– Так оно и есть, – надев шляпу, невольно усмехнулся майор. – Ты яичницу-то доедай… десяток яиц все-таки! Да еще сало… – А вы, господин? – А мне – сейчас некогда… Как-нибудь ближе к вечеру, может быть… – О, я буду ждать, господин! Подмигнув девушке на прощанье, Никита Петрович вышел на набережную и, придерживая шляпу рукой, неспешно направился к посыльному судну, с коего сошел обратно на берег лишь часов через пять, слишком уж много оказалось бумаг, и все – важные. В судовых росписях подробно описывалось количество и качество груза – провиант и фураж, порох, ядра и свинец для отливки пуль, алебарды, палаши, пики. Все это Бутурлин тщательно переписывал для доклада командующему, что-то переспрашивал, уточнял, откровенно радуясь в душе – столь подробная информация, конечно же, вполне послужит и русскому войску! Послужит уже завтра – успеть бы только уйти. Или… не уходить, еще «послужить» шведам, как и собирался совсем-совсем недавно, до встречи с соглядатаем. Кристиан… приметный такой паренек… Эх, не надо было сразу пускать в дело клинок! Допросить бы… или просто поговорить. Коль он игрок, так, верно, до денег падкий. Вероятно, сговорились бы… Впрочем, что уж теперь сетовать? Что сделано – то сделано, да… Простившись с капитаном и его помощником по торговой части, именуемым почти во всех флотах малопонятным сухопутным крысам словом «карго», уважаемый господин майор охотно принял на ход воды чарочку пахучей можжевеловой водки и, отказавшись от прочих подарков, вальяжно сошел на берег. К вечеру заметно похолодало, клонившееся к закату желтое солнце уже больше не грело, только светило, золотило лучами высокие шпили церквей. Росшие близ набережной деревья – клены и липы – уже роняли листву, медленно, но верно покрываясь пышными красками осени. Порыв налетевшего ветра едва не унес в Рижский залив шляпу господина майора, и тот, вовремя придержав ее, свернул к таверне. Рыженькая выскочила на улицу сразу, Никита Петрович еще не успел и подойти. Подбежала, схватила за руку, едва не упав на колени! Миленькое личико юной портовой гетеры исказилось, губки дрожали, в карих очах стоял страх. – Умоляю, возьмите меня, господин! – взмолилась девушка, размазывая по щекам слезы. – Скажите хозяину, что заплатили за меня на всю ночь… Ведь правда, три риксдалера для столь важного господина – не деньги… – Подожди, – холодно перебил Бутурлин. – Какие три риксдалера? С утра еще был всего один. – Так это с утра, – пушистые ресницы девушки дрогнули, – то совсем другое дело. А нынче вон, целый корабль пришел. Прямо из Африки! Теперь мы – по три… – Так, – Никита Петрович покивал, совершенно не представляя, что хочет от него эта девица. Нет – что хочет – это, в общем-то, никакой такой тайны не составляло, лоцмана волновало другое – почему именно он? Какая этой шалаве разница – с кем? Лишь бы платили… – Ты что рыдаешь-то? Обидел кто? – Нет, господин… Но… – девчонка огляделась вокруг с таком испугом, словно ее преследовали и вот-вот должны были догнать. – Прямо из Африки, говоришь? – задумчиво протянул лоцман. – Что, это какой-то рижский купец? Рыжуха дернула шеей: – Нет, их корабль из Стокгольма. Они туда и шли… из этого… как его… Из Карлсборга, вот! – Карлсборг? – удивился Никита Петрович. – Это где такой город? – В Африке, господин. То место так и называют – «Золотой берег», потому что золота там куры не клюют! А еще – рабы. Их тоже можно продать и… – Вот, видишь, уже и не плачешь, – неожиданно улыбнулся Бутурлин. – Африка так Африка… Интересно только, почему они в Стокгольм не зашли? – Я знаю – почему, господин, – покусав губу, прошептала девчонка. – И почему же? Ну, говори, говори… Рыженькая сверкнула глазами: – Господин… а вы не оставите меня? – Да что ж такое-то! – всерьез рассердился господин майор. – Вот ведь времена настали – веселые девахи мимо пройти не дают. – Они не пошли в Стокгольм… Потому что на корабле моровая язва! Да-да! Именно так, господин. – Господин берет девушку? – откуда ни возьмись, взялись удалые молодцы, явно кабацкие служки. – Да, – риттер фон Эльсер без раздумий протянул им три серебряные монеты. – Забираю на ночь и на весь завтрашний день. – Удачно повеселиться, сударь! – И вам не врать… Ну? Пошли, чего встала? Рыженькая обрадованно кивнула и послушно зашагала позади. – Рядом! – не оборачиваясь, словно собаке, скомандовал Никита Петрович. – Давай рассказывай всё. С чего ты взяла, что это – моровая язва? – Я когда-то жила в Митаве. У нас она была… я помню. Я знаю, как выглядят больные… я помогала… Сильно болит голова, жар… иногда кашель. И язвы – страшные язвы, опухоли-бубоны под мышками и в паху… Девчонка вздохнула и перекрестилась на шпиль церкви Святого Петра – там как раз благовестили к вечерне. Малиновый благовест тут же подхватили басовитые колокола собора, называемого местными – Дом, следом ударили колокола церкви Святого Якоба и многих других церквей. Колокольный звон плыл, разливался над Ригой, и в этом звоне слышались надежды, упорство и мужество, а еще – какая-то горечь и предчувствие неизбежной беды. Или последнее – это просто лоцману так показалось? В свете того, что он только что узнал. – Они все заражены, весь их корабль, – негромко продолжала рыжая. – Еще там заразились, в Африке. Пока плыли, полкоманды умерло. Остальные сейчас здесь, гуляют… И не только в нашей таверне. – Так надо сжечь этот чертов корабль! – от души гаркнул Бутурлин. Что такое моровая язва или чума – он хорошо знал, не прошло и года, как эта зараза прокатилась почти по всей Руси-матушке, дойдя даже до Москвы. Столицу охватил страх, многие бежали, разнося заразу по всей стране. Первыми подались в свои волости московские чины и придворные дворяне, за ними – кто побогаче, а уж потом – кто успел! Разбежались и все стрельцы, и приказные – на какое-то время не стало совсем никакой власти, одна только власть страха, чумы! Мертвые лежали рядами у церквей, и часто некому было хоронить. В одну могилу укладывали сразу несколько человек, болезнь быстро распространялась. По всей стране – безвластие! – начались грабежи и погромы, из тюрем массами бежали сидельцы, устраивая по пути настоящий ад. Собаки и свиньи бродили по домам, так как некому было их выгнать и запереть двери. Города, прежде кишевшие народом, обезлюдели, опустели деревни, вымерли и монахи в монастырях. Животные, домашний скот, свиньи, куры, лишившись хозяев, бродили, брошенные без присмотра, и большею частью погибли от голода и жажды, за неимением тех, кто бы смотрел за ними. Опасаясь болезни, государь с семьей уехал в Калязин, в монастырь, там и оставался, оттуда и слал приказы. Перекрывались дороги, выезды из зараженных мест, однако же людей для организации таких застав не хватало: многие находились на войне, из оставшихся в тылу на такую службу соглашались далеко не все. Иногда заставы ставились таким образом, что лишали местных жителей доступа к полям и мельницам, обрекая их ещё и на голод. Наказы прекратить торговлю с заражёнными сёлами ставили целые вотчины под угрозу голодной смерти, которая казалась еще более страшной, чем смерть от чумы. С недавней моровой язвою справились лишь с Божией помощью… И вот – опять! Осада, штурм… зараженная чумная Рига! А затем войска отправятся домой… унося с собой страшную заразу. И снова – горы трупов, снова безвластие и произвол лиходеев, опустошенные деревни и города. Нет! Никакой осады! Никакого штурма… Нет… – Что толку сжечь один корабль? – между тем продолжала гулящая. – Их уже много, больных… Я видела… я знаю… – Отчего же не донесешь? – Боюсь, – честно призналась девчонка. – Вдруг скажут, что я – ведьма. Сама же их и околдовала. Никита Петрович задумчиво покивал. Вот тут эта рыжая была права – вполне могли обозвать и ведьмой, за такие-то вести, подвергнуть пыткам, казнить… – Вот тебе деньги… Четыре риксдалера… Держи, держи, что смотришь? – Господин… А мы не пойдем к тебе? – в карих глазах промелькнула обида и сожаление. – Я сейчас пойду на службу… А куда ты – того не ведаю, – улыбнувшись, Бутурлин потрепал девушку по щеке. – А ты скорей уходи из Риги. При первой же возможности, поняла? – Ага… – рыжуха тоже заулыбалась, улыбка у нее оказалась удивительно ясной, как солнышко, вдруг выглянувшее из-за тяжелых дождевых туч. Во всех подробностях доложив коменданту Риги о судовых росписях, славный риттер фон Эльсер тотчас же запросился в дело – совершить очередную лихую вылазку, и чем скорее, тем лучше. – Пусть враг знает – мы не сдадимся ни за что! – О рейде – поговорим чуть позже, – усмехнулся генерал Делагарди. – Сейчас же я попрошу вас остаться, майор. Я нынче собираю всех, причастных к обороне… Чуть-чуть обождите… Могу предложить кофе или чай. На совещании, состоявшемся в Рижском замке примерно через час после доклада Бутурлина, выступил один человек – карантинный врач, и много времени доклад его не занял. – В городе – моровая язва, – просто сказал доктор. – Болезнь пришла с юга, с кораблей, и распространилась в порту… – В порту! – кто-то грустно хмыкнул. – Не такой уж и большой город наша Рига. Еще и русские вот-вот на штурм пойдут… – А может, не пойдут? – вдруг встрепенулся Никита Петрович. Тряхнув пышным завитым париком, командующий посмотрел на него с изумлением: – Что вы сказали, майор? – Я про болезнь, про заразу… – ничтоже сумняшеся продолжил Никита Петрович. – Если русские узнают о ней – думаю, никакого штурма не будет! Я б на их месте вообще снял осаду и убрался подальше от рижских стен. Мор – он ведь не разбирает, кто русский, кто немец, кто швед… Всех подряд косит, невзирая на лица и звания. – А ведь наш славный фон Эльсер прав! – подумав, одобрительно кивнул Делагарди. – Бог насылает на нас мор… Но хоть от войны мы избавимся! Неизвестно, правда, что хуже… – Надо сделать, чтоб об этом узнали русские. И – как можно скорей, – буравя Никиту глазами, промолвил генерал-майор Хорн, начальник разведки и контрразведки. Узкое, желтоватое лицо его, с небольшими усиками, выглядело до того бесстрастным, что напоминало восковую маску. – Вот-вот, – комендант скривил губы. – Позаботьтесь об этом, господин генерал-майор. * * * – Капитан узнал про сокровища от своего человека в Риге, цирюльника. Тот и передал карту. Он имел дела с братством, этот цирюльник… и служил Капитану, да.