– Нам нужно поговорить. У меня есть неприятная новость. Двое мальчишек на велосипедах пронеслись мимо, указывая на большой мешок для мусора у нее на коленях и хохоча. Один швырнул в ее сторону свой шоколадно-молочный коктейль; пластиковая крышка отлетела и на поверхности кресла остался подозрительный след коричневых брызг. Хейзел занервничала, что посторонние могут принять разводы за испражнения. Она посигналила в знак неодобрения, но это, казалось, только сильнее их развеселило. – Что ж, мне даже интересно – сказала Хейзел. – Ты вставил мне в мозг чип, который ежедневно отправляет тебе отчет обо всех моих мыслях и действиях. Пока идет загрузка, я валяюсь в бессознанке от шока и паралича, что довольно неудобно. И тот и другой факт сильно меня беспокоят, но телефонного звонка они не удостоились. – Дело в твоем папе, – сказал Байрон. – Он тебя обманывает. Хейзел остановила кресло. Ладно, видимо, ее отец очень и очень хочет, чтобы она убралась из его дома. История с арендатором действительно не тянула на правду, ведь он только недавно заявлял, как ему важно личное пространство. Был ли у него какой-то унизительный план по ее выселению, о котором прознал Байрон? Планировал ли ее отец пригласить в дом звонаря, одного из своих тихоуголочных приятелей, который стал бы жарить отвратительную вонючую рыбу и расхаживать в здоровенных семейниках, извергая женоненавистнические комментарии, пока Хейзел не решила бы съехать сама – так папе не пришлось бы ее выгонять и рисковать прослыть бессердечным? – Это про аренду? Что случилось? Что тебе известно? Хейзел не хотела спрашивать, откуда он это знает. – Это касается твоего отца, Хай-зель. Кстати, за информацию мы должны поблагодарить шлем для сна «Икс-семь». Я в курсе, что ты пыталась помешать загрузке, но, быть может, включив шлем, ты сама того не зная, спасла жизнь своему папе. Женщина, выгуливавшая собаку, устроила целую сцену из-за того, что ей пришлось сойти с тротуара и обойти кресло. Хейзел попыталась заехать на газон, но колеса этого не одобрили. Чего ей уж точно не хотелось, так это застрять. – Извините, – крикнула Хейзел женщине. – Мне нужно было ответить на звонок. – О, ну конечно, это правда очень важно, – крикнула женщина в ответ. – Да в чем я виновата?! – крикнула Хейзел. В такие моменты было до стыдного легко проникнуться презрением Байрона к широкой публике. Хейзел знала, что теория относительности – непростая штука: эта женщина, вероятно, до смерти будет расплачиваться по кредитам за электронику и использование технологий от Гоголя, но человек на электрическом кресле, занимающий три квадратных метра тротуара, был средоточием ее обиды на весь мир. – Хейзел? – позвал Байрон. – Не трать время на раздраженных прохожих. Наше общество жестоко, а ты много лет провела за крепостными стенами. Нам нужно, чтобы ты вернулась домой целой и невредимой. – Так что там с моим отцом? – Где ты? Можно прислать за тобой машину? Эту новость правда лучше сообщить лично. Хейзел рассмеялась. Байрон почти со всеми встречался только виртуально. – Хейзел, я серьезно. Мне нужно сказать тебе что-то очень печальное. – Просто смирись. Что бы Байрон ни собирался ей сказать, это играло в его пользу – в противном случае он ничего говорить не стал бы – поэтому Хейзел была настроена скептически. Байрон не постесняется наврать ей, чтобы привязать к себе покрепче. Она даже не могла полностью исключить возможность, что Байрон добрался до ее отца. Возможно, то, что случилось в ванной с Ди, подтолкнуло того к краю. Байрону не составило бы труда убедить папу в том, что свобода воли Хейзел не отвечает ее собственным интересам и ее необходимо вернуть домой. Папа, вероятно, сам отчасти в это верил. Теперь, когда ее отец внезапно заинтересовался искусственными женщинами, его, скорее всего, легко было подкупить. – Как ты знаешь, шлем проводит диагностику физического состояния. Тебе нужно начать физиотерапию плеча. Кроме того, твое потребление питательных веществ с тех пор, как ты ушла из комплекса, оставляет желать лучшего. Я запрограммирую дрона сбросить немного «Витапакса» на задний двор твоего отца. Пожалуйста, прими его. – Почему бы тебе не отправить его почтой? – Я не пользуюсь государственными услугами, Хейзел. Правительство пользуется моими. – Ливер тоже не пользуется государственными услугами. У вас с ним так много общего. – Неправда. Я навел о нем справки, для твоей безопасности. Инвалидность, медицинская страховка. Он объявлен в розыск в нескольких штатах: неуплата штрафов за хранение нелицензионного огнестрельного оружия. Я надеюсь, вы двое не планируете романтический побег. Хейзел порадовало, что Байрон не смог скрыть враждебности в голосе. – Не за чем, – сказала она. – Трахаться мы преспокойно можем и тут. – Хейзел… – Байрон прочистил горло. – Если честно, я бы рекомендовал тебе надевать шлем всякий раз, когда ты планируешь вступить в физическую близость с новым человеком. Я могу понять, что тебе хочется крутить романы, потому что ты на меня злишься и таким образом выплескиваешь эмоции. Ну и ладно. Но шлем также считывает показания других людей в радиусе пятисот футов. Согласись, неплохая идея – заранее проверить на наличие ЗППП. Правда, болезни в инкубационном периоде могут и не проявиться, так что предохраняться все равно не будет лишним. – Ливер чист? – Я бы, конечно, не стал употреблять это слово. У него нет никаких венерических инфекций в активной фазе, да. Но изнутри он выглядит не слишком хорошо. В доноры органов твоего нового дружка бы не приняли. – Что ж, ладно. Итак, что выявило сканирование моего отца? Хейзел чувствовала, как ее эмоции натягивают боксерские перчатки, набираясь сил. Что бы Байрон ни собирался сказать, это, вероятно, было ложью или полуправдой – искажением реальной картины. – Последняя стадия рака, Хейзел. Ему осталось недолго. Хейзел не смогла удержаться и усмехнулась. Ее отец умирает от рака, когда до этого от рака умерла ее мать? Да ну, правда что ли? – Он только вчера ходил к врачу. Может быть, они сделали что-то не то, и это привело к ошибке в сканировании. Если бы ты говорил правду, у него давно проявились бы симптомы, – добавила она. – Он бы заметил или врачи обнаружили бы какие-то отклонения в анализах. Он регулярно сдает анализы. Хейзел задумалась над своими словами. В самом деле, зачем он ходил к врачу? – Я уверен, так и было, – сказал Байрон. Теперь его голос был мягче, в нем не звучало вызова. Он не боялся проиграть, а значит, у нее не осталось никаких шансов. Влажный воздух внезапно показался жидким, тошнотворным, как будто то, что она вдыхала, плескалось внутри нее. – Хочешь сказать, он уже знает? Думаю, он сообщил бы мне, что умирает. Хейзел поняла, что неправа, прежде чем договорила. Чем хуже чувствовал себя папа, тем упорнее он преуменьшал свою боль. Так было всегда. Утром перед стресс-тестом, который ему назначил врач, когда Хейзел еще училась в средней школе, папа косил газон и у него случился микроинсульт, за которым тут же последовала операция; целую неделю косилка стояла посреди двора в конце незаконченной полосы, пока один из соседей ее отца, ОКРщик, не достриг газон, потому что не мог спокойно на него смотреть. Отец с матерью ругались из-за этого случая неделями. «Какого хрена ты косил газон с болями в груди?! – орала она. – Ты мог умереть от собственного идиотизма, Герберт! Смерть – это тебе не глупая девчонка. Нельзя заглянуть ей в декольте и надеяться, что она не заметит. Если ты слишком туп, чтобы жить, она за тобой придет». Папа ничуть не смутился. «Слушай, если бы ты не орала на меня за то, что я чуть не умер, то орала бы за то, что лужайка совсем заросла». – Ох, Хейзел, – вздохнул Байрон. – Он точно знает. Медицинское сканирование – не основная функция шлема, поэтому результаты не такие точные, какие мог дать, скажем, тепловизор «ЗдравСвип». И сам я не врач. Но сегодня я обсудил случай твоего отца с профессионалами, и все они сошлись в одном: судя по данным, которые у нас есть, он уже прошел через курсы химио- и лучевой терапии. Похоже, он прекратил принимать все, кроме обезболивающих, несколько месяцев назад. Если бы это было законно, я, возможно, также заглянул бы в электронные больничные листы, чтобы это подтвердить. Я не стал бы ничего говорить, если бы не был точно уверен. – Выходит, он не рассказывал мне о том, что у него рак и что он лечится от рака, а потом решил сдаться и умереть и даже этим не стал со мной делиться? Хейзел пришлось сказать это вслух, чтобы осознать реальность происходящего. Принесите слова в мир и изучите их. Почему она не расспросила его о складе таблеток под раковиной? Почему то, как срочно ему понадобилась секс-кукла номер один, а потом секс-кукла номер два, не стало для нее тревожным звоночком? Почему ей не показалось странным, что он готов провести остаток жизни без машины? Видимо, она так давно забросила попытки понять логику отца, что это вошло у нее в привычку. Она больше не задавалась вопросом, чего он хочет, и из этого вытекало, что она не думает о том, почему он чего-то хочет. – Я понимаю, как больно тебе все это слышать, – сказал Байрон, и в его словах уже начало восходить яркое солнце предстоящей рекламной кампании. – И хотя я считаю, что ты имеешь право знать, я бы не вмешивался, если бы мои слова могли только ранить тебя. Но твой отец, скорее всего, принял решение, основываясь на доступных ему вариантах ухода и лечения, которые, учитывая его финансовое положение, сильно ограничены. Конечно, нам нужно будет провести подробное обследование, но я могу открыть ему доступ к передовым методам лечения, недоступным широкой публике. У него точно есть надежда. «Так вот в чем дело, – подумала Хейзел, – вот чего он хочет». Он использует папино состояние, чтобы ее шантажировать. Но ей не было больно. Она ждала, когда придет боль – может быть, она появится позже. Но в ту минуту она не чувствовала ничего, кроме какой-то извращенной благодарности. Она хотела помочь своему отцу, а еще ей хотелось, чтобы Байрон, если уж ему суждено было победить, победил бы благодаря своим технологиям, а не собственным качествам или поступкам. Его ход был хитер, так что, скорее всего, победа и правда за ним. Ей достались утешительные призы. Она могла вернуться с высоко поднятой головой, потому что отлично провела время: она переспала с преступником! Пользовалась телефоном всего два раза за несколько дней! Если бы она не приняла предложение Байрона, во всей последующей ее жизни не было бы места торжеству – она всегда помнила бы, что поставила свою свободу выше жизни своего отца и что в любом случае это была хиленькая, кастрированная свобода, потому что Байрон все равно мог видеть и слышать все, что она делала. Он знал бы о чувстве вины и сожалении, которое мучило бы ее, и это делало бы его победителем. Но ведь она будет сидеть рядом с ним с молчаливым протестом, и он будет знать, что она вернулась домой только из чувства дочерней привязанности. Это не тянуло на безоговорочную победу Байрона. Скорее, это ничья. На лучшее она не слишком надеялась, а такой расклад больше остальных напоминал победу. – Значит, ты хочешь, чтобы я вернулась в Центр. Так? – Это логичнее всего. Если мы будем вместе, то твой отец – моя семья, и я сделаю все возможное, чтобы помочь ему. – Понимаю. Но это же отец твоей бывшей жены, которой ты вставил в мозг микрочип… – Хейзел знала, что ей лучше не давить. Она должна сдаться без возражений, произнести заранее подготовленную благодарственную речь о том, как сильно она ценит его готовность помочь. – В ситуации, которую ты описываешь, я как будто тебе совсем не нужен, – сказал он. – И тогда мне не за чем помогать этому чужому пожилому человеку. – Я вернусь домой, Байрон. Позволь мне пойти и поговорить с ним. Я позвоню тебе вечером? – До вечера. Хейзел начала было разворачиваться, но остановилась. Она заплакала, но повод для слез был каким-то неправильным – ей было грустно из-за папы, да, но еще она думала обо всех чуждых ей мелочах, связанных с жизнью в Центре, которые она ненавидела, например, о том, что очищенный воздух в их доме пах карандашным грифелем. Она выдавила максимум из моторчика «Раскла» и решила завершить миссию, прежде чем вернуться обратно к папе. У нее еще был шанс получить опыт закладывания товаров Байрона. Потом она могла бы лелеять это воспоминание, когда станет старушкой и будет сидеть в гоголевском кресле для миостимуляции, уменьшающем отеки. Возле магазина лицом к лицу, примерно в метре друг от друга, стояли двое мальчишек. У каждого из них был водяной пистолет, и каждый хотел намочить другому промежность штанов. – Вы двое – владельцы этого прекрасного заведения? – спросила Хейзел. – Не мог бы кто-нибудь из вас открыть мне дверь, пожалуйста? – Ты что, инвалидка? – крикнул тот, что стоял подальше. Другой согласился придержать ей дверь, и за свою человечность был вознагражден тем, что его приятель от души полил зад его штанов, как только он повернулся спиной. – Не мочи мне задницу! – запротестовал мальчик. Хейзел юркнула внутрь и подошла к ближайшему продавцу. Она вытащила пляжное полотенце из корзины «Раскла», чтобы показать сейф, и передала пакет с товарами. Продавец присвистнул. – У тебя тут есть парочка первоклассных вещей. – Он окинул быстрым взглядом ее джинсы с надписью «недоучка». – Стащила где-нибудь? – Подарили. Родители мальчиков стояли в противоположном конце магазина, их лица были взрослыми копиями лиц их сыновей. Пара рассматривала звуковые системы. – Я хочу такую, чтобы, когда по телику стреляют в дом, было похоже, как будто стреляют в мой, – объяснял отец. Байрон любил подчеркивать, что природа непредсказуема, но на самом деле это не всегда так. В мире Байрона отклонение, мутация и эволюция считались негативными явлениями; все неожиданное было нежелательным. С технологиями то же самое – он так чувствовал, и так работал его мозг – даже те технические ошибки, результаты которых в итоге были полезны, все равно подразумевали, что программисты не сумели что-то правильно рассчитать. То, что продукт вел себя не так, как планировалось, доказывало бессилие создателя. Отчасти поэтому Байрон никогда не смирится с тем, что она его бросила. – Ничего себе, подарили! Вы можете обменять все это на что-нибудь из новейшей продукции. Чем же я могу вас заинтересовать? Возможно, у вас здесь хватит на капсулу виртуальной реальности. Они у нас нечасто появляются, но сегодня у меня как раз лежит одна в подсобке. Действительно эксклюзивная модель! Вы когда-нибудь пробовали? Ложишься туда, как в солярий, разница в том, что, когда крышка закрывается, сбываются все твои мечты. И без ультрафиолета. – Нет, спасибо. Мне просто нужны деньги. Продавец посмотрел на Хейзел хмуро и растерянно. – Но зачем? Любой гаджет, на который вы бы потратили эти деньги, мы можем доставить вам сюда. Если у нас его нет на складе, мы его закажем. – Мне нужно оплатить судебные издержки, – соврала Хейзел. – И у меня нет времени. Можете просто заплатить мне и покончим с этим? – О! А знаете ли вы про программу «Стратег»? Многие используют ее как альтернативу адвокатам среднего звена. Вы предоставляете программе подробную информацию о своем деле, и она подыскивает в обширной базе данных аналогичные дела, где обвиняемый добился желаемого результата. Затем она генерирует отчет, как заставить аргументы из прошлых дел работать на вас. Это дешевле, чем хороший адвокат, и с этими распечатками на руках вам достаточно будет нанять государственного. Или, если есть что-то конкретное, из-за чего у вас постоянно возникают проблемы с законом, возможно, вас заинтересует что-то из наших продуктов, скрывающих местонахождение?