– Марвин, а ну-ка, дай сюда алебарду, – обернувшись, азартно шепнула девчонка. У парня округлились глаза: – Ты хочешь его… – Нет, я еще с ума не сошла… Да дай ты уже! Ага… Вот так… потихоньку… Миг – и вожделенный кафтан оказался в руках пленницы! – Ага… Еще миг, и из-под распоротой прихваченным из риги ножом подкладки показалось нечто… небольшое, с руку… какая-то дощечка… – Ух ты! Золото! – ахнул мальчишка. – Тсс! Это икона. Я видела такие у русских. – Да тут и драгоценные камни… – Ага-а… Вот что! Иголка с ниткой есть? Жемчужно-серые глаза Марты светились от предчувствия жуткой аферы… – Иголка с ниткой всегда со мной, – похвалился Марвин, он вообще бы парнем аккуратным. – Вот, за полою… Тебе платье зашить? На! – Ага… платье… Делать мне сейчас больше нечего… – девчонка облизала пересохшие губы. – Вот что! Ну-ка метнись в ригу и поищи там обрезок доски… примерно подходящий по размеру. Там много валялось, я видела. – Так ты хочешь… – Беги уже! Нужный обрезок сыскался быстро, и столь же быстро Марта зашила его под подкладку разбойничьего кафтана, который тут же вернула владельцу, с осторожностью закинув в окно. – Ну, вот, – подмигнув напарнику, девушка весело улыбнулась. – Теперь если они станут нас искать – так не слишком ретиво. Пока… По крайней мере, фора у нас есть! Ну, что, уходим? – Наконец-то! – с облегчением бросил Марвин. – Только, боюсь, мы не сможем прихватить лошадей – их охраняют. – И не нужно, – старательно пряча иконку, Марта фыркнула. – Прогуляемся и пешком. Думаю, здесь не так уж и далеко до моря. – Нет-нет, не очень далеко. * * * – Господин майор! – двое парней с алебардами переглянулись, не то чтобы очень уж удивленно, но так – как будто бы встретили доброго знакомого. – Ланс! Йозеф! – присмотревшись, Бутурлин узнал своих ополченцев, Игнвара Брамса, розовощекого толстяка пивовара, и его всегдашнего напарника и дружка – сутулого портняжку Йозефа Ланса. – А вы чего здесь? – Так, по вашему же приказу – патрулируем! – А вы не у ворот Святого Якобы должны быть? – убрав шпагу в ножны, задумчиво промолвил риттер. Тощий Ланс тут же кивнул, еще более сутулясь: – Там и должны были… Только нас дежурный офицер в порт отправил. Говорит, у ворот народу и так порядком, а в порт корабли каждый день, пьянки да драки. – Про драки это ты правильно сказал, – Никита Петрович наконец-то сделал шаг в сторону и указал на убитого. – Вон… уже какая-то сволота нашего ополченца убила! Небось, в драке… – Ого! – удивленно присвистнул толстяк Ингвар. – То-то я и говорю – тут, в подворотне, шум какой-то. А Йозеф мне – послышалось, послышалось… – И вовсе я ничего такого не говорил, – бравый портняжка обиженно скривил губы. – Я, господин майор, наоборот даже… – Это очень хорошо, что вы здесь! – склонившись над трупом, Бутурлин зябко потер руки. – Знаете его? Парни дружно подошли ближе: – Это же… это же Кристиан! – розовощекий Брамс почесал чисто выбритый подбородок. – Ну да, он, – меланхолично согласился портняжка. – Приказчиком был… кажется, у «черноголовых». А потом его оттуда за что-то выперли. Темное дело! Может, отомстили? – Ой, да кому он нужен-то? – Брамс хохотнул с некоторым цинизмом. – Говорят, этот бедолага еще в кости поигрывал… да не совсем честно. Вот его и… – Ну, вот что, хватит болтать! – деловито приказал «риттер фон Эльсер». – Тащите его в мертвецкую… ну, туда, к пятом батальону… – Да мы знаем, господин майор. – Очень хорошо, что знаете. Исполняйте! Парни подхватили тело… – Господин майор… а в рапорте что писать? – обернувшись, вдруг спохватился Йозеф. – Дежурный офицер… он ведь потребует… – Пишите, что сами нашли… случайно, – подумав, бросил риттер. – Меня не указывайте. Не хочу, чтоб думали, будто по портовым кабакам шляюсь. – Понятно, господин майор! – бросив труп, пивовар браво выпятил грудь и приложил руку к сердцу. – Можете не сомневаться, мы – могила! Верно, приятель? – Точно! Могила-то могила… В своих ополченцах майор не сомневался. Только вот и начальник местного сыска генерал-майор Густав Хорн тоже не пальцем деланный! Если он послал соглядатая за кем-то следить и этот соглядатай вдруг был найден убитым – это наводило на совершенно неприятные для Бутурлина мысли. Как скоро весть об убитом дойдет до Хорна? Вероятно, уже завтра… Да, пока патрульные напишут рапорт, доложат – к концу смены… А утром уже – да. И какие выводы будут сделаны? Время-то военное, на месте генерал-майора можно бы и провести превентивный арест, посадив подозреваемого – фальшивого риттера фон Эльсера – под замок, просто так, на всякий случай. Наверняка Хорн именно так и поступит, и начнет производить дознание – а там уж все методы хороши. Уходить! Давно пора уходить, тем более не сегодня-завтра русские воска все же пойдут на штурм. Пойдут, пойдут – никуда не денутся! Да, к вечеру надо доложить господину коменданту о судовой росписи посыльного корабля – посмотреть, проверить. Шведы ждали подкреплений, и судовая роспись – это как раз то, что нужно! Достаточно ценные сведения, очень даже пригодятся для штурма. Значит, проверить… и уйти с первой же вылазкой! Дернув шеей, Никита Петрович нервно покусал губы и решительно зашагал к причалам. Пробившееся сквозь облака солнце золотило верхушки корабельных мачт, на отходящих судах матросы поднимали паруса. Глянув на них, Никита Петрович невольно усмехнулся, он давно уже, еще с Ниена, еще издали определял, кому принадлежит корабль. По цвету парусов – запросто. Если светло-коричневые, как вон у той шебеки – это англичане. В Англии паруса – льняные, либо с примесью пеньки… А этот вот флейт – определенно голландский… или французский – они парусину отбеливают, и получается такой цвет – грязно-белый. А вот эта… Хм… Прикрыв глаза рукой от выглянувшего солнца, Бутурлин с удивлением наблюдал очень красивое, швартующееся к дальнему пирсу, судно – трехмачтовый пинас, с плоской, словно обрубленной топором, кормою, выкрашенной в синий цвет и украшенной золоченой резьбою – всякие наяды, дриады, русалки… Сразу под окнами капитанской каюты (или офицерского салона, они точно такие же – красивые и большие) было тщательно выписано название корабля – «Пестрая медуза». Написано было по-шведски, да и кормовой флаг – золотой крест на синем фоне – и вымпел с тремя золотыми коронами на бизани – не заставлял сомневаться в принадлежности пинаса… Однако вот паруса… Для корабля, бороздящего северные моря, паруса выглядели странно! Очень странно – грязно-желтые! Так делали испанцы и португальцы – специально вымачивали паруса в красители, чтоб не гнили на жарком юге… Ну да, судя по парусам, эта «Пестрая медуза» явно явилась откуда-то с далекого юга… Почему не в Стокгольм? Почему в Ригу? Впрочем, может быть, пинас и заходил в Стокгольм, а уже оттуда… Все же Никита Петрович был заинтригован. Тем более что посыльное судно – юркая двухмачтовая шебека – виднелось уж совсем на дальнем краю. Как раз мимо «Пестрой медузы» идти… Заодно посидеть на террасе местной таверны, выпить кружечку пива… А по такой ветреной погоде не помешает и ром! Только не увлекаться, нет… Заказав полштофа «настоящего ямайского» рома и яичницу с луком и салом, Бутурлин уселся за один из столиков, выставленных на улицу под навес. Ветра здесь почти совсем не чувствовалось, а вот солнышко припекало по-летнему, несмотря на то что – сентябрь, наверное, компенсировало за неудачное холодное лето. Не сказать, что жарко, но… хорошо! Да и вид на набережную, на корабли, открывался прекрасный. «Пеструю медузу» было прекрасно видно… Швартовалась она, похоже, уже давно… Вон уже матросики и паруса зарифовали, остался один блинд – на бушприте, – добрались и до него… Быстро все делали – господин майор еще яичницы не дождался, а с пинаса уже спустили сходни. Ну да, как же истосковавшимся по земле морякам да не заглянуть в ближайший портовый кабак? Не напиться, не снять дешевых портовых шлюх, не устроить хорошую потасовку?! Да так не бывает просто. Кстати о шлюхах. Парочка ярко разнаряженных женщин вполне определенного пошиба уже продефилировали мимо невозмутимо потягивавшего ром Бутурлина. Прошли, окинули взглядом… хихикнули… Та, что слева, вроде бы – ничего, премиленькая. Стройненькая такая, волосы с рыжиной, а глаза – карие. Рыженькая, да… а под толстым слоем белил, вероятно – веснушки, ну да. Зря она их замазала, с веснушками было бы лучше… Перехватив быстрый мужской взгляд, рыжуха без лишних слов уселась за столик рядом с Бутурлиным, а ее пышнотелая напомаженная напарница уже встречала самой широкой улыбкою идущих прямо к таверне моряков! Ага, тех самых, с только что пришвартовавшегося пинаса. Завидев столь бравых пенителей морей, из таверны, как по команде, выскочило еще с полдюжины девушек такого же пошиба, что и первые две. – Здорово, девоньки! – радостные крики послышались еще издали. А уж когда морячки подошли… – Эй, хозяин! Давай-ка сюда чего-нибудь сухопутного… Ну, вот… яичницу давай… С колбаской! Что еще у тебя есть? – Гороховая похлебка, господа… – Горох нам на корабле надоел! От самой Африки ели… Ага, Африка! – услышав, Никита Петрович довольно качнул головою. Значит – с парусами-то он угадал. Да и что там гадать-то? Все ясно же, как божий день. – Господин офицер не желает ли немного развлечься? – томно облизав губы, между тем спросила рыженькая. Да, определенно премиленькая, да… Личико тоненькое, можно даже сказать – аристократически-благородное… вздернутый носик, черные брови вразлет, пышные изогнутые реснички… блестящие карие глаза… Впрочем, не до нее сейчас! С «Медузой» все ясно – пришли из Африки, там у шведов какие-то поселения есть… Надо же – до Африки дотянулись! Длиннорукие, ага, мало им Невы. – Всего-то один риксдалер, мой господин. Всего один. – Яичницы хочешь? – взял положенную на скамью шляпу, усмехнулся Никита Петрович. – Увы, некогда тут с тобой. Дела. Девчонка стрельнула глазками: – Уже уходите? Жаль. Мне показалось, вы человек благородный.