Это было первое, что спросила графиня, едва завидев вошедшего в парадную залу Бутурлина. – Ничего особенно страшного с господином Шульце не случилось… – Никита Петрович закашлялся, прикрыв губы белоснежным батистовым платком. – Вы думаете? – в заплаканных глазах женщины блеснула надежда. – Да садитесь же, Эрих, садитесь… ага. – Полагаю, он просто угодил в плен, – присаживаясь за богато накрытый стол, светски улыбнулся Бутурлин. Графиня тут же ахнула, едва не выронив веер: – О, пресвятая дева! В плен! К русским! – Русские не дикари и ничего ему плохого не сделают, – философски заметил Никита Петрович, присматриваясь к холодной телятине. – А это вот вкусно? – Конечно же вкусно! Попробуйте, прошу… Так вы говорите, русские – не дикари? – Это не я говорю. Так считает сам господин губернатор. – Ах, Магнус… Ну да, ну да, он почему-то любит русских. – Не любит, а уважает! – оторвавшись от блюда с телятиной, Никита Петрович наставительно поднял серебряную двузубую вилку – особый шик. – Как уважают любого достойного соперника. Заметьте, милая графиня, я не говорю – врага. Да, сейчас мы с Россией воюем… но завтра обязательно будем дружить… как дружили вчера. – Ну, уж вы скажете, Эрих! – Так и случится, и уже очень скоро, поверьте мне! – Так вы думаете, Вальтеру… господин Шульце в плену ничего не угрожает? Бутурлин не успел успокоить свою собеседницу – в залу вошел комендант Риги и генерал-губернатор Лифляндии, граф Магнус Габриэль Делагарди. Уроженец Ревеля и фаворит королевы Кристины, он хорошо знал русских и никогда не считал их варварами. Делагарди славился своей ученостью далеко за пределами Лифляндии, все знали, что он собирает коллекцию древностей, кою намеревается передать в дар шведскому королевству, точнее сказать – всему шведскому народу. Женатый на сестре короля, граф Магнус Габриэль считался изящным кавалером и одним из самых богатых людей Швеции! Правда, злые языки поговаривали, что… – Господа! – терпеливо выслушав все положенные приветствия, важный гость поднял бокал, наполненный золотистым рейнским вином, в изобилии доставлявшимся в осажденную… или, лучше сказать – почти осажденную – Ригу каждым вторым шведским судном, не считая каждого первого. – Господа! Спешу сообщить вам добрую весть… Это покуда тайна… От врагов, но не от вас! Делагарди тряхнул париком. Все заинтересованно притихли. – Так вот! – умело интригуя, продолжал генерал-губернатор. – Буквально только что ко мне прискакал гонец… Сегодня к Динамюнде прибыли полторы тысячи солдат, присланных из Пиллау графом Кенигсмарком! Мы давно их ждали – и вот они здесь. Я только что велел выделить лодки для их переправы. Выпив, все присутствующие радостно захлопали в ладоши и закричали здравицы королю, прусскому графу Кенигсмарку… и лично генерал-губернатору Магнусу Габриэлю Делагарди. Никита Петрович нервно покусал губу. Вот это была новость! Новость, которую требовалось сообщить своим как можно быстрее! Срочно вызваться провести вылазку? Да-да, срочно! Прямо сейчас… – Господин генерал, осмелюсь предложить… – А, это вы, майор. Вижу, хотите стать полковником… Что ж – похвальное желание! Говорите, вылазка? Я не против! Тем более все равно штурма нам так и не дождаться, верно? – Верно, господин генерал! Уже так надоело ждать. Наскоро простившись с графиней и обществом, славный риттер Эрих фон Эльсер покинул особняк… и у самого крыльца вдруг услышал голос: – Господин майор! Это был графский конюх. Или кучер, или кто-нибудь еще… кто-то из простолюдинов, запоминать которых лицу благородному было вовсе не обязательно. – Что вам угодно? – между тем даже с простолюдинами следовало вести себя учтиво. По возможности. – Помните, вы расспрашивали меня о мертвой голове графа? Ну, вместе с другими слугами… Кучер – или конюх – вышел на падавший из окон свет. Коренастая фигура, простоватое лицо с небольшой бороденкою… Ничего примечательного. Бутурлин его не помнил, но слуг он все же опрашивал всех, так что – возможно – и этого – тоже… – Ну да, да, – тряхнув головой, Никита Петрович нетерпеливо покусал губы. – Что вы еще хотите-то? – Хочу сказать про одного цирюльника. Зовут его Иоганн… Славный такой парень! Все время приходил, графа нашего брил… ну и нам, слугам, не отказывал. Хороший человек. – Ну-ну… и что с того, что хороший человек этот ваш цирюльник? – Так он пропал, господин майор! Прямо с тех самых пор и пропал. Давненько уже не видели. – Ну, мало ли… – не выдержав, рассмеялся Бутурлин. – Эко дело – пропал. Сейчас многие пропадают – война. Может, шальным ядром убило. – Может, и так, господин. Он тут, неподалеку, живет. Мы хотели посмотреть… да побоялись. Вдруг да скажут – чего в чужой дом забрались? Вот, если б с вами… – слуга заискивающе улыбнулся. – Тут рядом совсем. А я б вам о пропавшем графском родственнике кое-что рассказал… о господине Шульце. Странный он был человек. Очень странный. – И что ты можешь сказать о господине Шульце? – поправив шляпу, Никита Петрович заинтересованно поднял глаза. – Он был франт! Да-да, франт, – неожиданно улыбнулся собеседник. – Очень за собой следил, знаете ли, и всегда посещал самого модного куафера! А тут вдруг заинтересовался нашим цирюльником… Даже велел его позвать! А уж после того цирюльник и пропал… А нынче вот пропал и сам господин Шульце. Впрочем, это вы и без меня знаете… – Ну, что же, – внимательно выслушав слугу, Бутурлин решительно положил руку на эфес шпаги. – Пойдем, поглядим на этого вашего цирюльника. Говоришь, недалеко живет? – Во-он тот домишко, господин майор. Домишко оказался так себе. Приземистый, старый, с недавно чиненной крышею, он притулился в самом конце переулка, вплотную примыкавшего к «приличному» купеческому кварталу. Впечатление запущенности скрашивал лишь небольшой яблоневый садик, с десяток деревьев росли прямо перед домом, правда, яблок на них уж не было, видать, оборвали местные сорванцы. Если так, то с цирюльником и впрямь случилось какое-то несчастье. Да, именно так и обстояли дела! Толкнув дверь, Бутурлин оказался в прихожей, сквозь которую просматривалась анфилада узеньких комнат, тянувшихся через весь дом. В первой же комнатке, ногами к проходу, лежал на спине тощий, голый по пояс, мужчина в широких штанах и серых чулках без туфель. Бледное и давно уж неживое лицо его было искажено ужасом и страданием, всю грудь пересекали страшные рваные раны! – А парня-то перед смертью пытали! – задумчиво протянул риттер. – Хорошо так пытали, основательно… Он что же, один жил? – Один. Жена с год назад померла, а детишек Бог не дал… Кто ж его так? Вот ведь злодеи-то! Вздохнув, слуга перекрестился и опустился на колченогий стулу, стоявший рядом с входной дверью. – Судя по запаху, прошло не меньше трех-четырех суток, – осмотрев труп, Бутурлин неспешно прошелся по комнатам. – Вроде порядок. Было у него что брать? – Ну… так… – Понятно, – Никита Петрович покусал губу и задумался. – Значит, не за деньги убили… – Его ножом так изрезали? – поднявшись на ноги, тихо поинтересовался слуга. Майор покачал головой: – Да нет, не ножом. Скорее – стилетом. Пытали, а затем закололи… похоже, что шпагой! Не совсем обычная рана для простолюдина. Говоришь, Шульце его вызывал? – Да, да, господин. Сам граф фон Турн всегда у покойного брился, а Шульце, вишь, брезговал. А тут вдруг – позвал! Думаете, он и убил? Раз уж шпага… – Может, и так… А может, и нет – без свидетелей ничего не скажешь. Надо сообщить ратманам, это их дело. Сделаешь? – Да-да, господин майор, сообщу. И «черноголовым» сообщу, я слышал, покойник имел какие-то дела с братством. Они выехали утром из Марстальских ворот. Небольшой отряд конных ополченцев и рейтаров под общим командованием майора фон Эльсера. Обходя вражеские позиции, проскакали на рысях вдоль реки и через полмили свернули к лесу, а уж там Бутурлин распорядился, как всегда, разделить отряд на две части. Рейтаров отправил прочесать местность вдоль рва, сам же с ополченцами поскакал к старому госпиталю. – Давайте-ка, парни, осмотритесь здесь хорошенько! – спешившись у знакомого притвора, приказал риттер. – Жду с докладом. Всадники тут же унеслись, и лоцман осторожно нащупал знакомый кирпич – заложить очередную шифровку. Сунул руку за пазуху и вдруг, как и в прошлый раз, ощутил на себе чей-то взгляд! Хотя нет, не так – не взгляд ощутил, а услыхал едва слышный шорох. Кто-то прятался за спиной, в зарослях ивы и жимолости. Закусив губу, Бутурлин выхватил из-за пояса пистолет и, падая в траву, выстрелил! Потом, выждав некоторое время, свистом подозвал коня… Тут совсем рядом послышалось ржание – возвратились свои, ополченцы. – Мы слышали выстрел! – Вон там… – убирая разряженный пистолет, Никита Петрович махнул рукой. – Осмотрите кусты. – Сделаем, господин майор! В кустах никого не обнаружили. Ну да, станет враг там сидеть, дожидаться, небось, уже улепетывает со всех ног. Интересно, кто это? Кто-то из русских? Какой-то невольный свидетель, шальной казачок из разъезда… Если так, то повода для беспокойства нет никакого. А если не так? Если это – кто-то из рижских солдат, чьим-то приказом направленный следить за майором? Так ведь может быть… Кто-нибудь что-нибудь заподозрил. Знать бы теперь, кто… Или – уйти? Вот прямо сейчас, сегодня… Нет! Рановато еще, рано! – Нет никого, господин майор! – вынырнув из кустов, доложил красномордый ополченец. – Сейчас еще спросим у Кристиана, он вперед нас тут был… Кристиан! Эй, Кристиан, ты тут никого не заметил? – Нет, нет, никого, – помотал головой Кристиан, тощий и несколько сутуловатый парень лет двадцати с вытянутым скуластым лицом и светло-рыжею шевелюрой. – Я лично никого не заметил. На левой щеке его, около носа, виднелась небольшая родинка, а так физиономия казалась вполне неприметной, обычной – парень как парень, не красавец, но и не урод. Обычный. Правда, вовсе не лицо его сейчас привлекло внимание Бутурлина. На правом боку солдата Никита Петрович вдруг углядел парочку прилипших остреньких листков – ивовых! Так бывает, когда кто-то лежит на земле, на упавших листьях… Так-та-ак… Видать, не успел отряхнуться… или просто не заметил, не обратил внимания. – Значит, никого не видел, говоришь?