вместе с ним – все эти лишние мысли, которые, как призраки, населяют мою голову с момента его появления. * * * Я тороплюсь с подсчетами, чтобы еще раз спуститься к пляжу, не рискуя при этом встретиться с Ниллом. Когда я с ним прощалась, несколько посетителей еще сидели за барной стойкой. Минут двадцать у меня точно есть, пока последние из них опустошат бокалы и разбредутся по домам. Осторожно обойдя крупные валуны, я перелезаю наполовину погруженные в землю камни, шум прибоя заглушает мысли, приветствуя меня. Сегодня ночью светло, море сверкает в лунном свете, а легкий бриз приятно ласкает кожу. На меня накатывает спокойствие, небольшие заносы песка и спутанная трава остаются позади, а я ступаю на ровную, прочную часть пляжа, до которой еще добираются последние брызги волн. Вода на короткий момент покрывает песок серебристым зеркалом. Лопающиеся пузырьки пены оседают, а море уже отхлынуло обратно, только чтобы приготовить новую миниатюрную волну. В такие ночи, как эта, очень легко забыть, какой мощью обладает вода, каким безжалостным бывает течение, когда она устремляется обратно в море. Я приседаю и тянусь рукой к плещущимся волнам, как будто играю со щенком. Мое желанное место, мое место покоя. Мое! С чего вдруг именно я должна пытаться избегать здесь Нилла? Просто попрошу его проявлять уважение к тому, что после работы мне нужно немного времени для себя. Как ни крути, а я сюда первая приехала, берег длинный, пусть найдет себе другое место. Хотя, если честно, больше хотелось бы, чтобы ночное море он полностью отдал мне. Пиппа прислала сообщение. Фотографию последнего рисунка, который она, по-видимому, закончила пару часов назад. На нем хрупкая девушка, одна из эльфов Пиппы, наверное, ее длинные светлые волосы превращаются в полупрозрачные облака, уплывающие в беззвездное ночное небо. Великолепно. Вздохнув, вытираю ладонь о джинсы, чтобы ответить. Мне очень нравится. Сердечки. Много сердечек. «Отправить». Потом набираю еще одно сообщение. У тебя все в порядке? Большой палец зависает над дисплеем. Этот лишь с виду безобидный вопрос опять повергнет Пиппу во тьму, где нет ни эльфов, ни мерцающих облаков. Я просто это знаю, и мне кажется жестоким сразу после отправленных сердечек взваливать этот груз на плечи сестры. Это реплика матери, которая вынуждена беззаботно разговаривать со своим хронически больным ребенком. «Все в порядке, солнышко? Ты хорошо себя чувствуешь? Или что-нибудь болит?» Не важно, насколько непринужденным тоном вы зададите этот вопрос, скрытый за ним страх светится ярко, словно прожектор. «Отправить». Мне все равно нужно знать. С той ночи, когда Пиппа в слезах рассказывала, что мама в больнице, у меня стали проскальзывать сомнения, продолжает ли она говорить мне всю правду. Страх сестры, что я предприму что-то у нее за спиной, чересчур очевиден. Но одно дело – умалчивать о чем-то в разговоре со мной, а другое – лгать мне напрямую, когда я ее об этом спрашиваю. Хочется верить, что так далеко Пиппа еще не зашла. – Сиенна? От голоса Нилла я вздрагиваю, а потом резко выпрямляюсь. Ладно, значит, проясним здесь и сейчас – пляж мой. Он останавливается в паре метров от меня, убрав руки в карманы куртки, и, прежде чем я успеваю сформулировать предложение, произносит: – Кто тебя сегодня напугал? Колм и этот странный парень? Или я? – Что? Прожектор, который я недавно направила на Пиппу своим колючим вопросом, разворачивается на меня и освещает душу, подчеркивая контуры беспокойства и растущей паники прямо в центре моей персональной ночи. Почему Нилл так легко спрашивает о чем-то подобном? Нельзя же так! На мой пораженный ответный вопрос он не отвечает, и распространяющаяся тишина увлекает за собой в такое же течение, как вода рядом со мной. – Колм, – выдавливаю я, – Колм, тот тип и… ты. Вы все. О боже. Почему я это говорю? Почему просто выпаливаю это, будто Нилл спросил у меня, сколько времени? От неловкости плотнее кутаюсь в куртку, складываю руки на груди и делаю едва заметный шажок по направлению к улице. – Мне такое не нравится, – нарочито непринужденно добавляю я и изображаю пустой смех, – даже если я и понимаю, что на людей вроде него необходимо как-то реагировать. Чувствую, как вода под ногами подтачивает равновесие, ослабляет, расшатывает. Слабые, безобидные волны? Да конечно. Море никогда не бывает слабым, а такой человек, как Нилл, – безобидным. И хотя он даже не пытается как-то приблизиться ко мне, сердце так яростно колотится в грудной клетке, словно он обеими руками сжимает мне горло. – Послушай, извини меня, если бы я только знал… – начинает он, а я отворачиваюсь. Предложений, начинающихся с этих слов, я за свою жизнь наслушалась слишком много. – Что у тебя с этим проблемы, то… А в следующий миг я снова пристально смотрю на него. – То что? Наблюдал бы, как тот мужик набивает морду Колму? Серьезно? Секунды уносятся в ночь, прежде чем Нилл отвечает: – Нет, не наблюдал бы. Я так или иначе выставил бы этого типа за дверь. – Тогда за что ты извиняешься? – Я извиняюсь не за то, что так поступил. Но за то, как это, судя по всему, сказывается на тебе. – Никак это на мне не сказывается! Если, по-твоему, ты обязан бросаться грудью на амбразуру в подобных ситуациях – пожалуйста! Мне абсолютно наплевать! – Тогда что же, по-твоему, я должен был сделать? – Ты должен был… – «…предоставить это Фергасу». А в чем конкретно разница, Фергас или Нилл разберется с таким дерьмом? Наверное, в том, что Фергаса мне не хочется поцеловать. За одно то, что мой чокнутый мозг моментально подбрасывает мне эту логическую цепочку, я готова полностью закопаться в песок. – Ах, не важно, – бурчу я и начинаю подниматься вверх по пляжу. – Просто забудь. Напряженно вслушиваясь в звуки у себя за спиной, я с опущенной головой бреду вперед и жду, что Нилл догонит меня, схватит за руку, остановит. Однако он этого не делает, и, перебравшись через стену, я оглядываюсь. В ярком свете луны видно его, стоящего внизу у воды, только не понятно, смотрит ли он мне вслед или вновь отвернулся к морю. Хорошо. Так даже лучше. Буквально принуждаю себя отлепиться от стены. Ничего не стыкуется: мои эмоции с мыслями, реальность с моими желаниями, а Нилл – со мной. Лишь с четвертого раза у меня получается воткнуть ключ в замочную скважину, я быстрым шагом топаю по лестнице, и впервые мне все равно, скрипят ли ступени. Глава 8 Еще нет и девяти, солнце даже не успело толком осветить горизонт, а я уже, тяжело отдуваясь, взбираюсь по скалистой тропе. Здравые намерения поначалу бегать медленно отброшены в сторону, как только я, разбитая, поднялась с постели после бессонной ночи. Ночи отвратительны. Все приобретает большую значимость; любая тревога, любое угнетающее чувство словно разрастается, пока ты упрямо держишь глаза закрытыми и с нетерпением дожидаешься сонного забытья. В это мгновение под пронзительным голубым небом, с бесконечным морем по правую руку и с ароматом земли, травы и соленой воды, наполняющим легкие, каждая давящая мысль уменьшается до крохотной точки. До причала тело еще протестовало, но сейчас мышцы кажутся мягкими и гибкими, и даже мозг сообразил, что ему придется просто смириться. Между холмов неспешно бродят овцы, у большинства из них на шерсти круглые синие отметки, правда, изредка встречаются и красные. Заборов здесь не строят, животные свободно гуляют на лугах, а когда придет время загонять домой, хозяева станут различать их по цветным пятнам. Любопытные взгляды ненадолго задерживаются на мне, после чего овцы снова опускают головы и невозмутимо продолжают пастись, а когда общаются между собой через обширные просторы, их блеяние доносится до меня и летит дальше, в широкое море.