Вижу, как Лиам размышляет над всем этим, приходит к каким-то выводам, мысленно просчитывает все возможные последствия, чтобы ничего не упустить. Наконец он тяжело вздыхает: – Надеюсь, у тебя есть план, Майлин. Потому что у меня его нет. – План просто чудесный, – отвечаю я, откладывая хлеб в сторону. Лиам ворчит, что никакого чудесного плана быть не может, но я пропускаю все возражения мимо ушей и придвигаюсь к нему. – Хочу забыть о существовании мира снаружи. – И это твой чудесный план? – Именно так, – шепчу я. – Ну же, Лиам. Поговорим позже. – Пока не поговорим, мы потеряны друг для друга. Хочу рассмеяться, но смеяться во время поцелуя получается плохо. – Как мы можем быть потерянными? – вздыхаю я, когда Лиам, оторвавшись от моих губ, покрывает поцелуями шею. Во всем теле ощущаю приятное покалывание. – Мы только что нашлись. А с остальным… «А с остальным разберемся», – собираюсь сказать я. Но Лиам исполняет мое желание забыть о мире снаружи. Он мягко заставляет меня лечь, придерживая при этом руками, и я не падаю на подушки, а плавно опускаюсь. – Я совсем потерялся, – шепчет Лиам, нежно касаясь губами мочки уха. Расстегиваю рубашку Лиама: руки дрожат, будто я делаю это впервые. Одежда падает на пол, и Лиам тоже вздрагивает. А я его разглядываю. Вот два новых рубца, уже побледневших. Я точно знаю, когда он их получил. Один длинный шрам на правой руке. Его оставил меч, который Лиам отразил без оружия. Второй шрам тоньше, в два пальца толщиной, рядом с подмышкой. Колотая рана. Провожу рукой по спине Лиама, нащупывая то самое место, куда его ударили… Наверное, на моем лице написан ужас, потому что Лиам вдруг шепчет: – Тише-тише… Теперь все хорошо. Хотела бы я ему поверить, но – прости, Лиам, – мы слишком хорошо друг друга знаем. – Майлин, останься здесь. Он хотел сказать не Здесь, а Сейчас. В этот миг я не хочу думать о прошлом. – Останься и побудь со мной, – повторяет Лиам мягко, но настойчиво. И одной его улыбки достаточно, чтобы я с легкостью купилась на эту маленькую ложь, заплатила цену, которую он просит. Ведь улыбка у него неотразимая. Пальцами касаюсь мускулистой руки, осторожно ощупываю шрам, и Лиам ежится, как от щекотки. Поглаживаю поврежденную кожу на запястье, трогаю матово-черные грубые очертания когда-то разрушенного винкуласа. Здесь его магию сковали и взяли под контроль. Смотрю в глаза Лиама, и сердце сжимается. Теплое чувство защищенности охватывает меня от макушки до каждой клеточки. Для Лиама нет невозможного, и доказательства этому он носит на собственном теле. Он не признает невозможного. И я тоже, пока он рядом со мной. – Пожалуйста, обними меня покрепче, – шепчу я, хотя Лиам давно уже держит меня в объятиях. – Я готов обнимать тебя вечно, только… Прикладываю палец к его губам. – Просто сделай это. Ты ведь можешь. Мы долго лежим, обнявшись. Наши пальцы переплетены, мы тонем во взглядах друг друга. Быть ближе невозможно, но что-то мешает нам продолжить и раздеться полностью. В постели прямо между нами лежит что-то еще. И мы не можем это игнорировать. – Ты очень смелая, раз вернулась, – произносит Лиам в тот самый миг, когда я решила, что мешает нам страх. Это страх устроился между нами, и с каждой секундой он становится все сильнее. Страх можно держать в узде, но в целом мире не хватит смелости, чтобы победить его окончательно. – А вот я, Майлин, и вполовину не так отважен, как ты думаешь. С недоумением смотрю на него: – О чем ты? Что он имеет в виду, чего от него ожидать? – Расскажи мне все. Я ткач снов, Майлин, – не знаю, понимаешь ли ты, что это значит. Пожалуйста, поговори со мной. Лиам не просит. Он умоляет. И от звука его голоса сердце у меня сжимается. – Все, о чем ты умолчишь, я додумаю сам. Но я не могу представить ничего, что не заканчивается темной глубиной Лирии или дном проклятого ущелья. Его слова сбивают меня с толку. Это случайность или Лиам о чем-то подозревает? – Что ты хочешь узнать? Звучит глупо, сама понимаю, я просто тяну время. Но правда должна восторжествовать над страхом. Страх сильнее меня. И даже сильнее Лиама. Страх толкает меня, заставляя сесть на кровати. – Хочешь узнать, не встретила ли я кого в Ирландии? Не появился ли у меня другой? Помедлив, Лиам отвечает: – Нет. Этого я знать не хочу. Ты вправе быть с кем-то. Но если ты думаешь, что у меня никого не было… – Не было у меня никого, – холодно заявляю я. – У меня есть только ты. Какое глупое дополнение. – …то ты совершенно права. Бросаю через плечо взгляд на Лиама: уж не смеется ли он? Нет, Лиам просто смотрит на меня. И вдруг делает легкое движение рукой. Приглашает снова лечь рядом, ненавязчиво, и я могу запросто притвориться, что ничего не заметила. Эта нежность поражает меня, и я падаю на грудь Лиама, не в силах сдержать слезы. Слезы облегчения, страха, радости, неуверенности. Всего, что накопилось. – А теперь потихоньку, – просит Лиам, когда я успокаиваюсь, – не спеша, одно за другим. Неважно, сколько времени на это уйдет, ты должна рассказать мне все. Если только не хочешь, чтобы разыгравшаяся фантазия свела меня с ума. За этими словами кроется настоящий хаос, и я понимаю – Лиам не шутит. – Хорошо, – шепчу я. Лиам гладит меня по голове. – Лиаскай, – говорит он дрожащим голосом. – Она причиняет тебе боль? Изумление Лиаскай смешивается с моим собственным. – Нет. Вообще нет. Лиаскай никогда не делала мне больно. Сначала она пыталась мной управлять… Показывала мне ритуалы, свои творения. Лиаскай хотела, чтобы я видела прекрасное везде, любила все так же, как любит она. Но она быстро дала мне полную свободу. Да, я чувствую ее. Каждое утро она переливается во мне восхитительными красками. Но это не принуждение и не насилие. Просто диалог. Уверена, Лиаскай нравится быть со мной, видеть моими глазами все, что ею создано, чувствовать, – с этими словами я касаюсь груди Лиама, – моими пальцами. Она учится у меня, а я учусь у нее. – Она знает, что… вредит тебе? Лиам, спасибо тебе за такую осторожную формулировку. Иногда я сама забываю, что Лиаскай сожжет меня. Не через неделю, не через месяц, но в любом случае в ближайшие несколько лет. – Лиаскай ничего не может с этим сделать. Только она не понимает, почему смерть меня страшит. Умерев, я стану частичкой ее самой. Рано или поздно это все равно произойдет. Через восемь недель или через восемьдесят лет – для Лиаскай такие тонкости не имеют значения. Но иногда она переживает. Переживает за тебя, Лиам, потому что я вернулась. – Мне кажется, она еще не все посмотрела и хочет узнать больше. – А что ей от тебя нужно? – Сначала она хотела, чтобы я заняла Трон. Но теперь… я не знаю. Кажется, ей интересно, что я собираюсь делать. Ей понравился путь, выбранный мною. Лиам приподнялся на локтях. – Этот путь, – тихо произносит он, – расскажи о нем. И я рассказываю. Слова слетают с губ сами собой: как же легко открыть Лиаму все, что я разузнала, что пережила, начиная от возвращения в Ирландию. Следы отца, теневая тварь из дома в Дублине и обещание, которое я ей дала. Лиам не перебивает, крепко сжимает мою руку и старается дышать ровно. Только по его участившемуся пульсу я понимаю, какие чувства вызывает в нем рассказ об Истинной Королеве, заманившей меня в Бездонное Ущелье, где я заключила со второй ее половиной сделку, чтобы спасти Натаниелю жизнь. Лиам дрожит, когда я повествую о тяжелом пути, о снежной буре и обо всем том, что, по слухам, происходит во дворце. Я закончила, поделилась всем, через что прошла без него. Лиам притягивает меня к себе и целует в лоб, а я чувствую, как заживают раны мыслей. – Ты пожертвовала слишком многим, – тихо замечает Лиам, имея в виду воспоминания о сестре, которые мне пришлось отдать. – Но я понимаю, почему ты так поступила. – Может, оно и к лучшему. Зачем мне воспоминания, если они так мучительны. – А теперь не мучительно? – уточняет Лиам, будто сомневаясь. – Нет. Теперь боль ушла. – Боль нельзя вырезать. – Но ее можно исцелить, – возражаю я. – И ты веришь, что исцелилась? Я тоже пытался насильно вырвать боль из себя, – он кивает на покрытую шрамами руку, которой сжимает мою ладонь. – Это было необходимо, и я сделал бы это снова. Но сильная боль осталась. Глубокая рана. Она изменила меня, разрушила нечто важное.