– Да-да, мы ждем! Ободренные присутствием де Монтегю и чувствуя откровенную слабость позиций де Флореса, молодые люди наперебой состязались в остроумии. По крайней мере, им так казалось. Веселье было прервано грохотом распахнувшейся двери и появлением на сцене нового персонажа. В дверном проеме стоял мужчина в видавшем виды камзоле, белой матерчатой маске, закрывающей половину лица, и с обнаженной шпагой в руке. – Не слишком ли рано радуетесь, благородные сеньоры? – спросил нежданный гость, грозно сверкая глазами из прорезей. – Хотя какие, к чертям, благородные сеньоры? Шакалы вы, способные лишь рыться в объедках! Кто тут желал получить долг кровью? Глава 23 Я проспал оставшуюся часть ночи и весь следующий день – настолько был вымотан, настолько велико было потрясение от безумной череды событий прошедших суток. Честно говоря, никак не мог избавиться от ощущения нереальности происходящего, оттого и сон большей частью был беспокойным. То снилось мне, будто в комнату вламываются стражники, то вместо стражников в мой сон являлись наемники из Ожерского легиона, да еще вперемешку с эльфами. Одним словом, на подсознательном уровне ожидал я еще какой-то каверзы от судьбы, очередного резкого поворота и, ясное дело, с негативными для меня последствиями. Временами я даже начинал подозревать кузенов в этаком изощренном вероломстве – вытащить проблемного родственника из-под топора, добиться подписания нужных бумаг, подарить надежду на светлое будущее и тут же сообщить о его местонахождении властям или врагам, что в моем случае равносильно. Правда, потом я вспоминал-таки про здравый смысл, а он однозначно говорил, что только полный идиот стал бы платить такие деньги за имитацию моей казни для того, чтобы тут же меня предать. Идиотами кузены не были. С этой успокоительной мыслью я переворачивался на другой бок и снова засыпал. Судя по яркому солнцу, настойчиво заглядывавшему в мое окно, был уже полдень, когда, отловив в коридоре одного из трактирных служек и заказав еду прямо в комнату, я с большим аппетитом позавтракал, а заодно и пообедал. После чего снова завалился спать. И то ли яркое солнце за окном повлияло, то ли сытная трапеза позволила отбросить все сомнения, но на этот раз я спал гораздо лучше. Проснулся я уже под вечер. Несколько минут осоловело крутил головой, пытаясь понять, что же меня разбудило. Впрочем, разговор на повышенных тонах в соседней комнате продолжался, потому долго оставаться в неведении мне не пришлось. А уж когда я узнал среди других голос сеньора Оберона и до меня дошел смысл сказанного, остатки сна с меня как рукой сняло. Судьба все-таки продолжала выкидывать коленца, вовсе не собираясь успокаиваться. Закончится ли добром для меня очередной эпизод в длинной цепи событий, запущенных необдуманным поступком ныне покойного Мигелито Бельчонка, я не знал. Но, поскольку речь шла о жизни сеньориты Элены, ни тени сомнений я не испытывал. Первым порывом было немедленно ворваться в соседнюю комнату и разобраться с обидчиками де Флоресов. Но очень вовремя из-за стены до меня донесся еще один знакомый голос, и это был голос капитана Ожерского легиона де Монтегю! Да что же это такое? Что должно произойти, чтобы разошлись наши пути с людьми графа де Бернье? Ответа на этот вопрос у меня не было, но зато стало совершенно ясно, что моя задача усложняется. Во-первых, негодяев по соседству оказалось аж трое против меня одного, во-вторых, де Монтегю, в отличие от дружков виконта де Монтихо, является очень серьезным противником и, в довесок к этому, еще и прекрасно знает меня в лицо. Но вот чего мне сейчас совершенно не хотелось бы, так это разрушить миф о своей смерти, ведь кузены подарили мне просто-таки уникальный шанс стать невидимкой и избавиться от накопившихся проблем! Однако и бросить сеньориту Элену на произвол судьбы я тоже не могу, значит, придется решать проблему, не раскрывая при этом свою личность. Я оглядел скудное убранство своей комнаты и не нашел ничего полезного для быстрого изготовления маски. Разве что мой поношенный и грязный камзол, но если я его окончательно испорчу, то останусь без верхней одежды, что не очень приятно, с деньгами-то у меня негусто. А вот рубашка… Быстро раздевшись, я вырезал ножом из рукава рубашки полумаску и спустя минуту был готов к активным действиям. Вышло кривовато, да и не бог весть какая маскировка, но ничего лучшего под рукой все равно нет. Пройти три шага по коридору до соседней двери заняло всего несколько мгновений, а прислушиваться к разговору и тянуть с вмешательством более не имело никакого смысла – еще не хватало, чтобы мерзавцы прикончили сеньора Оберона прямо у меня под носом. С силой толкнув дверь, я вошел в комнату. Все участники конфликта вполне ожидаемо обернулись в мою сторону. – Не слишком ли рано радуетесь, благородные сеньоры? – спросил я грозно. – Хотя какие, к чертям, благородные сеньоры? Шакалы вы, способные лишь рыться в объедках! Кто тут желал получить долг кровью? Воспользовавшись всеобщим замешательством в рядах шантажистов, я сделал быстрый шаг вперед и, ухватив за рукав де Флореса, оттащил его себе за спину. – Интересный поворот, – задумчиво промолвил де Монтегю, на всякий случай отступая вглубь комнаты с рукой, опущенной на эфес шпаги. – Да кто ты вообще такой? – нервно взвизгнул д’Умбро. – Я тот, кто готов вступиться за честь сеньора де Флореса и его дочери, – спокойно ответил я. – Помнится, минуту назад ты был очень смел. Или это от уверенности, что драться придется с несчастным отцом, у которого украли дочь? Взмахнув шпагой перед лицом изрядно побледневшего дворянчика, я вынудил его отшатнуться назад, в результате чего он споткнулся о стоявшую позади него лавку и с грохотом свалился на пол. – Да знаешь ли ты, за кого пытаешься заступиться? – де Лавиталь скривил губы в презрительной гримасе. – Этот презренный торгаш купил дворянство и полагает, будто теперь имеет право оскорблять настоящих дворян! – Что ты лично имеешь против нашего славного короля Хуана? – грозно спросил я у этого мнимого поборника дворянской чести. – Король даровал этому сеньору дворянство, так какое ты, жалкий червь, имеешь право сомневаться в его правах? И какое отношение к дворянской чести имеет воровство беззащитных девушек? Повторюсь: вы просто шакалы, привыкшие стаей нападать на слабых! – Довольно слов, сеньор в белой маске! – воскликнул легионер. – Я пока не знаю, кто ты, но терпеть оскорбления от кого бы то ни было не в моих правилах. Предлагаю спуститься во двор, там я с удовольствием проверю, какого цвета кровь течет в ваших венах! Знаю-знаю, де Монтегю, ты действительно сильный фехтовальщик, не побоишься выйти на поединок хоть против самого черта и оскорбления никому не спускаешь. Но знаю также и то, что, не будь сейчас моя шпага в полной готовности вонзиться в твою грудь, ты бы предпочел напасть на меня прямо здесь, пользуясь теснотой помещения и численным преимуществом. Потому что это – быстрейший способ устранения неожиданно возникшей проблемы, и никакие законы чести тебя в таких случаях не остановят. – Не стоит забывать, сеньор де Монтегю, – заявил разъяренный своим глупым падением д’Умбро, – что де Флорес оскорбил нас троих. Следовательно, взыскивать долг мы имеем право тоже втроем! – Вижу, что вы очень храбрый сеньор! – сыронизировал я, выталкивая в коридор де Флореса и освобождая путь к выходу противникам. – Однако с вами-то я точно много времени не потрачу! Уже во время спуска по лестнице вслед за де Монтегю, д’Умбро и де Лавиталем меня посетила страшная мысль: а вдруг постоялый двор наводнен легионерами, и я вот так глупо суну голову прямиком в очередную петлю? Но, слава богу, эти страхи быстро рассеялись. Никаких легионеров больше в «Трех дубах» не оказалось, только несколько припозднившихся в трапезном зале посетителей, видимо, прослышавших о предстоящем поединке от трактирных слуг, поспешили занять места у импровизированного ристалища. Благодаря зрителям двор трактира оказался освещен двумя десятками факелов, что мне скорее мешало: намного светлее не стало, зато, куда ни кинь взгляд, везде тебя поджидают слепящие всполохи пламени. По мне, так мягкого света луны было бы вполне достаточно, но раз уж противник не протестовал, то не пристало жаловаться и мне. Сняв камзол, я поискал было глазами де Флореса, но тот куда-то исчез, отчего мне пришлось бросить одежду на землю. Только при этом я совершенно забыл об открывшемся чужим взорам испорченном рукаве своей рубашки, и на это тут же обратил внимание д’Умбро: – Смотрите! Этот нищеброд сделал маску из собственной рубахи! Посчитав свое наблюдение очень смешным, он залился смехом, однако в свою поддержку услышал лишь пару смешков от зрителей. Да и те скорее были вызваны истеричностью его голоса, выдававшей сильное волнение. – Сеньор де Монтегю, если не ошибаюсь, – произнес я глухо, всеми силами пытаясь сохранить свое инкогнито, – определитесь с формой поединка. Если будете биться по очереди, то я прошу уступить первенство этим молодым людям. Обещаю не заставить вас ждать долго. Если же хотите атаковать все вместе, то давайте не будем тянуть кота за хвост, у меня не так много времени! Лишь на мгновение лицо капитана исказила гримаса, до предела насыщенная эмоциями. Но мне хватило этого мгновения, чтобы убедиться в верности сделанного хода – он был недоволен и раздражен. Мое предложение, сделанное в присутствии зрителей, лишало де Монтегю возможности напасть втроем без потери чести. Во-первых, я во всеуслышание произнес его имя, и теперь он не сможет прикрыться чужим. Во-вторых, теперь у него нет возможности представить такое нападение заранее обговоренным условием. Понятное дело, что помощник графа де Бернье сам отличный фехтовальщик и рассчитывает в первую очередь на свои силы, но в то же самое время он служака, выполняющий приказ своего командира, так что был бы не прочь решить вопрос по-быстрому, не тратя много времени. – Раз этот наглый сеньор в маске так уверен в своих силах… – начал было д’Умбро, но был грубо прерван своим же дружком де Лавиталем: – Заткнись уже! Слушать противно! – Драться будем один на один, – справившись с раздражением, подхватил де Монтегю, – очередность выбора соперника доверяю вам, сеньор в маске из рубашки. Если, конечно, среди присутствующих не найдется желающих уравнять численные составы сторон. – Сразу видно, что здесь собрались драться благородные сеньоры! – раздался из толпы голос, показавшийся мне знакомым. Я быстро обернулся, но удовлетворить свое любопытство не смог, поскольку появившиеся из-за спин понемногу прибывающих зрителей двое сеньоров тоже скрыли свои лица под масками. Только маски эти были черного цвета, а их аккуратный вид намекал, что сделаны они были загодя и без спешки. – С вашего позволения, сеньоры, мы поддержим сторону господина де Флореса, – невысокий мужчина в черном камзоле, чей голос показался мне знакомым, отвесил легкий поклон противной стороне, – а чтобы в неверном свете луны и горящих факелов избежать путаницы, мы тоже надели маски. Теперь у нас одна сторона в масках, другая – без масок. – Да кто вы вообще такие? Вы хоть знаете, из-за чего поединок? – возмущенно взвился д’Умбро. – К черту разговоры! – прорычал капитан Ожерского легиона. – Если струсил, то иди целуй руки де Флоресу да моли о прощении! Только эта словесная взбучка грозного союзника наконец заставила д’Умбро замолчать. Принять предложенный ему де Монтегю вариант молодой щеголь не мог, поэтому все-таки встал в позицию, хотя и продолжал отчаянно трусить. Мы с де Монтегю заняли места напротив друг друга, слева от нас расположились сеньор в черном камзоле и де Лавиталь. Еще левее замерли в позиции д’Умбро и второй незнакомец в маске – среднего роста, с ниспадающими из-под глубоко надвинутой шляпы с белым пером светлыми волосами. При этом среди зрителей я заметил нервно сжимающего кулаки сеньора де Флореса, а за его спиной маячило еще несколько темных фигур, кутающихся в плащи. Может, отец Элены за время моего отсутствия сумел нанять новую охрану и в моей помощи вовсе не нуждался? Скоро я это узнаю. А может, и нет: все-таки Карлес де Монтегю – очень сильный противник. Наемник отсалютовал мне шпагой, я ответил тем же. После этого он осторожно пошел вперед, поигрывая оружием. Многие начинают поединки именно так – в надежде, что противник будет несобран и исход боя можно будет решить одним быстрым выпадом. Но это точно не про меня. Я тоже сделал шаг вперед и попробовал сбить клинок противника в сторону горизонтальным батманом. Наши шпаги со звоном встретились, возвещая тем самым настоящее начало тройной дуэли, и тут же разошлись. Слухи о необычайно сильных руках де Монтегю полностью подтверждались, раскрыть его с помощью этого нехитрого приема не удалось. Легионер ответил быстрой атакой в корпус, которую я спокойно парировал с отходом назад и вправо. А чтобы он не отыграл мой поворот своим смещением влево, тут же попытался достать противника в левое плечо и, получив отпор, отскочил еще дальше вправо. Де Монтегю что-то сердито буркнул себе под нос. Ну еще бы – используя преимущество в длине и силе рук, он бы с большим удовольствием заставил меня отступать вплоть до стены трактира, где в условиях ограниченного пространства мог рассчитывать на быстрое завершение дела. Но меня меньше всего интересовало, на что он там рассчитывал, у меня, слава богу, пока еще своя голова на плечах имеется. Не успел я это подумать, как едва не пал жертвой своей самонадеянности. Капитан атаковал так быстро, что я прозевал момент, когда нужно было начинать отход. Вернее, понадеялся на простое парирование, совершенно забыв о дьявольской силе рук противника. В результате, не сумев толком отвести вражеский клинок в сторону, я вынужден был спасаться судорожным рывком назад. Де Монтегю с разочарованным рыком вернулся из выпада в стойку и тут же начал новую атаку. Однако больше я оплошностей допускать не собирался. У него свои сильные стороны, а у меня – свои, и уж в чем противнику точно меня не превзойти, так это в скорости. И я взялся доказывать это со всем возможным старанием. Следующие несколько минут я только и делал, что держал наемника в напряжении ложными движениями и постоянной сменой направления. Угрожал ему то слева, то справа, ускорялся, резко останавливался, намекая на поворот в другую сторону, и тут же продолжал движение в изначальном направлении. Сначала противник пытался угнаться за мной, потом стал подгадывать атаки под моменты смены направления, но его надеждам на то, что я собьюсь с шага или запутаюсь в собственных ногах, не суждено было сбыться. Чуть не каждая его атака заканчивалась моим рипостом – мгновенным ответом, и преимущество в таком обмене любезностями оставалось на моей стороне. Все, чего удалось добиться де Монтегю, – это царапина на предплечье неубранной вовремя левой руки. Я же трижды ударил его по запястью вооруженной руки – он не подал виду, но это должно было быть больно даже сквозь раструб перчатки. Кроме того, свежая царапина красовалась у капитана на левой щеке, и легкий укол был нанесен в правое бедро. Все это были мелочи, но сколько раз я видел, как такие мелочи складывались в одну большую победу. Однако помощник де Бернье тоже не терял голову: сообразив, что в таком бою ему не удастся добиться преимущества, он сократил до минимума всякие амплитудные движения, сосредоточившись на подкарауливании моих ошибок. Что ж, логично. Только я все равно не дам тебе экономить силы, стоя на месте. Будешь крутиться у меня волчком! Кстати, а что там у других участников дуэли? При помощи нехитрых маневров заставив де Монтегю повернуться спиной к той части двора, где происходили поединки наших товарищей по оружию, я обнаружил, что дело идет к нашей общей победе. Д’Умбро уже был повержен блондином, упорно не расстающимся со своей шляпой, а де Лавиталь хоть и стоял еще на ногах, но делал это, с трудом опираясь на раненую ногу и зажимая рукой рану в левом боку. Однако признавать свое поражение он не желал, хотя сеньор в черном камзоле, кажется, мог в любой момент прикончить своего оппонента, просто не стремился к этому. Между тем я продолжал свои попытки подступиться к капитану с разных сторон, однако то, что он стал реже выходить в атаку, усложнило мою задачу. Чтобы держать его в напряжении, теперь нужно было постоянно атаковать, но, поскольку длина руки не позволяла мне безнаказанно дотягиваться до вражеского тела, приходилось рисковать, сокращая дистанцию. А проделывать это с таким противником, как де Монтегю, было крайне опасно. Три свежих пореза у меня на предплечье и груди служили тому прекрасным свидетельством. Правда, я тоже в долгу не остался, зацепив ему плечо и ключицу, но все это были именно что небольшие порезы. Пора было уже решать исход боя, тем более что двигался капитан уже не так резво, как того требовала ситуация. Финтом заставив де Монтегю взять оружие на себя, я быстро сократил дистанцию и атаковал колющим ударом в голову. Противник спокойно парировал и тут же контратаковал, спеша воспользоваться мгновением ближнего боя, но я на отходе поймал острие его шпаги на сильную часть клинка, отвел влево и, мгновенно распрямив руку, в полувыпаде нанес укол в правую часть груди. Туше! Я отскочил назад, вытянув вслед за собой шпагу. Я всегда так делаю, потому что когда-то на моих глазах один дуэлянт проткнул насквозь другого и, не потрудившись выдернуть клинок из тела побежденного, принялся раскланиваться восторженным зрителям. А его противник, прямо с чужой шпагой в теле, сделал три шага вперед да и вонзил шпагу в спину рано начавшего праздновать бойца, после чего скончался прямо на трупе своего победителя. Так что я с тех пор зарубил себе на носу: убедись, что противник действительно не представляет для тебя угрозы, и лишь потом расслабляйся. Словно в подтверждение моих мыслей, де Монтегю, зажимая рану левой рукой, сделал шаг в моем направлении, не спуская с меня ненавидящего взгляда, но тут ноги его подкосились, и он ничком рухнул на землю. – Лекаря! Лекаря! – тут же раздались вокруг крики зрителей, несколько человек бросились к лежащему капитану. – Разойдитесь! Не мешайте! Невысокий седой мужчина направился от де Лавиталя, сидящего на кем-то любезно принесенном полене, к моему противнику. Оказалось, что лекаря вызвали загодя, и он успел прибыть как раз к моменту, когда де Лавиталь наконец признал свое поражение. Поскольку раны последнего не шли ни в какое сравнение с состоянием капитана, лекарь поспешил переключить свое внимание на более тяжелого пациента. Судя же по накрытому плащом телу д’Умбро, ему помощь уже не требовалась. Я неспешно двинулся искать свой камзол. Кровь еще кипела в моих венах, сердце бешено стучало в груди, а руки и ноги все еще были готовы продолжить фехтовальные движения. Нужно было перевести дух, успокоиться и бежать дальше – нельзя оставлять Элену в руках негодяев! Помнится, сеньор Оберон что-то говорил о замке родственника де Монтихо, нужно узнать дорогу к нему. Но едва я успел вдеть руки в рукава камзола, как меня окликнули. Оказалось, что де Монтегю очень желает перекинуться со мной парой слов. Капитану успели подсунуть под голову сложенный в несколько раз плащ и залили рану каким-то снадобьем, прижав сверху чистой тряпицей. Лекарь суетился с организацией его переноса в помещение, а зевак де Монтегю отогнал властным жестом – даже в таком состоянии он умел заставить уважать себя. В общем, когда я присел рядом с раненым, нам никто не мешал. – Как ты выжил, Смычок? – прошептал капитан, прикрывая глаза. – Вы, видимо, бредите, сеньор… – Пусть думает что хочет, раскрытие личности не входило в мои планы. – Хорошие фехтовальщики друг друга всегда узнают, – усмехнулся он, не открывая глаз. – Рост, телосложение, голос, манера двигаться и, главное, та быстрота, с которой ты определил мои слабые стороны. Притом что до сего дня я о них даже не подозревал. Так как ты провернул это дело со своей казнью? – Уж поверь, моей заслуги в этом нет, – не стал далее отпираться я, но маску не снял, – сам страху натерпелся, с жизнью уже попрощался, а вышло вон как.