Выпили. Поставив на стол опустевший бокал, виновник торжества поклонился всем присутствующим и даже умудрился, согнувшись через весь стол, поцеловать ручку хозяйке, чему она, несомненно, обрадовалась… а вот сидевший рядом с ней адъютант, суб-лейтенант Вальтер Шульце, бросил на Бутурлина совершенно волчий взгляд. Быстрый такой, исподтишка, с откровенной ненавистью. Ой-ой-ой! А не крутил ли сей молодой хлыщ какие-нибудь шуры-муры с графиней? Ну и что ж, что родственник? Чай, не близкий – седьмая вода на киселе. – А теперь – за нашу любезнейшую хозяйку, обворожительную графиню фон Турн! – очередной тост предложил полковник Кронман. Затем выпили за его королевское величество, за будущую победу, за процветание Риги, за господина генерал-лейтенанта, снова – за его супругу, и опять – за новоиспеченного майора. Выпив и откушав, сели играть. Граф принялся банковать, делал это вполне умело, раскидывая карты, как самый заправский шулер. Играли двое на двое – генеральская чета против полковничьей – со ставкой по два рискдалера. Масти были немецкие – с желудями и прочими овощами-фруктами, хозяевам везло – взяв хороший прикуп на мизерах, фон Турн сорвал весь банк и довольно потер руки. Полковник Кронман лишь вздохнул да поддержал жену – чахлую на вид даму, блондинку лет тридцати пяти, – уступая место следующей паре. Играли навылет, и выбывшую пару тотчас же заменили два капитана из числа приглашенных гостей. Бутурлин в карты не играл – в мастях немецких путался и, самое главное – денег и без того оставалось мало, а испытывать судьбу, полагаясь лишь на волю случая, Никита Петрович не очень-то любил. Вот если б покойный сеньор Рибейруш, старый португальский пират, в свое время научил бы младого лоцмана, кроме танцев и фехтования, еще и шулерским приемам – тогда да, тогда можно было б и сыграть. А так – что уж… баловство одно. Разве взглянуть только – забавно. – А вот мы так! Порхали карты. Смачно хлопались об стол. – Желуди, желуди клади! – Да уж вижу, что желуди! – Эй, эй, господин суб-лейтенант! Извольте-ка не подсказывать, не было такого уговора. Те, кто не играл и не смотрел, выходили в небольшой садик, курили, сидели на лавочке, рассказывая друг другу какие-то смешные истории, и даже подшучивали над хозяевами. – Господа! А знаете, почему наш доблестный генерал всегда в парике? – Потому что лысый! – Нет! Потому что – рыжий! И очень этого стесняется. Правда, голову бреет. Особый цирюльник у него. – Говорите, рыжий? – Еще рыжее, чем дражайшая мадам Элоиза. Посмотрите на его щетину как-нибудь. По новой, недавно пришедшей моде парики носили все достойные уважения люди, имеющие власть и деньги. Не носили только простолюдины, остальные же… Самыми модными и дорогими считались белокурые парики, большие, падающие на плечи и спину, завитые «мелким бесом». Имелся подобный и у Бутурлина, хотя лоцман все же предпочитал отрастить и завить собственную шевелюру, как тоже поступали многие, особенно офицеры. Свои волосы были куда удобнее парика, с головы не слетали, хоть и требовали ежедневного тщательного ухода, подобно холеным боярским бородам на Руси. Господин генерал-лейтенант стесняется своей рыжины? Хм… Что-то не похоже, чтоб этот человек вообще хоть чего-то стеснялся! – Ой, господа, смотрите-ка! Ну, наконец-то они проигрались. К вящему удовольствию собравшейся в саду компании, в больших застекленных дверях, называемых еще «французским» окном, показалась чета хозяев. Граф явно выглядел смущенным, его супруга же нервно теребила веер и что-то выговаривала мужу. Как видно, в проигрыше был виноват именно генерал-лейтенант. Верно, поставил все на кон, рискнул… и вот вам – конфузия! Следом за хозяевами в саду появились и слуги – с бокалами и бочонком. – Вот – правильно, – одобрительно воскликнул Бутурлин. – Не все в духотище сидеть. Надо сказать, погода садовым посиделкам очень даже способствовала. С утра еще накрапывал дождик, но вот сейчас, ближе к вечеру, налетевший ветер разогнал тучи, наконец-то явив миру голубое девственно-чистое небо и солнышко. Надо сказать, солнышко уже принялось припекать, и очень даже заметно. Никита Петрович с удовольствием снял бы парадный камзол, коли бы сие не посчитали неприличным. Впрочем, погода быстро испортилась. Не прошло и получаса после проигрыша графской четы, как небо снова нахмурилось, все вокруг потемнело, и на посыпанные желтым песком дорожки упали первые капли, пока еще робкие, редкие… Глянув на небо, графиня тут же пригласила всех обратно в залу, «на кофе». К тому же еще оставалось вино. – Идите, идите, – помахав гостям, граф взял Никиту под руку. – А вас я попрошу чуть задержаться, господин майор. Надо кое-что обсудить по службе. Да мы быстро, господа! – Ждем, ждем. – И вы тоже останьтесь, господин полковник. Полковник Кронман, лихой рейтар и давний подельник графа, проводив жену, тут же вернулся. – Мушкеты в полном порядке, – наконец, доложил фон Эльсер. – Я лично проверил все. Правда, по калибру это не совсем мушкеты… – Ничего, – полковник спокойно подкрутил усы. – Покупатель у нас уже есть. – И кто это? – живо поинтересовался граф. – Тот, о ком думаю? – Да, Петер Лунд, купчишка из Ревеля. Помните, я вам как-то про него говорил? «Петер Лунд, купчишка из Ревеля, – машинально запомнил Бутурлин. – Надо будет проверить, кто это. Может, и сгодится на что». – Ну, дай Бог, все сладится, – тряхнув пышным завитым париком, генерал-лейтенант азартно потер руки и тут же напомнил о службе: – Русские вот-вот будут здесь, господа! Прошу быть готовым к осаде. – Осада, – саркастически хмыкнул Кронман. – Слава Пресвятой Деве, как приходили в Ригу суда, так и приходят. И датский флот, потеряв пару десятков кораблей, вряд ли у нас объявится. – У русского царя шесть сотен судов, – граф меланхолично покривил губы. Полковник негромко расхохотался: – Да какие это суда, господа мои? Недомерки, способные ходить только по рекам. А ежели они вдруг осмелятся выйти в море… Да хоть в тот же Рижский залив! То… после первой же хорошей волны тут же отправятся на дно! Туда и дорога. – Да, – задумчиво покивал фон Эльсер. – Просчитались они с датчанами, что уж. – То-то и оно, риттер! То-то и оно. Обговорив тайные дела, все трое направились к дому, тем более что и дождик уже накрапывал, пусть не сильно, но неприятно. – Ах, черт, шляпу забыл! – Никита Петрович опомнился лишь на пороге. – Даже не знаю, где… – Черная, модная, с красным страусиным пером? – Ну да, она. – Вроде бы за беседкой, на скамейке, лежала. – За беседкой… ага… Спасибо, господин полковник. – Ничего… Шляпу Бутурлин отыскал быстро – и впрямь лежала себе на скамеечке, под ивой. Хорошая шляпа, три талера стоит, такую жалко было бы потерять. Хорошо что не… Чу! Это кто еще? Услыхав чьи-то приглушенные голоса, лоцман – по старой шпионской привычке – быстро нырнул за иву и прислушался. Говорили двое, и – тихо, явно не хотели, чтоб их услышали. Таились! Ну да, вон, в беседку зашли… Графиня и с ней – щеголь адъютант Вальтер Шульце… бедный родственничек. Ишь ты, уединились, ага… Между тем в беседке послышались страстные звуки поцелуев. Ага-а! Вот оно что! Вон оно как получается. А не раскрыть ли господину генерал-лейтенанту глаза на все эти шашни? Да, пожалуй, нет. Рановато еще. Поглядим. Может, еще и сгодятся на что… хм, полюбовнички! * * * Войско русского царя Алексея Михайловича, а, точнее, передовые отряды его количеством в двенадцать тысяч человек под командованием князя Якова Куденетовича Черкасского, подошло к Риге девятнадцатого августа одна тысяча шестьсот пятьдесят шестого года и встало лагерем в половине шведской мили от города, сиречь – в пяти верстах. Через пару дней подтянулись и все остальные полки, исключая оставленные во взятых крепостях гарнизоны, с этого момента, можно сказать, и началась истинная осада Риги. Сам воевода Черкасский был сыном кабардинского князя и до принятии православия звался Урускан-мурза. Нрава Яков Куденетович оказался храброго, характер имел хоть вспыльчивый, но вполне добродушный, что, в сочетании с умом и приятственной благообразной внешностью, снискало ему немалую популярность при царском дворе и способствовало продвижению на службе государям российским. Начал служить князь еще Михаилу Федоровичу, отцу нынешнего царя, и уже в то время сидел в золотой палате среди стольников на первом месте. Ныне же, в мае месяце сего года было приказано Якову Куденетовичу явиться с войском под Смоленск, а уж оттуда – в Ригу, что князь и проделал со всем своим прилежанием и тщательностью. При приближении русских войск шведский главнокомандующий, граф Магнус Делагарди, приказал немедленно сжечь все пригороды-форштадты, что было поручено в том числе ополченцам – и тут уж Никита Петрович Бутурлин проявил всю свою хитрость. – Разбирайте, ребята, дома, – напутствовал он своих. – А сады-огороды не трогайте. Уйдут русские, на следующий год голодать будем? – Это правильно господин майор сказал, – отправляясь в форштадты, одобрительно кивал молодой ополченец, худой и сутулый портняжка Йозеф Ланс. – У богатых-то шведского хлебца купить деньжат хватит. А у нас? Нельзя сады-огороды жечь. Никак не можно. – А ну, как там московиты спрячутся? – уложив на плечо мушкет, деловито возразил напарник пикинера-портняжки, Ингвар Брамс, сын рижского пивовара и сам пивовар – уж в этом-то семействе деньги водились немалые. – Спрячутся – и что? – уперев в землю тупой конец пики, Йозеф еще больше ссутулился. – Скоро осень, листья опадут – вот и будет всех видно. – Да ты что же! – ахнул пивовар. – Думаешь, до осени осада продлится? – Может, и так, – пикинер покивал и, чуть погодя, со всей важностью добавил: – Я сам слыхал, как об том господин рейтарский полковник говорил нашему господину майору. – До осени точно. А то и до зимы. Дальше московиты не сдюжат – уйдут, как припасы кончатся. Всенепременно уйдут. – Ох, Йозеф, Йозеф… А вдруг и у нас припасов не хватит? – У нас-то не хватит? Да нам подвезут со всей Швеции! Сам король так сказал. И еще велел денег не ждать, но город не сдавать, держаться. – Ну, коли припасы будут… Выдержим!