– Уже партнер, Поф, – сказал Паркли, ударив его по плечу. – А теперь мы займемся расчетом и устройством экспедиции. Я думал, что шхуна годится, но нахожу, что она слишком мала, и поручу капитану Стодвику отыскать хорошее судно и объясню ему в какой-то степени суть дела. – Но не все? – Не все. Теперь, Поф, я хочу просить вас об одном одолжении. – Я от всего сердца сделаю все, что вам угодно, – с восторгом ответил Поф. – Я знаю, – сказал Паркли. – Видите, это важное дело, мой милый, и обеспечит нас обоих, Лоре же очень приличный человек. – Решительно, – сказал Поф, спрашивая себя, к чему клонит Паркли. – Ну, я должен быть с ним очень вежлив, и вы, разумеется. – Конечно. – Кстати, он к вам очень привязался и расхваливает вас до небес. – Неужели? – Да, и послушайте, Поф, ему гостиница надоела, он желает общества. Я не могу пригласить его в свою холостятскую квартиру, и вы очень обяжете меня, если возьмете его к себе. Поф вздрогнул, как будто его ужалила змея. – Ничего не может быть лучше, – продолжал Паркли, который не замечал волнения Дача. – Пригласите его погостить в вашем маленьком домике. Мистрис Поф устроила свое хозяйство так мило и изящно, что он будет у вас как дома. Вы приобретете его доверие, и это будет для нас лучше, чем находиться с ним только в деловых отношениях. Дач чувствовал, что у него закружилась голова. – Я буду приезжать так часто, как смогу, и он станет для нас своим. Время будет проходить для него приятно, и нам нечего бояться, что кто-нибудь другой сделает ему более выгодное предложение. – Да… именно… вижу, – пролепетал Поф, вспомнивший открыто выраженный восторг кубинца его жене. – Ваша жена, – продолжал Паркли, – может гулять с ним, когда вы заняты, а по вечерам у вас будет музыка и шахматы. Может быть, вам придется жить пороскошнее, но вы позволите мне прислать вам вина и сигар. Мы должны устроить все в лучшем виде для него. – Да, разумеется, – рассеянно сказал Дач. – Он здесь приезжий, знаете, и если мы с ним подружимся, то после все пойдет гораздо глаже. – Именно, – опять сказал Дач. – Но как вы задумчивы! О чем это вы думаете? Дач вздрогнул, но, несмотря на свою любовь и доверие к жене, он думал о красивом кубинце, который, поселившись в доме, будет постоянно в обществе его молодой жены, в то время как он будет занят своими ежедневными делами. – Извините, – сказал он, – я показался вам задумчив? – Да! Но все равно, вы это сделаете для меня, Поф? – Конечно, если вы желаете, – ответил Дач, сделав усилие, но ему все представлялось, что фигура кубинца легла мрачной тенью на его жизнь. – Ну да, я этого желаю, Поф, и очень вам обязан. Однако, что скажет ваша жена, когда вы поедете в эту экспедицию? Дач покачал головой. – А я об этом и не подумал, – сказал Паркли. – Бедняжечка, это будет очень прискорбно для нее. Знаете ли что, я хотел было поручить старику Нортону контору. Но я этого не сделаю. Вы останетесь дома. – Мне хотелось бы ехать, – спокойно сказал Поф, – но, как человек женатый, я с радостью останусь. – Оставайтесь, Поф, оставайтесь, – сказал Паркли. Кивнув Дачу головой, он оставил его наедине со своими мыслями. Дач отправился домой в этот вечер мрачный, как туча. Он чувствовал, что обязан исполнить желание своего хозяина, но дрожал при мысли ввести чужого человека в свой священный домашний очаг. – Я сказал, что приму его, – сказал он наконец почти вслух, – но пока еще не поздно. Пусть решит Эстера, и если она скажет «нет», пусть тем и кончится. Недолгая поездка по железной дороге привела его в приятный маленький домик, почти коттедж, с ухоженным садом и лужком. Столовая и гостиная были обведены широкой зеленой галереей, а наверху спальня молодых супругов выходила окнами на настоящее царство вьющихся роз. Дач вздохнул с облегчением, когда увидел, с каким удовольствием встретила его жена, и на целый час забыл о кубинце, разговаривая с женой об их будущем. – Я так люблю этого милого старика Паркли, – вскричала Эстера с восторгом. – А теперь, милый Дач, расскажи мне, о чем это с вами все толкует этот иностранец. Что это с тобой, дружок? – Что со мной! Ничего. Зачем ты спрашиваешь об этом, – сказал Дач, стараясь улыбнуться. – Ты вдруг так побледнел, как будто тебе сделалось дурно. – Неужели? Нет, ничего, только мне немножко досадно. – Могу я узнать отчего? – Ну, душечка, – сказал Дач, играя ее мягкими волосами и привлекая ее к себе на колени, – мистер Паркли хочет оказать особенное внимание этому кубинцу, этому мистеру Лоре. – И желает, чтобы мы пригласили его сюда, – прибавила Эстера, и на минуту выражение неудовольствия пробежало по ее лицу. – Да. А ты откуда знаешь? – вскричал Дач, удивленный ее словами. – Я сама не знаю, – ответила Эстера, улыбнувшись, – я инстинктом угадала, что ты хочешь сказать. – Но ведь мы не можем пригласить его сюда, – поспешно сказал Дач. – Это будет неудобно для тебя. Она помолчала, и горячий румянец разлился по ее лицу. Муж смотрел на нее пристально, потому что, очевидно, в ней происходила борьба, и она не решалась что сказать. Потом, к его великой досаде, она ответила: – Мне кажется, нам нельзя отказывать мистеру Паркли, дружок. Мне сначала это не понравилось, мистер Лоре произвел на меня неблагоприятное впечатление. Но, – продолжала она, – я не сомневаюсь, что мы его очень полюбим, и нам надо сделать все возможное, чтобы ему было приятно погостить у нас. Дач молчал и хмурился несколько минут; но потом он взглянул на милое личико, находившееся перед ним, и устыдился своих сомнений и фантазий. – Ты права, душа моя, – сказал он весело. – Неприятно, что посторонний человек вотрется между нами и испортит наши вечера; но это будет ненадолго, и он предложил такое предприятие, которое может принести нам значительную сумму. – Я сделаю все, что могу, – вскричала она весело. Потом она села за фортепиано, и голос ее подействовал на Дача Пофа, как мелодии Давида действовали на взволнованную душу Саула. Когда молодой человек, откинувшись на спинку кресла, слушал свои любимые арии, слезы выступали у него на глазах, и ему казалось, что злой дух, терзавший его грудь, был изгнан и что жестокие сомнения и страхи были настоящим кощунством по отношению к чистой, нежной женщине, которая любила его всей душой. И он проклинал свое безумство, обещая себе никогда более не позволять таким фантазиям терзать душу. Целый час сидели они так, она пела нежным, тихим голосом балладу за балладой, которые любил ее муж; а он лежал задумчиво, упиваясь своим счастьем, и благодаря Бога за свою судьбу. Он пробудился от мечтательности прикосновением мягких горячих губ к его лбу. – Заснул, дружок? – шепнула Эстера. – Заснул? Нет, – ответил он тихо, прижимая ее к своему сердцу. – Я вижу наяву, моя дорогая, что я счастливейший человек, обладая твоей нежной истинной любовью. Говоря это, он поцеловал ее кроткое личико, засиявшее нежной улыбкой, и Эстера крепко обняла его и прижалась к его груди. Глава V. Сон наяву На следующий день, после продолжительного разговора, в котором Лоре принимал живое участие и в котором шла речь о запасах оружия для защиты от индейцев, подъемных и водолазных аппаратах и тому подобном, кубинец переехал в коттедж Дача. В этот первый вечер молодой человек опять увидел на лице, черноволосого, пылкого южанина восторг, который он испытывал при виде белокурой молоденькой англичанки. Эстера была такая молоденькая, что казалась девочкой, очень мало похожей на хозяйку дома. Молодой муж почувствовал опять жало ревности, сидя в тени своей хорошенькой гостиной и видя, как их гость порхает около фортепиано, за которым поет Эстера, и окружает ее бесконечным вниманием и комплиментами, которые никогда не пришли бы в голову англичанину. «Я ревнивый дурак и больше ничего, – сказал себе Дач, – и если я буду продолжать таким образом, то я буду несчастнейший человек все время, пока он будет здесь. Я этого не хочу. Она прелестна, Господь с ней! И не один мужчина не может видеть ее без восторга. Я должен гордиться этим, а не досадовать, потому что, разумеется, он выказывает свое восхищение по-иному. Англичанин держал бы себя иначе; но какое я имею право воображать, что этот иностранец, мой гость, позволит себе неблагородные мысли? Вот теперь все прошло!» Он тотчас повеселел. Лоре подошел к нему с приятной улыбкой, предложил партию в шахматы, и вечер удался. Дни проходили довольно быстро. Дач Поф постоянно упрекал себя, что был несправедлив к гостю и жене, позволив дурным мыслям забраться в сердце; и чтобы отогнать эти фантазии, он прилежнее прежнего занялся приготовлениями к путешествию, не сознаваясь себе, однако, что его побуждает к этому желание отвязаться от своего гостя. – Не высокого я мнения об этих чужестранцах, – сказал однажды Расп, когда после более короткого пребывания в конторе, чем обыкновенно, Лоре горячо пожал руку Дачу и вернулся в котедж. – Как он нравится мистрис Поф? Дач вздрогнул и сказал спокойно: – Не продолжить ли нам укладывать этот воздушный насос, Расп? Позовите-ка сюда двух человек. – Я сам знаю, – заворчал старик, – что укладываться надо, а все-таки скажу, что будь я женат на красивой женщине, не пустил бы я к себе в дом черноглазую, напрысканную духами иностранную обезьяну. – Ах ты дерзкий старичишка! – закричал Дач вне себя от ярости и схватил старика за горло, но тотчас же выпустил его. – Я прошу вас никогда не говорить со мною таким образом, – прибавил он. – Как вы смели? – Не буду больше, мистер Поф, я не имел намерения оскорбить вас. Я только сказал, что думал. Мне неприятно, что этот чужестранец так и рвется поскорее к вам, когда ему следует быть здесь и смотреть за приготовлениями.