Снова зазвучали песнопения. Алиса принялась листать Писание. В Евангелии от Луки, в главе 6, стихе 46, Иисус спрашивает учеников: «Что вы зовете Меня: „Господи! Господи!“ и не делаете того, что Я говорю?» * * * После мессы Алиса и Жереми прошли пешком по центру города в сад возле ратуши, возвышавшейся над старым аббатством. В синее небо поднимались столетние кедры, их величавые ветви склонялись к земле, словно в знак почтения к гуляющим. Друзья шли молча, с еле слышным шорохом приминая ногами траву. В воздухе пахло весной, отчаянно хотелось дышать полной грудью. Однако Алиса сдержалась, чувствуя, что все больше и больше пробуксовывает в исполнении той миссии, что сама себе назначила. Она еще помнила, как ее разбирал смех. И теперь опять ощутила полное бессилие. Как заставить современных людей посещать собрания, именуемые мессой? Эта задача казалась выше ее сил. Песнопения были глупыми, проповеди вызывали чувство вины, а остальное наводило смертельную скуку. И все это – на фоне печали и унылой физиономии бедняги Жереми. По траве перед ними пробежала белка и быстро взобралась на кедр. Ладно. Начнем сначала. – Какова твоя задача как священника? – Прости, не расслышал… – Ну, зачем все это? И месса, и то, что ты делаешь… Он воодушевился. – Нести людям Благую весть. – Какую благую весть? – Благую весть Евангелий. – А можешь объяснить попроще? Жереми нахмурился. – Ну хорошо, – снова заговорила она. – Что ты хочешь в конечном итоге донести до людей? – Я хочу прояснить все истины, о которых Иисус говорил ученикам, а они их записали. – Хорошо. O’кей… И что это даст людям, какую пользу принесет? Она едва не допустила грубой ошибки, заговорив о чисто коммерческой пользе, о выгоде. Такую профессиональную деформацию он вряд ли оценил бы. Насколько легче разговаривать так с руководителем предприятия. Если он выпускает посудомоечные машины, нетрудно определить, что это дает людям: те экономят время, экономят воду и стаканы у них всегда блестят. Но здесь мы находимся в менее ощутимой области… Так, задавая вопрос за вопросом и опровергая каждый довод Жереми, Алиса пришла к очень личному выводу, который остереглась произнести вслух: если бы люди собрали воедино все заповеди Иисуса, они стали бы гораздо счастливее. В это трудно поверить, особенно когда читаешь Библию, ну да ладно, к счастью, она никогда не отвечала за то, удовлетворен клиент или нет. Если из посудомоечной машины вдруг станут доставать мутные бокалы или механизм через три месяца сломается, ее это не коснется. – А знаешь, – сказал Алиса, подумав, – чтобы привлечь к себе больше людей, хорошо бы во время мессы поменьше говорить о Боге. – Что? Жереми едва не поперхнулся. – В наше время большинство людей в Бога не верит, так что не имеет смысла их сразу же оглоушивать… – Оглоушивать? А о чем я, по-твоему, должен говорить? О фильме, который накануне показывали по телевизору? Обычно сдержанный, сейчас Жереми ужаснулся и не мог этого скрыть. Алиса сразу пожалела о бестактности и заговорила, тщательно подбирая слова: – Тебе надо подчеркнуть именно то, что́ в заповедях Иисуса может пригодиться людям в реальной жизни. «Ну вот, наконец-то… только бы сработало», – подумала она. – Я понял. У тебя утилитарный взгляд на духовность, доступный индивидуалистам. Алиса кивнула и грустно улыбнулась. Они снова двинулись дальше по саду. У Жереми был задумчивый вид. – Проблема, – заговорил он наконец, – заключается в том, что духовность противоположна такому сближению: сначала надо отказаться от личных интересов, только тогда человек сможет открыться тому, что его превосходит. Алиса недовольно поморщилась: – Когда-то я занималась танцами. Так вот, никто, абсолютно никто не делал больших успехов с первых шагов. В любом случае каждый начинает с той позиции, на которой находится, и двигается вперед очень медленно. Жереми ничего не ответил, и Алиса почувствовала, что получила очко в свою пользу. Они прошли еще несколько шагов и уселись на зеленый склон. – Я вот что хотела посоветовать: а что, если перестать без конца говорить о грехе? Ведь это внушает людям чувство вины, им хочется бежать от тебя со всех ног. Жереми тряхнул головой: – Как я могу пойти на такой риск, если Иисус умер ради того, чтобы очистить нас от грехов? Алиса с сомнением покачала головой: – Иисус никогда об этом не говорил, а вот о том, что смерть его близка, повторял много раз. И потом, он не был, как вы, одержим идеей греха. Апостолы описывали его как жизнелюба, который не прочь вкусно поесть и выпить… – Не может быть, чтобы ты всерьез такое говорила. Она раскрыла Библию: – Посмотри сам. Я тут стикер наклеила… Ну вот, слушай. Матфей о нем пишет: «Вот человек, который любит есть и пить вино». Жереми не ответил. – И потом, – добавила она, – вы сделали из него какого-то бесполого недотрогу, хотя он вовсе не советовал супружеским парам полного воздержания или сдержанности в отношениях. Напротив, он говорил: «Не лишайте себя друг друга»! Он сам позволял куртизанкам гладить себе ноги распущенными волосами. И он мог завести дружбу с проститутками. Твой Иисус был полной противоположностью тому стеснительному аскету… Жереми по-прежнему молчал. Может быть, его затронули эти доводы? Надо продолжать. Нельзя давать ему остановиться на полпути. – Я еще хочу сказать пару слов о выборе песенок. Жереми насупил брови: – Ты, несомненно, имеешь в виду литургические песнопения? Не надо его раздражать. – Я помню, – снова заговорила она, – когда была маленькая, слушала грегорианские песнопения. Это захватывало, было очень красиво. Почему вы расстались с ними ради ваших… литургических песен? Жереми расхохотался: – Нет, ты кого угодно собьешь с толку! Тебя бросает от нечесаного модернизма к традиционализму! – Но грегорианский хорал воздействует гораздо больше, чем нынешние песнопения, разве не так? К тому же, подумала она, он еще обладает гипнотизмом и как нельзя лучше подходит, чтобы усыпить способности к рассуждению. Как раз то, что нужно. – Но люди не понимают латыни! Никто не разберет смысла слов. «Может, оно и к лучшему», – подумала Алиса, вспомнив тексты, что распевали старушки на недавней мессе. – В любом случае признай, что ваша музыка просто поражает художественной убогостью. Слушая ее, ничего не чувствуешь, кроме скуки. Тут нужна музыка, которая схватит тебя за живое, проймет до глубины души… К примеру, Бах! Слушаешь «Иисус, моя радость» и сразу оказываешься в другом измерении. И это так прекрасно, что слезы наворачиваются на глаза. Жереми покачал головой: – Это поют только при бракосочетании. – Ну и зря! Важно лишь то, что заставляет поверить в иную реальность… Ты только что говорил о душе, открывающейся навстречу чему-то великому… Так вот, когда ты слушаешь такую музыку, ты словно присоединяешься… к Сотворению мира! К самому Создателю! Бах делает верующих большими материалистами, чем неверующие, и большими марксистами, чем коммунисты! – Но… – В любом случае с твоими глупыми песнопениями ты не сможешь вывести людей на другой уровень сознания! Было заметно, что Жереми задели ее слова, Алиса снова пожалела, что не сдержалась и вспылила. Ведь она дала себе слово не делать ему больно… Воцарилось молчание, и Алиса сразу ощутила его тяжесть. Сад вокруг был безлюден, одно бы дуновение ветерка оживило атмосферу шелестом листьев… Огромные кедры с повисшими ветвями, казалось, сочувствовали ей. – Ладно, я согласен, пусть будет Иоганн Себастьян Бах, – произнес наконец Жереми. На лице Алисы расцвела довольная улыбка. Однако к радости примешалась и нотка восхищения: вряд ли в мире найдется много людей, способных так быстро разделить вашу точку зрения после того, как вы их серьезно задели. Несомненно, это говорит о величии души…